<<<     ΛΛΛ     >>>   

Религия в своих лучших проявлениях доросла до признания либеральных гуманистических и демократических ценностей. Нельзя не видеть, что теистические религии, если считать их таковыми сообразно их букве, способны на некоторые добрые дела. Но они становятся опасными, когда претендуют на абсолют и тщатся управлять обществом или навязывать несогласным свою волю, когда отрицают ценности плюралистического, открытого и терпимого общества, в котором признавалась бы свобода каждого верить или не верить.

Подобные же обвинения модернизму предъявляют ныне постмодернисты. Эта критика зачастую идет от левых и особо распространена на гуманитарных и социологических факультетах высшей школы. Критики этого толка набрасываются на философов Просвещения, в которых они склонны видеть представителей апогея модернизма. Более того, они клеймят гуманизм и его идеалы личной свободы и автономии. Похоже, в этом постмодернисты возвращаются к нигилистическому скептицизму. Они утверждают, что объективных научных методов не существует, что наука лишь предлагает собственный набор мифов и метафор для объяснения реальности, связана с репрессивными социально-политическими структурами и выражает взгляды "упертых реакционеров" ("dead white males") Запада. Постмодернисты не верят ни в прогресс человека, ни в какой-либо морально-политический проект его духовной эмансипации. У них, как, например, у Хайдеггера, на подозрении и польза технологий, и преимущества демократии. Они заявляют, что эпоха модернизма подходит к концу.

Таким образом, перед нами четыре основных противоречащих друг другу парадигмы. Первая - предмодернистская (premodern), вторая модернистская (modern), третья - постмодернистская (postmodern), и четвертая - это новая пост-постмодернистская (post-postmodern) парадигма, возникшая вместе с информационной революцией.

Парадигма предмодернистская восходит главным образом к религиозным традициям. Она коренится в аграрном и родовом прошлом человека. Ее космогония и моральные ценности представляются как внушенные Богом, а свидетельства ее истинности дают нам пророки христианства, иудаизма, ислама, индуизма или буддизма. Социальная структура общества, наиболее адекватная этим религиям - патриархальная и авторитарная, в которой священнический класс связан с правящей олигархией. Высшая форма культуры - духовная, поэтическая, литературная. Время от времени эти традиции пытаются выразить себя и в философских учениях, стремясь согласовать веру с разумом.

Предмодернистская парадигма возникла до рождения современной науки, т. е. до тех интеллектуальных революций, которые произвели Коперник, Дарвин и науки о поведении, расширив наши представления о природе и указав место человеческого рода на эволюционной лестнице. В этой парадигме Земля была центром вселенной, а Бог, творец всего сущего, осмыслялся в антропоморфных и антропоцентрических терминах: Он любит нас, а мы в свою очередь обязаны любить Его. Главное назначение человека - бояться Бога, полностью подчиняться Его всемогуществу, блюсти Его заповеди. Доля человеческая в этом мире - обычно ничтожна и жалка, исполнена тяжких трудов, слез и скорбей. Все наши упования на избавление от страданий - в смирении. Только одною верой мы можем заслужить рая, обетованного Библией или Кораном. Вся культура, ее искусство и поэзия, философия и образование, укрепляла нас в этом взгляде на смысл жизни и божественный миропорядок.

V

Явственным в модернистской парадигме было сомнение в смирении и вере как всеобъемлющем смысле и цели человеческого бытия, как базовых собственно человеческих ценностях. Начиная с Ренессанса, люди переходили от задач духовных к делу созидания светского града (secular city), в котором бы человеческое, а не религиозное счастье почиталось высшим благом. Эта нравственная позиция подпитывалась заново открываемыми великими классиками языческой литературы. Последняя резко контрастировала с наличными религиозными ценностями. Силы, способствующие обмирщению общества, пытались освободить личность от власти церкви. Здесь зародилось понимание того, что методы науки, обращение к разуму и эксперименту, суть вернейшие способы описания и объяснения природы. Естественные, а не оккультные причины правят миром. Больше того, согласно предсказанию Френсиса Бэкона, добытое таким образом знание должно стать великим источником нашей силы, ибо научное понимание природы может служить и практическим целям.

Плодом научного мировоззрения явилась индустриальная революция. Она породила век техники, в котором человеческий труд стал вытесняться механическим - ветряными мельницами, паровыми машинами, электрической и ядерной энергией. По мере преобразования производительных сил, человеческие существа начинают избавляться от проклятия изнуряющего физического труда. К концу второго тысячелетия, зеленая революция властвует уже на большей части сельскохозяйственных угодий в мире. Благодаря использованию современных методов производства и селекции, в развитых странах лишь два-три процента населения оказались занятыми непосредственно крестьянским трудом. Освоение европейцами океанов привело к контактам с различными культурами, языками и религиями. Это толкало людей к пробуждению от бездумного принятия исключительно собственных сакральных представлений о мире. Развитие торговли вело к возникновению крупных городов. С открытием новых континентов начинается широкомасштабная миграция - исследуются и заселяются Северная и Южная Америка, Австралия и Новая Зеландия, Африка и побережье Азии. Мир становится единым сообществом народов; ни один его уголок не остается вне досягаемости. Вместе с тем, по мере того как прежде замкнутые культурные этнические анклавы выходят на мировой простор, осваивая все новые рубежи, рождаются и все те проблемы, которые связаны с быстрым ростом населения, эксплуатацией и истощением природных ресурсов.

Современный мир смог воспользоваться плодами медицинской науки и техники. Оказалось возможным лечить ранее неизлечимые болезни, смягчать физическую боль, продлить сроки жизни. Развитие промышленности ведет к росту потребления всех слоев человеческого общества, поднимает уровень благополучия и качество досуга, дает человеку возможность путешествовать. Все это способствует размыванию расовых, религиозных и этнических различий. Однако с возникновением новых этнических общностей и национальностей - американцев, канадцев, бразильцев, австралийцев etc. - встал важнейший вопрос (его задают защитники равно предмодернистской и постмодернистской парадигм): не пала ли модернистская парадигма, не идет ли на смену ее гегемонии какая-то иная, и если да, то что она нам предложит? Будет ли это мультикультурная парадигма, в которой отдельные и замкнутые религии и традиции отстаивают свою особенность и конкурируют между собою? Будет ли она настроена против науки и/или разума? Суждено ли новой религиозности вытеснить натуралистически-материалистическую, светскую и гуманистическую духовную основу эпохи модерна?

Подобные ожидания имели место на рубеже XIX - XX вв., когда многие христиане полагали, что христианство в скором времени покончит со всеми прочими мировыми религиями. Это было связано с западноевропейской колониальной экспансией, позволившей христианским миссионерам проникать во все уголки земного шара. Процесс этот начался четырьмя столетиями раньше, когда Колумб открыл Америку и последующие волны исследователей и иммигрантов принесли свои религиозные верования на новые континенты Северной и Южной Америки - вместе с достижениями науки, техники и демократическими идеями. К берегам Африки, Индии, Азии, Австралии причаливали суда; мигранты стремились занимать новые малонаселенные земли и обращать аборигенов в католицизм или протестантизм. К началу ХХ в. европейский империализм царит повсюду. Религии туземных народностей Северной и Южной Америки в основном погибли; Индия лежит поверженной, Китай оказывается под властью Запада.

Великие перемены происходят в двадцатом веке, когда Россия отвергает православие и обращается в коммунистическую веру. Марксизм-ленинизм и атеистическое вольнодумство идут рука об руку, противостоя как капитализму, так и традиционным религиозным институтам. В первую мировую войну Оттоманская и Австро-венгерская империи терпят крах и вынуждены оставить большие секторы Восточной Европы, страны которых обретают независимость (Югославия, Чехословакия etc.), а страны Среднего Востока превращаются во французские или английские протектораты (Сирия, Ливан, Египет etc.).

До первой мировой войны на европейском и американском континентах происходят новые изменения: возникают и растут религиозные меньшинства. Обширная эмиграция российских евреев, ирландских, польских и итальянских католиков в Соединенные Штаты бросает вызов доминированию англосаксонского протестантского истеблишмента. Начавшийся со времен второй мировой войны наплыв иностранных рабочих и беженцев ведет к образованию значительных мусульманских, индуистских и буддистских меньшинств во всех крупных европейских странах - Франции, Германии, Англии, Голландии etc. То же наблюдается в Соединенных Штатах, где азиатские религии, скажем, такая как буддизм, - пленяют молодежь и интеллектуалов. И обратно, во многих странах мира новые корни пускает христианство. Свидетельство этому - весьма влиятельные протестантские и католические меньшинства Кореи и Вьетнама и (не столь значительные) христианские меньшинства в Индии и Китае. Больше того, возродившийся воинственный ислам вновь приступает к обращению "неверных", - так фундаменталисты отвечают на демократические и светские идеи, занесенные в Азию и Африку европейцами и американцами. Мусульманские меньшинства на территориях бывшего Советского Союза и Югославии добиваются создания собственных независимых государств. Повсеместно продолжается бурная миссионерская деятельность.

После второй мировой войны создается Организация Объединенных Наций. Хотя в ней доминируют крупные державы, вновь возникающие страны получают право голоса. Соответственно формируются и новые блоки - такие как "третий мир" или "арабские государства". По завершении холодной войны и с появлением множественных центров влияния жесткое разделение мира на западный капиталистический и коммунистический блоки ослабевает. Несмотря на то, что Соединенные Штаты и считаются доминирующей сверхдержавой, развитие новых европейских институтов оспаривает их мировую гегемонию.

С развалом Советского Союза и его восточноевропейской империи протестантские миссионеры получают доступ в эти страны, а также интенсифицируют свою деятельность в Африке, Азии, Центральной и Латинской Америке. Одновременно с этим индуистский фундаментализм противостоит индийскому светскому государству и вместе с тем объявляет войну сикхам и мусульманам. В Израиле создается сионистское государство (1948), в котором партии религиозных ортодоксов участвуют в борьбе за власть против светски настроенных евреев. В России и Восточной Европе возрождается православие. И Ватикан, со своими консервативными теологическими доктринами вновь тщится подчинить Европу религиозному влиянию, во многом отходя от духа послания "Ватикан II".

Итак, мы видим перед собою полицентрический религиозный мир, в котором многие крупные религии противостоят друг другу. По временам их противостояние перерастает в ожесточенные войны, в которых торжествует дух ксенофобии и фанатизм. Он, этот дух, витает над мусульманами, индуистами и буддистами в Кашмире и Пенджабе; над индуистами и буддистами в Шри-Ланке; над иудеями и мусульманами в Израиле; над протестантами и католиками в Северной Ирландии; над хорватами-католиками, хорватами-мусульманами и православными сербами в Югославии, etc.

Зададимся вопросом: можно ли вообще погасить эти межкультурные этно-религиозные страсти? В состоянии ли светский гуманизм предложить некие общие этические и политические принципы, на которых могли бы примириться нынешние "партии раздора"? В этом - насущная задача XXI века. XIX и XX столетия явились свидетелями постоянных волн идеологического и религиозного миссионерства и последующих смен парадигм - от воинствующего коммунизма до рыночного капитализма, от евангелического христианства до ислама, буддизма и индуизма. Без сомнения, сходные процессы будут наблюдаться и в двадцать первом столетии. И, как я полагаю, скептицизм и светский гуманизм будут играть в них определяющую роль.

Хотел бы особо подчеркнуть, что, хотя европейские религии и распространились по всему миру, не отставали от них и гуманистические идеалы. Так, отцы-основатели Америки находились под влиянием идей Просвещения; они опасались церковного засилья, и конституция Соединенных Штатов отражает этот факт. Сходным образом, идеалы Французской революции и промышленной революции вдохновляют людей по всему свету. Маркс и Энгельс (ныне, впрочем, дискредитированные), пытались воплотить в жизнь базовые этические идеалы Просвещения, веря в то, что человеческие существа властны над собственной судьбой. Юрген Хабермас полагает, что "проект Просвещения" не был воплощен в жизнь даже частично. И причина этого, по его мнению, кроется не в каком-то внутреннем изъяне модернистской парадигмы, а в недостатке нашей воли ее применять и развивать. Таким образом, мы сталкиваемся с новым вызовом: смены парадигм не возникают сами по себе, они суть результат человеческой решимости, усилий и страстной преданности делу. Что произойдет в следующие десятилетия или столетия - зависит от того, как мы ответим на будущие ситуации, от того, что мы в силах реализовать сами. К этому я бы добавил надежду на то, что народы бывшего Советского Союза и Восточной Европы не впадут в отчаяние и цинизм. Пусть утопические иллюзии развеялись (а так оно и вышло). Но это не значит, что с ними развеялись и все возможности создать лучший мир.

Третья, постмодернистская парадигма, как мы видели, скептически настроена по отношению к разуму, науке, гуманизму и правам человека. Она отбрасывает большинство идеалов Просвещения. Смею утверждать, что эта парадигма неизбежно изживет сама себя, ее собственные пророчества самоубийственны, ибо она не предлагает человечеству никакого социального и нравственного проекта эмансипации и самореализации.

VI

Ныне рождается четвертая, пост-постмодернистская парадигма. Она пост-индустриальна по духу и основывается на информационной революции, а также на тех новых драматических реалиях земной цивилизации, в которых мы, члены единой человеческой семьи, принимаем участие. Новая парадигма идет дальше Просвещения восемнадцатого века, хотя и зиждется на заложенных им основаниях, в особенности на вере в человеческие силы и прогресс. Информационный век своим стремительным, поистине захватывающим дух броском преодолевает и вытесняет постмодернистский пессимизм уходящего ХХ века. Грядущая парадигма в строгом смысле слова гуманистическая, ибо, уходя от религиозных вопросов, она обращается к заботам о собственно человеческих желаниях и нуждах, сосредоточивает свою энергию на способах достижения человеческого счастья в этом, а не в "ином" мире. Она созидает свой светский град, т. е. стремится отделить церковь (мечеть, храм) от государства, политику от религии, область моральную от области религиозной. Она и демократическая, поскольку подчеркивает достоинство и ценность каждой личности, хочет расширить пространство человеческой свободы, верит в социальную справедливость, равенство и законность, надеется обеспечить каждому индивиду возможности достижения благополучия. Она мирская, естественная и в этом смысле натуралистическая, ибо стремится применять методы науки и разума к познанию природы и решению человеческих проблем. Она скептическая, ибо сомневается в любых положениях, которым недостает аргументов или фактических свидетельств. Она подчеркивает роль образования и критического мышления как лучших двигателей общественного прогресса. Она универсальна, ибо, поднимаясь над узкими местническими интересами людей, стремится создать мировое сообщество, основанное на планетарной этике. Она также оптимистична и реалистична, ибо обладает определенной уверенностью в способности людей решать свои проблемы, опираясь на собственный рассудок. Она поощряет добрую волю. Силовому решению она предпочитает искусство договариваться, находить компромиссы и мирные решения конфликтов. Она учит не впадать в настроение пассивного всеприятия или смирения, но надеется пробудить в людях добродетель мужества, - мужества преодолевать обстоятельства и достигать целей, в достоинство которых мы верим. Отнюдь не погружение в трагические измерения человеческого бытия, не страх и не отчаянье отличают гуманиста, но тяга ко всему лучшему, чего мы только способны достичь, проще говоря, деятельное стремление к изобильной, счастливой и достойной жизни для себя самих и наших собратьев по человеческому роду.

Светское гуманистическое мировоззрение является кульминацией модернизма, но притом оно - новая парадигма, поскольку идет дальше, отбрасывая деизм во всех его формах и составляя единое целое с информационно-космическим веком. Это мировоззрение уже оставило глубокий след в человеческой цивилизации, однако, до полного достижения своих целей ему предстоит еще долгий путь. Ведь сколько вокруг отрицателей - тех, кто оглядывается на ретроградные доктрины спасения, опирается на древние окаменевшие догмы и тщится остановить человеческий прогресс. Сталкиваемся мы и с новыми формами романтического противостояния рационализму - в основном со стороны художественной элиты, не принимающей науку, страшащейся разума, почти или вовсе не верящей в способность людей справиться со своими жизненными задачами. Постмодернисты и нигилисты, последователи Хайдеггера, питают отвращение к технике. Но не пользоваться ее плодами или пытаться сдерживать ее развитие - значило бы пятиться назад, к временам дикости. Бесспорно, что техникой можно пользоваться дурно, но она же и позволяет расширить наше познание природы, способствует благополучию человеческой цивилизации. Технику можно использовать, чтобы строить газовые печи, как для выпечки хлеба, так и для сжигания невинных людей в фашистских лагерях смерти. Ядерная энергия высвобождена ради мирных целей, хотя ядерные технологии используют и милитаристы, создавая оружие массового уничтожения. Гуманизм ориентирован на жизнь. Он признает науку и технику, но всегда имеет в виду нравственные ценности - человеческое достоинство, терпимость, миролюбие. Лучше сесть и подумать сообща, чем яростно отстаивать свои различия. Гуманизм призывает к этике, основанной на принципах. Набор средств, который мы намереваемся употребить для достижения своих целей, всегда должен быть ограничен нравственными соображениями.

Реальность такова, что на современной мировой арене соперничают, претендуя на приоритет в будущем, множество парадигм. Светская гуманистическая перспектива - лишь одна среди них, и, я думаю, именно она наиболее благоприятна. Что дает мне право так говорить?

Во-первых, то, что именно наука и разум снабдили нас самыми надежными методами постижения природы и преодоления возникающих трудностей и конфликтов. Какая из ныне существующих парадигм лучше накормит нас, распознает и излечит болезни, даст наилучшие средства для полнокровной жизни большей части человечества? Смею утверждать, что логика и факты суть лучшие способы проверки наших гипотез, а отнюдь не мистика, поэзия, интуиция, вера, чувство или традиции. Мне без сомнения возразят, что перечисленные подходы играют важную роль в человеческой жизни, и я этого не отрицаю. Безусловно, чувство и страсть должны сопровождать деятельность рассудка. Но это никак не значит, что следует полностью отказаться от научного исследования действительности. Постмодернизм, бесспорно, нащупал некоторые существенные моменты в своей критике абсолютистских форм рационализма прошлого. Злосчастное вовлечение науки могущественными политическими и экономическими силами в сферу своих корыстных интересов может лишь вызывать сожаление. Надо использовать плоды научного и технического прогресса мудро и человечно, а не отказываться от них.

Во-вторых, гуманизм сделал возможными нынешние демократические перемены. Эти последние основываются на идее открытого общества и базовой ценности человеческой свободы, включая свободу совести. Гуманизм и демократия идут рука об руку, и демократический образ жизни лучше всего оправдывает себя теми благами, которые он несет человечеству.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Последняя резко контрастировала с наличными религиозными ценностями
Во всех сферах человеческого исследования