<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но мы теперь знаем, что Хайдеггер все же внес изменения в текст 1935 г., когда готовил его к новой публикации. Начать с того, что на месте более конкретных "внутренней правды и величия национал-социализма", которые присутствовали в изначальной лекции, появились более общие "внутренняя правда и величие этого движения". Ассистент, помогавший ему готовить гранки для публикации, заметил эту фразу, не сопровождавшуюся никаким пояснительным комментарием, и попросил Хайдеггера убрать ее. Хайдеггер ответил, что не сделает этого. Однако через несколько недель Хайдеггер все же изменил текст, ничего не сказав своему ассистенту. Он убрал прямое упоминание "национал-социализма" и заменил его более общим термином "это движение". Он также поместил в предисловие пояснительный комментарий про технологию. Хайдеггер до самой своей смерти уверял, что никогда не изменял текст этой лекции. В 1966 г. он повторил это утверждение в интервью журналу "Шпигель". Позднее была предпринята попытка окончательно внести ясность в этот вопрос и найти оригинальную рукопись лекции 1935 г. Страницу, на которой была вызвавшая дискуссию фраза, разыскать не удалось [6].

Те же методы - сокрытие доказательств, увертки и фальсификации - были использованы целыми легионами толкователей и апологетов Хайдеггера. До появления эпохальной книги Фариаса они в целом успешно предотвращали появление любого критического анализа самих идей Хайдеггера и их соотношения с его политической деятельностью. Забавная страница была вписана в эту историю теоретиком деконструктивизма Полем Де Маном (De Man). Де Ман в 1960-е гг. сделал немало для ознакомления американской интеллигенции с трудами Хайдеггера. Но в конце 1980-х гг. появились посмертные откровения о том, что руки Де Мана были не вполне чисты. Во время Второй мировой войны в оккупированной Бельгии он сотрудничал с нацистами и на этой почве написал несколько антисемитских статей для одного литературного журнала, который финансировали нацисты. После публикации сочинений Де Мана, относящихся к военному времени, разгорелась оживленная дискуссия о связи между его деятельностью в годы войны и его более поздними трактовками деконструктивизма [7].

Еще более злополучным защитником Хайдеггера оказался французский переводчик Жан Бофрэ (Beaufret). Бофрэ, бывший участник Сопротивления, перед своей смертью в 1982 г. опубликовал несколько томов бесед с Хайдеггером. На протяжении 35 лет он был самым стойким защитником Хайдеггера во Франции. Репутация бывшего бойца Сопротивления придавала дополнительный вес его попыткам защитить бывшего нациста. Но, похоже, что в случае Бофрэ еще очень многое остается неясным. Некоторое время он был тайным почитателем Робера Форрисона (Faurisson), одиозного историка - ревизиониста, который изучал Холокост. Бофрэ, как и Форрисон, отрицал сам факт Холокоста вообще, и газовые камеры в частности. В письме, отправленном Форрисону, содержится следующая фраза Бофрэ:

"Я полагаю, что со своей стороны я прошел примерно тот же путь, что и Вы, и теперь меня подозревают в том, что я выражал некоторые сомнения [относительно существования газовых камер]. К счастью для меня, об этом говорили только устно" [8].

Репутация Бофрэ никогда не ставилась под сомнение, пока в конце 1980-х гг. Форрисон не опубликовал его письма.

В качестве составной части своей кампании по "связям с общественностью" Хайдеггер и его сторонники особенно сильно хотели добавить к общему списку свидетельства немецких философов еврейского происхождения, которые сами пострадали при нацистах. С этой целью Ханну Арендт, известного философа и немецкую эмигрантку, настойчиво приглашали написать эссе для антологии во славу Хайдеггера, готовившейся к его восьмидесятилетию. Статья Арендт, озаглавленная "Хайдеггеру - восемьдесят", содержит тайный намек на политическую деятельность Хайдеггера:

"Теперь все мы знаем, что Хайдеггер поддался искушению оставить свою "обитель" и погрузиться в мир людских деяний. Что касается мира, то ему пришлось увидеть кое-что похуже, чем увиденное Платоном, ведь тиран и его жертвы находились не за морем, а в его собственной стране. [Имеется в виду недолгое пребывание Платона в Сиракузах. Он надеялся повлиять на сиракузского тирана Дионисия. После этого сравнительно краткого эксперимента и попыток смягчить правление Дионисия, добавив некую долю разума, Платон вернулся в Афины, сделав вывод, что его стремление приложить теорию к практике потерпело провал - А.С.]. Что касается самого Хайдеггера, то здесь, я полагаю, дело обстояло иначе. Он был слишком молод, чтобы извлечь уроки из шокирующего столкновения, которое, после десяти месяцев лихорадочной активности, заставило его тридцать семь лет назад вернуться в свою обитель, и чтобы мысленно переработать полученный опыт..."

"Мы, стремящиеся почитать мыслителей, даже если сами обитаем в миру, вряд ли удивимся и тем более придем в негодование от того, что Платон и Хайдеггер, погрузившись в мир человеческих деяний, обратились к тиранам и фюрерам. Этот факт должен быть отнесен не на счет обстоятельств эпохи, и уж, конечно, не на счет проявлений характера, а, скорее, к тому, что французы называют профессиональной деформацией(deformation professionelle). Ведь влечение к тирании может быть в теоретическом плане показано на примере многих философов (великое исключение представляет собою Кант). И если такая склонность не прослеживается в их поступках, то это происходит лишь потому, что очень немногие из них были готовы выйти за пределы "способности удивляться простым вещам" и "превратить это удивление в свой подлинный приют" [9].

Согласно юридическому заключению, представленному Арендт, прискорбная оплошность Хайдеггера не может объясняться ни обстоятельствами, при которых он жил, ни его характером, и, конечно же, не перекликается с его идеями. Тот факт, что Хайдеггер стал нацистом, для обозначения чего она находит эвфемистическую формулировку "поддался искушению оставить свою "обитель" и погрузиться в мир людских деяний", может быть увязан с одним лишь профессиональным риском занятия философией. А если другие философы не пошли по такому же пути, то это объясняется тем фактом, что они не относились к труду мыслителя столь же серьезно, как Хайдеггер. Они не были готовы "превратить это удивление в свой подлинный приют".

Высказывание Арендт замечательно своим полнейшим бесстыдством. Она ухитряется представить Хайдеггера жертвой, которая пострадала от величия собственной мысли. Сказать, что "ему пришлось увидеть кое-что похуже, чем увиденное Платоном", - это равнозначно утверждению, что им играли силы, которые были вне его контроля, что он не несет ответственность за свои поступки. Словно бы признавая абсурдность собственной позиции, Арендт переносит этот довод из основного текста в длинную пояснительную сноску. В этой сноске она переходит от высокой риторики своих рассуждений о Платоне к некоторым более конкретным вопросам, касающимся дела Хайдеггера. Она обращается к теме изначальной невиновности и политической наивности Хайдеггера и пишет так: "... Суть дела в том, что Хайдеггер, как и многие другие немецкие интеллектуалы его поколения, нацисты и антинацисты, никогда не читали Майн кампф" [10].

На самом же деле есть серьезные основания предполагать, что Хайдеггер не только читал гитлеровский опус, Майн кампф, но и одобрительно к нему относился. Том Рокмор (Rockmore) убедительно писал о том, что в речи Хайдеггера, произнесенной по вступлению в ректорскую должность, "многочисленные упоминания о битве задуманы как явная ссылка на одиозную гитлеровскую идею борьбы за исполнение предначертанной судьбы немецкого народа, сформулированную в Майн кампф" [11].

В заключительной части своего комментария Арендт пытается побить критиков Хайдеггера их же оружием и выставляет на всеобщее обозрение легенду, сконструированную самим Хайдеггером, о его искупительном поведении, которое последовало за "ошибкой".

"Хайдеггер исправил свою "ошибку" быстрее и более решительно, чем многие из тех, кто позднее осуждал его - он пошел на гораздо больший риск, чем это было принято в литературной и университетской жизни Германии того периода" [12].

Уже в 1971 г. Ханна Арендт знала или, по крайней мере, должна была знать нечто большее, чем ту сказку, на которую она ссылается в этой неловкой апологии. Она, несомненно, знала, например, о переиздании Хайдеггером в 1953 г. того эссе, в котором рассматривалась "внутренняя правда национал-социализма". Благодаря своей дружбе с Карлом Ясперсом она знала также о недостойном поведении Хайдеггера в отношении Ясперса и его жены-еврейки. (Хайдеггер прервал все личные отношения с Ясперсом и его женой вскоре после того, как стал ректором. Только после войны он попытался восстановить эти личные контакты. Несмотря на эпизодическую переписку, два философа так и не смогли вернуться к прежним личным отношениям из-за того, что Хайдеггер не захотел отречься от своей прежней поддержки нацизма).

Упоминание "гораздо большего риска", на который он шел, а также "духовной оппозиции" Хайдеггера по отношению к нацизму, являются отголосками собственных фабрикаций Хайдеггера, относящихся к послевоенному периоду. Почему же Ханна Арендт, известный либеральный оппонент нацизма, с такой страстью пыталась спасти репутацию Хайдеггера? Об этом можно только догадываться. Возможно, в этом проявилась доля лояльности к своему бывшему учителю, лояльности, которая была поколеблена, но не была разрушена нацистскими репрессиями и годами изгнания. (Некоторое время она находилась в нацистской тюрьме. Позднее, когда началась война, она попала на территорию оккупированной Франции, откуда ей удалось бежать). Самое доброжелательное толкование ее гротескных попыток защитить Хайдеггера заключается в том, что она отвернулась от той правды, которой не могла смотреть в глаза.

Когда сочинение Фариаса появилось на прилавках магазинов, это просто наэлектризовало атмосферу в среде последователей Хайдеггера во Франции. На протяжении девяти месяцев, что последовали за публикацией в октябре 1987 г. его книги Хайдеггер и нацизм, было издано не менее шести исследований по теме отношений Хайдеггера и нацизма. И этому не надо удивляться. В конце концов, ведь именно во Франции влияние Хайдеггера пустило наиболее глубокие корни за весь послевоенный период. Французская дань Хайдеггеру простирается от экзистенциализма Сартра в первые послевоенные годы до более поздних волн структурализма, постструктурализма и деконструктивизма, которые ассоциируются с Клодом Леви-Строссом, Мишелем Фуко (Foucault) и Жаком Деррида. Собственной интерпретацией отношения Хайдеггера к нацизму отметились также Жан-Франсуа Лиотар (Lyotard) и Жан Бодрияр (Baudrillard).

Отклики на книгу Фариаса можно, в широком плане, поделить на три основные группы. Первая - это безусловная защита Хайдеггера со стороны самых ортодоксальных хранителей его пламени. Эту группу представляет Франсуа Федье (Fedier), который после смерти его учителя Бофрэ превратился в главного защитника Хайдеггера среди французов. Федье продолжает отрицать, что у Хайдеггера были какие-либо проблемы с нацизмом и просто обходит стороной период ректорства, как увлечение молодости, не имеющее отношение к хайдеггеровской мысли. Ответ Федье в свете фундаментального материала, содержащегося в книге Фариаса и позднейших публикациях, не вызывает особого доверия, кроме как в среде самых ревностных служителей хайдеггеровского культа.

Вторая разновидность откликов, представленная Деррида и его последователями, в целом признает, что с философией Хайдеггера что-то было неладно, раз она позволила ему реализоваться в нацизме. Однако Деррида пытается побить Фариаса его же оружием и утверждает, будто конечной причиной обращения Хайдеггера к нацизму было то, что он сам к 1933 г. еще не сумел избавиться от "дохайдеггеровского" образа мышления, прежде всего, от рационализма и гуманизма. Когда Хайдеггер после своего "поворота" 1935 г. смог освободиться от "метафизики", тогда, по извращенной логике Деррида, его философия стала наилучшей формой антинацизма.

Эту порочную трактовку надлежащим образом довел до логического завершения один из учеников Деррида, Лаку-Лабарт (Lacoue-Labarthe), сказавший, что "нацизм есть гуманизм". Он подразумевал, что философские основания, на которых держалась просветительская традиция гуманизма, имели своим следствием преобладание человеческого начала, поставленного на службу всеохватывающему универсальному тоталитаризму. Подобная мысль стала общим достоянием для Деррида, Лаку-Лабарта и их последователей. Утверждение о том, что нацизм есть лишь иное проявление просветительского универсализма, недавно прозвучало у американских авторов Алана Милчмена (Milchman) и Алана Розенберга (Rosenberg). По их словам, "этот принцип осведомленного разума, являющийся основой расчетливого мышления, в своей тоталитарной и империалистической форме может рассматриваться как метафизическая основа, которая и сделала возможным Холокост" [13].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Студентке фрайбургского университета
Ушел с должности ректора фрайбургского университета образом нацизма
Стайнер А. Дело Мартина Хайдеггера, философа и нациста истории философии 6 философии
Стайнер А. Дело Мартина Хайдеггера, философа и нациста истории философии 4 времени