<<<     ΛΛΛ     >>>   

...Ключ к пониманию трагедии заключается в понятии отождествления. Какова же сила отождествления и откуда она приходит к человеку? Как это отождествление происходит и как человек на него реагирует? Как должна называться и восприниматься та человеческая сила, которая отождествление примечает как истину (реальность)?

Все эти вопросы рассматривает Платон: именно из опыта мистерийного по отношению к трагедийному. Именно Платон. (Также и платоники после него).

Именно Греки были в состоянии так серьезно воспринимать человеческую силу отождествления (независимо от того, чем или кем она являлась) и именно Греки могли так полно исследовать силу человеческого реагирования на подобное отождествление. Именно они столь серьезно подошли к трагедийному опыту, опыту, который есть воспоминание отождествления. Ибо трагедийный опыт, являющийся непосредственно субстанцией личности, есть не что иное, как человеческое воспоминание об отождествлении, которое происходило и происходит в мистерии.

Но перед этим необходимо избавиться от некоторых недоразумений, все еще пробуждаемых в нас (когда мы рассматриваем вопрос о трагедии) Поэтикой Аристотеля.

7.

...Трагедия не является каким-либо "литературным родом", но действительно исконным осуществлением (происхождением) именно человеческой природы, осуществлением (происхождением), которое человек может ощутить в такой степени, что будет им захвачен и это в самом деле будет событие (Ereignis), которое вспоминается таким образом, будто человек взят им с собой, словно этим событием присвоен (ei-eignet). Такое осуществление затем человек может для себя выражать или обновлять хотя бы литературными методами или родами. Мы же желаем восстановить ясные различия между:

трагедией исконной,

трагедией литературной (поэтической) и

трагедией театральной.

трагедия исконная есть (осуществление) происхождение, захватывающее человека, т.е. имеющее возможность захватить человека в момент, когда Бог его оставляет, и дающее силу ожидать до того времени, когда, возможно, состоится Пришествие Господа, eleusis 6).

В самом деле, в Элевсинских мистериях все совершается ради пришествия, eleusis божества, и не случайно само место и эти мистерии называются eleusis.

В исконной трагедии все, что происходит (осуществляется), происходит (осуществляется) потому, что человек ощущает как он "потерял славу", принадлежавшую ему, а ощущает ее принадлежность и потерю человек с помощью того нечто, что неизбежным образом из его природы не проистекает. Таким образом, потеря является "ошибкой" или грехом (hamartia), которые становятся трагической виной. Если человек не ощущает потерю славы, принадлежавшей ему по природе, именно по его собственной природе, то трагическое страдание отсутствует. Платон говорит — в притче о "Пещере", метафорическом изображении людей, которые не осознают своей лишенности (Государство, кн. VII) — что не могут страдать те, которые незнают, чеголишены. Они, впрочем, нестолькослепывотношениичеловеческой истины (а она, в действительности, есть отождествление человека с божеством), сколько принимают за первоначальную действительность тень.

Следовательно, личности без пробужденного в ней трагедийным опытом сознания, равно и без приобретения трагедийного опыта, не существует.

Трагедия как литературный род, трагедия литературная или поэтическая является единственным предметом, рассматриваемым Аристотелем. То, что для Платона становится изучением онтологии, учением о самой сущности человека и бытия, учением о сущем, хотя Платон и не называет это трагедией, то же самое для Аристотеля есть предмет его Поэтики. Правда, такая позиция Аристотеля представляет нечто новое для греческой мысли, но новость эта печальна, возможно даже невыносима, это первый ясный симптом исчезновения трагедийного сознания, т.е. отказа от трагедийного опыта, от субстанции личности. Тут начало философскому пониманию, пониманию, которые становится новым подходом к человеческой природе. Аристотель предлагает человеку опереться на мышление как на высшую могущественную человеческую власть (силу) и наивысшее достижение — достижение, которому, разумеется, нет нужды в сознании своей собственной личности! Поскольку это "наивысшее достижение" представляет собой сбрасывание ноши человеческих страданий, вызванных ощущением лишенности (ощущением, свойственным трагедийному опыту), постольку это достижение представляет отказ от достоинства. Говорят: через тернии к звездам, per aspera ad astra, в мир богов. Через трагедию к высшему. Аристотель стремится похвалой мышлению (философии) освободить человека от терний, от тернистого пути. Это проистекает непосредственно из его собственной дефиниции трагедии, сведенной к подлинному литературному роду. Нет ни слова об исконной трагедии, той, которая свойственна самой природе человека! <...>

* * *

О трагедии театральной, т.е. о театре, как, разумеется, и отдельно об искусстве, у Аристотеля ничего не (говорится. Правда, не говорит об этом непосредственно и дословно и Платон. Но говорит о кое-чем другом: об отождествлении, без которого театр не может быть понят. Однако господствует заблуждение: Аристотелево понятие единства действия (а в действительности: о том, что в трагедии может быть лишь одно действие, но не несколько) пустило ростки в самую сущность трагедии и, что естественно, театра, т.е. — в театральную трагедию.

Он между тем говорит о том, что действие должно быть единым даже вопреки тому, что в нем ясно видны столь различные проявления действия как перелом (перипетия), узнавание и пафос. Но это не препятствует единству действия. Нет трех действий, но одно, поскольку есть только одна цель. А целью является то, что определяет, быть или не быть действию единым. Если все поступки — хотя они могут быть частично различны и даже поразительно различны (как при переломе) — все же служат одной цели, действие остается единым. Аристотель, таким образом, говорит в Поэтике — не о трагедийной природе действия (и также не о сущности трагедии), но — о логической природе этого действия. Он является тут логиком, а не "поэтом". Итак, он не рассматривает трагедию даже как литературный род, не говоря тут о трагедии исконной. Он занимается именно логической последовательностью.

Некоторые места (1451а, 16, 18, 19,24—28; 1459a, 19—20 и др.) говорят весьма определенно о том, что речь идет не о природе действия в трагедии (и действия в эпосе, для которого он не вводит никакого существенного различия!), но — о количестве действия, о необходимости одного действия для трагедии или, что то же самое, одного рассказа (повествования), в то время как для эпоса и истории возможна демонстрация и большего количества действий. Единство действия есть, следовательно, чисто логическое понятие (понятие тождественности всех действий, равно подчиненных логической цели и соотнесенных с нею, с завершением трагедии).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Трагедии - изобразить
Трагедийном сознании греков