<<<     ΛΛΛ     >>>   

21 сентября 1540 года совет поручает одному из своих членов, Ами Перрену, "изыскать средства, чтобы убедить господина Кальвина вернуться в Женеву". Перрен пишет Кальвину, Фарель также уговаривает его принять приглашение. Но Кальвин и слышать об этом не хочет. "Я содрогаюсь, когда вспоминаю о своей жизни в Женеве", -- отвечает он Фарелю. "После Бога тебе одному известно, что я только потому оставался там, что не смел уклоняться от обязанностей своего звания, указанного мне самим Богом. Поэтому я готов был выносить все, лишь бы не покидать своего поста. Но теперь, когда я, по милости Бога, стал свободен, неужели я добровольно окунусь опять в эту пучину? И если бы меня даже не пугала опасность для себя, то неужели я могу серьезно надеяться, что сумею там действовать с пользой? Кто образует большинство в Женеве? Ни я, ни они не сумеем ужиться друг с другом... И к тому же, говоря правду, здесь, в Страсбурге, благодаря мирной, спокойной жизни, я совершенно разучился управлять! массами".

Так писал он Фарелю. В таком же тоне он отвечал другим друзьям, хлопотавшим о том же. Кальвин действительно не мог забыть всех вынесенных унижений и боялся их повторения в будущем. Но в основе этих отказов, несомненно, лежал и расчет. Он чувствовал, что победа от него не уйдет. Он не желал возвратиться только на правах помилованного изгнанника; ему надо было, чтобы гордость женевцев была сломлена, чтобы право помилования принадлежало ему, чтобы он мог вернуться победителем и предписывать законы тем, кто не сумел без него обойтись. Расчет был верный, и он добился своего.

Мысль о возвращении Кальвина овладевает гражданами Женевы с упорством настоящей идеи фикс. Не только его приверженцы, весь народ этого желал. Все чувствовали, что только его твердая руководящая рука может положить конец всем беспорядкам -- забыты его строгости, его "тирания". Об этом возвращении только и говорили, только и думали. Протоколы совета наглядно рисуют нам, как вопрос о возвращении изгнанного проповедника заслонил собой все заботы дня.

13 октября в совете решено: "Написать письмо г. Кальвину и просить его оказать нам свое содействие". Податель письма, друг реформатора, должен посетить и других проповедников в Страсбурге и просить их действовать на Кальвина в том же направлении.

19 октября в совете 200 постановлено: "Ради величия и славы Божьей употреблять все средства, чтобы иметь Кальвина проповедником".

20 октября Генеральный совет постановляет: "Послать в Страсбург просить мэтра Жана Кальвина, этого ученого мужа, быть проповедником в этом городе".

21 октября просят Ами Перрена отправиться, в сопровождении герольда, с письмом к Кальвину. Решено также просить страсбургцев не противиться отъезду реформатора.

22 октября составляется письмо к Кальвину. От имени малого, большого и Генерального совета реформатор в самых почтительных выражениях приглашается вернуться к прежней деятельности, "так как народ этого очень желает и мы будем стараться, чтобы Вы были нами довольны".

Кальвин в то время был на сейме в Вормсе. Не застав его в Страсбурге, женевские посланные отправляются за ним в Вормс. Кальвин отвечает на переданное ими письмо в довольно неопределенных выражениях. Он охотно исполнил бы их желание, но он связан разными обязательствами: из Вормса он еще должен отправиться в Регенсбург, да и отпустят ли его страсбургцы. При этом он, однако, не забывает ставить свои условия -- он хочет быть не простым проповедником, а восстановителем церкви, требует, чтобы бернские и страсбургские власти дали открыто свое согласие, и во всяком случае он согласен приехать в Женеву только на время.

С тех пор между Кальвином и женевцами завязывается оживленная переписка. Последние согласны на все условия, письмо летит за письмом, посольства следуют за посольствами. Но Кальвин то готов уже согласиться, то снова отступает в ужасе перед грозящими ему опасностями. "Вернуться в Женеву? -- пишет он Вире. -- Отчего лучше не идти на крест?" Но и Вире, приглашенный на время в Женеву из соседней Лозанны, и Фарель, и Буцер, и многочисленные друзья во всех евангельских кружках не перестают его уговаривать. Страсбургцы соглашаются его отпустить. Фарель снова стращает его гневом Божьим, и наконец Кальвин уступает.

Женева победила, Женева ликует. С тех пор, все лето 1541 года, совет поглощен заботами о том, как бы торжественнее обставить его возвращение. Старательно придумывают, чем бы можно было ему угодить, восстанавливают его прежние законы церковной и гражданской дисциплины; призывают назад его изгнанного друга, Матюрина Кордье. Несколько заседаний совета посвящено лишь вопросу об отыскании для него удобной квартиры "с садом". С лихорадочным нетерпением женевцы ждут его, "нашего дорогого брата, который нам безусловно необходим, которого народ так страстно требует". И наконец мы читаем в протоколах от 13 сентября: "Мэтр Жан Кальвин прибыл из Страсбурга и очень извинялся в своем долгом промедлении".

Возвращение изгнанного проповедника было настоящим триумфальным шествием. Еще раньше, чем он выехал из Страсбурга, навстречу ему был выслан герольд; Фарель был приглашен участвовать в торжественной встрече. Народ приветствовал его восторженными криками. Кальвин вернулся в Женеву настоящим победителем.

В тот же день решено было перевезти его семейство из Страсбурга за счет города и просить страсбургцев уступить его Женеве навсегда. Ему назначили годовое жалованье в 500 флоринов, 12 мер пшеницы и 2 ведра вина. Магистрат поднес ему даже сюртук, за который уплачено было из городских сумм 8 талеров. Заботливость властей о его удобствах доходила по временам до смешного.

VII

РЕФОРМЫ КАЛЬВИНА

Влияние Страсбурга на развитие реформатора. -- Кальвин осуществляет свою программу. -- Церковные ордонансы. -- Роль проповедника. -- Конгрегация и консистория. -- Протестантские инквизиторы. Кальвин -- диктатор Женевы

Три года, проведенных в Страсбурге, имели большое влияние на характер и развитие реформатора. В сущности, Кальвин всю жизнь оставался таким же, каким мы его видели молодым студентом в Париже, -- это все тот же неутомимый труженик, равнодушный ко всему, что не имело прямого отношения к его деятельности, аскет, презирающий все радости жизни, все тот же человек, нетерпимый к слабостям других, педантичный, болезненный, раздражительный. Но годы тревожной жизни, непрерывной борьбы закалили его, сделали еще недоступнее мягким человечным чувствам. Вся его сухая фигура, несколько надменные аристократические манеры, длинное бледное лицо с впалыми щеками и тонкими губами, холодный блеск его черных глаз -- все в нем говорило о несокрушимой воле, которая не потерпит никакого противодействия, и в то же время все в нем внушало уважение и страх. Прежняя робость, неуверенность в себе давно исчезли. Со времени выхода "Наставления в христианской вере" религиозные убеждения Кальвина оставались неизменными. Но благодаря пребыванию в Страсбурге, знакомству с немецкими теологами, его умственный горизонт расширился, идеи выиграли в ясности и систематичности. Теперь перед нами вполне сформировавшийся реформатор и законодатель с ясной и твердо намеченной программой действий, не знающий никаких сомнений и с неуклонной энергией идущий по тому пути, который он считает единственно правильным, указанным ему самим Богом.

Действительно, если в душе у Кальвина когда-нибудь зарождалось сомнение в правильности его образа действий, сомнение в том, имеет ли он право огнем и мечом заставлять других верить в то, во что он сам верит, то теперь эти сомнения должны были рассеяться окончательно. Для такого фаталиста, как он, последние события должны были служить самым убедительным доказательством его непогрешимости. Этот самый народ, который так позорно изгнал его, теперь покорно лежит у его ног, умоляет его вернуться. Разве это не перст Божий? Ведь он сам не добивался этого возвращения... И самое его первое появление в Женеве -- ведь и тогда он был лишь орудием высшей воли. Нет сомненья -- сам Бог привел его сюда, чтобы провести на деле то учение, которое он его устами возвестил миру в "Наставлении в христианской вере". И потому горе тому, кто пойдет теперь против Кальвина -- как в большом, так и в малом. Он уже противник не его, а Бога, а такому не должно быть пощады.

* * *

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Реформатор выполнил свою задачу блестящим образом человек заключению
Готов был совершенно отказаться от своего намерения жениться католиков впечатление
Поступая таким образом консистории проповедников
Смерть реформатора