<<<     ΛΛΛ     >>>   

Однако антиванитатистские герои существовали даже в самые суетные времена. Их позиция носит явно выраженный аристократический характер:

Противосуетность вообще сочетает в себе аристократическое высокомерие вкупе с аскетическим героизмом. Мир суеты вообще полон соблазнов и искушений. Противостоять им – главное дело жизни антиванитатистского героя.

Враги суеты –3: Витгенштейн

Но этот концепт является также важным ходом к прочтению отдельных мест у Людвига Витгенштейна. Так, в «Логико-философском трактате» мы читаем:

6.522. Есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя; это – мистическое (Витгенштейн Л., 1994, с. 72).

«Невыразимое» как и «непознаваемое» - концепты привлекательные, в частности, в силу своей противосуетности. Констатация невозможности высказать свое «подлинное», сокровенное выступает здесь, как некий обрыв усилий, которые все равно не увенчаются успехом (ср. у Ф. Тютчева: «Молчи, скрывайся и таи // И чувства и мечты свои…»).

То же самое, полагаем мы, обеспечивает привлекательность рассуждений о «непознаваемом». Радикальный жест агностицистской идеологии – в прекращении гносеологической активности, которая соответственно объявляется малопродуктивной и тщетной. С этой же точки зрения можно воспринимать и знаменитую заключительную фразу трактата:

7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать. (Витгенштейн Л., 1994, с. 73)

Враги суеты-4. К. Г. Юнг.

Удивительным образом описывает Юнг свое впечатление от действия, которое на него производит знаменитый концепт Эдипова комплекса Фрейда:

Кто способен был читать «Толкование сновидений» Фрейда без научного негодования на новизну и кажущуюся не­правомерной смелость аналитического метода, а также и без нравственного возмущения на изумительную обнаженность толкования снов, кто, стало быть, спокой­но и непредубежденно воспринял в себя эту особенную материю, тот едва ли мог избежать глубокого впечатле­ния, которое производит то место, где Фрейд напомина­ет, что определенный индивидуально-психологический конфликт, именно кровосмесительная фантазия, образу­ет собой существенный корень грандиозного античного драматического материала. — сказания об Эдипе. Впе­чатление, производимое этим простым указанием, мо­жет быть сравнено с тем совершенно особенным чувст­вом, которое охватывает нас, когда мы среди шума и толчеи современной городской улицы наталкиваемся на остатки древности, например на коринфскую капитель замуравленной колонны или на фрагмент надписи (Юнг К. Г., 1994, с.19).

Античные ассоциации приводят его к абсолютно антиванитатистским выводам. В сущности, этот отрывок - яркий пример настоящего аттрактив-анализа. Юнг пишет о том, чем именно привлекателен концепт, не анализируя его научную ценность и клиническую сущность.

Только что мы отдавались шумливой эфемерной жизни современности и вдруг перед нами появляется нечто весьма далекое и чуждое, отклоняющее наш взор к ве щам - иного порядка: взгляд переводится с необозримого разнообразия современности на высшую связь историче­ских явлений. Внезапно нам приходит на ум мысль, что на этом месте, где мы сейчас носимся взад и вперед с нашими делами, царила уже 2000 лет тому назад в не­сколько иной форме сходная с нашей жизнь; такие же страсти двигали людьми, а сами люди так же были убеждены в единственности своего существования. Это­му впечатлению, которое почти всегда оставляет после себя первое знакомство с античными памятниками, дол­жен я уподобить впечатление, производимое ссылкой Фрейда на легенду об Эдипе. Только что мы были еще заняты смущающими впечатлениями, вызванными бес­конечной изменчивостью отдельной души, как сразу на­шему зрению открылась простота и величие трагедии Эдипа, этого неугасимого светоча эллинского театра. Такое расширение взора имеет в себе нечто от открове­ния. (Юнг К. Г., 1994, с. 20)

Юнга в данном случае интересует «образ концепта» , но не его содержание. До того, как он переходит к анализу психологических и клинических аспектов Эдипова комплекса, он заворожен им, пребывает в некоей зачарованности. Ясно, что такого рода отношение предшествует методологически последовательной работе. Аттрактивистика как раз и стоит на том, что некий научному анализу предшествует донаучный интерес.

В нашем исследовании (Сосланд, 1999) мы ввели в оборот понятие «образ психотерапевтического метода». Речь шла о том, что различные методы в психотерапии оказывают свое влияние в профессиональном пространстве именно благодаря привлекательности своего образа. Ясно, что описание, анализ, сравнение привлекательности отдельных концептов – задача для достойного исследования.

В переводе с русского языка на розановский суета значит «кабак». Розанов презирает парламентскую политику, которая вообще для многих – прообраз суеты. Демократическое устройство государства производит слишком много «излишней» деятельности, и очень подходит в качестве мишени для «врагов суеты». Присущее зачастую интеллигентской массе негативное отношение к политике, вне сомнений имеет под собой противосуетную основу, коренится в этой традиции:

Вся «цивилизация XIX -го века» есть медленное, неодолимое и, наконец,

восторжествовавшее просачивание всюду кабака. Кабак просочился в политику

– это «европейские (не ан­ глийский) парламенты» (Розанов, 1989, с. 341).

Как и во многих других случаях, объектом антиванитатистской агрессии становятся злосчастные средства массовой информации (тогда – это были только газеты, до телевидения было еще далеко):

Кабак прошел в книгопечатание. Ведь до XIX -го века газет почти не было (было кое-что), а была только литература. К концу XIX -го века газеты заняли господствующее положе ние в печати, а литература — почти исчезла.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Трудно представить себе более сильный пример противосуетной позиции присутствия позиции
Общества
Это еще более радикальная попытка деконструировать возвышенное