<<<     ΛΛΛ     >>>   

тателей: «Не все семьи бедняков одинаково покорны»;

пословица, отражающая свободомыслие: «Ты осторожен — бог твой с тобой; не осторожен — бог не с тобой». В древнемесопотамских государствах на основе пословиц была создана нравоучительная литература, как например сборник изречений ассирийского мудреца Ахи-кара, определявших поведение людей.

Таким образом, на Древнем Востоке в борьбе против религиозных воззрений жрецов на мораль начали складываться реалистические представления о поведении людей, выросшие из их практического опыта, возникла светская дидактическая литература, которая впервые освещала проблемы этики.

Вольнодумцы Двуречья

Со времен глубокой древности сохранилось много сочинений о смысле жизни, проникнутых свободомыслием. Шумерские жрецы учили, что боги создали человека для того, чтобы он приносил им жертвы, т. е. цель жизни людей в жертвоприношениях жрецам. Мудрецы Шумера, вероятно, сомневались в том, что «жить — богу служить», но, не отвергая существования небожителей, приходили к выводу, что смысл жизни неизвестен людям, он скрыт от них богами. Мудрецы искали у «анки» (неба—земли), как они называли Вселенную, цель, т. е. превращали природу в сознательное существо, ставящее цели и задачи, присущие только человеку.

В различных странах Древнего Востока существовало множество сочинений, излагавших споры мудрецов о смысле жизни. Они дошли до мысли, что цель жизни надо искать не на небесах, а на земле, что смысл жизни заключается в самой жизни, но не могли возвыситься над чувственными наслаждениями, признававшимися единственным смыслом бытия. Однако со временем пришло разочарование и в них.

В вавилонском литературном памятнике конца II тысячелетия до н. э. «Разговоре господина и раба» высказываются сомнения в истинности взглядов жрецов на цель жизни. В этом сочинении рассказывается о том, что господин не может понять, в чем смысл жизни. Он надеется найти забвение в пирах, не знает, то ли ему

85

бежать в пустыню, то ли полюбить женщину, или отказаться от любви. Всякий раз раб поддерживает его замыслы и всякий раз вместе с господином отказывается от них, приводя веские аргументы. Напрасны все чаяния и помышления, призрачна надежда на милость царя и на восстание против него, тщетна надежда на благородство людей, которым вельможа хочет дать зерно — «Они возьмут твой хлеб и будут проклинать тебя же». Жизнь бессмысленна, как бы ни вести себя, любой поступок может иметь и хорошие, и дурные последствия. Человек уповает на богов, обращается к ним за помощью, но и они не помогают. Бесполезно выполнять предписания жрецов, надеяться на награду в загробной жизни. «Я жертву богу моему не хочу принести, — говорит раб. — Разве ты думаешь, что научишь бога ходить за тобой, подобно собаке?». Бесцельно следовать предписаниям добродетели, ибо смерть уравнивает всех—праведников и грешников: «Поднимись на холмы разрушенных городов! Пройдись по развалинам древности и посмотри на черепа людей, живших раньше и после: кто из них был владыкой зла и кто из них был владыкой добра?» (76, 44). Рассуждения о том, что потеряно представление о добре и зле, порождены, возможно, чувством обреченности, охватившим рабовладельческую знать. Диалог заканчивается так. Господин спрашивает: «Теперь что же хорошо?». Раб отвечает: «Сломать мою шею и шею твою и бросить их в реку — это вот хорошо». Разгневанный господин говорит, что он убьет раба, на что раб восклицает: «Воистину, только три дня господин мой будет жить после меня» (76, 45). В Древнем Вавилоне большое распространение подучили сентенции, очень близкие к идеям этого диалога: «Нет больше стыда у людей, каждый захватывает добро у своих соседей», «Больше нет праведных людей, землю населяют только те, кто творит зло».

Возникновение свободомыслия у шумер было связано с борьбой светской знати против жрецов. Там вся земля считалась принадлежащей богу, а царь-жрец был только «земледельцем-арендатором», как он себя величал. Большей частью земли владели жрецы двадцати храмов и придворная знать. Между ними возникали столкновения из-за земли. В 2400 г. до н. э. царь Урукагина лишил жрецов многих привилегий, сократил плату, которую

86

жрецы взимали за свадьбы, разводы и похороны. В руинах шумерского города Лагаша были найдены каменные плиты, на которых по приказу Урукагины высекли для потомков историю его реформ, ограничивших алчность жрецов. Царь города-государства Умми, подстрекаемый жрецами, внезапно напал на Лагаш, опустошил его, от города осталось лишь пепелище.

На Древнем Востоке неподчинение царю, слуге бога, рассматривалось как «безбожие». Еще несколько тысяч лет назад в шумерской пословице «Царь — это зеркало (буквально — медь уподобления) бога» (28, 26) отмечалась связь между небесными и земными владыками. Поэтому протест против земного владыки нередко означал бунт против бога. Известно самое древнее из дошедших до нас сообщений о «безбожниках», относящееся к середине VIII в. до н. э. Два сына Аттахара, поданные ассирийского царя, вместе со своими семьями, всего 17 душ «не боятся бога» (27, 16). Ко времени династии Сарго-нидов (VII в. до н. э.) появляются личные имена, как например: Ла-дагил-или (означающее равнодушие к богу), Ла-адир-или (не боящийся бога) и даже Ла-таддар-илу (не бойся бога) (37, 168).

В вавилонских мифах об Этане, поднимающемся на небо за травой рождения, об Адане, ломающем крылья богу южного ветра, также есть какие-то зачатки богоборчества. Ученые отыскивают следы свободомыслия в вавилонском эпосе о прославленном герое Шумера Гильгамеше (все видевшем), мифическом царе Урука, который был на две трети богом и только на треть человеком. Он «увидел все до края мира, прорицал все, постиг все», «прочел совокупно все писанья», познал «глубину премудрости всех книгочетов. потаенное видел, сокровенное знал». Морская дева Сидури, содержательница харчевни для богов, говорит Гильгамешу, что бесцельно стремиться к бессмертию: «Ты ж, Гильгамеш, насыщай свой желудок, днем и ночью да будешь ты весел, праздник справляй ежедневно, днем и ночью играй и пляши ты! Светлы да будут твои одежды, волосы чисты, водой омывайся. Гляди, как дитя твою руку держит, своими объятьями радуй супругу — только в этом дело человека» (100, 65). У шумер еще не сложилась вера в загробное воздаяние. Та же морская дева убеждает Гильгамеша, что бессмертие лишь в продолжении рода, а по-

87

этому величайшее несчастье покинуть мир, не оставив детей.

С. Едык в статье «Гильгамеш — „первый философ"», опубликованной в 1969 г. в шестом номере польского журнала «Философские исследования», считает, что «шумеро-вавилонская философия» выразила древний гуманизм и прометеев дух в образе мятущегося, дерзающего Гильгамеша — искателя тайн жизни и смерти. Эпос о нем, конечно, содержит глубокий философский смысл, но едва ли можно самого Гильгамеша объявлять философом, даже взяв это определение в кавычки. Это приводит к неоправданному отождествлению мифологии с философией.

В странах Двуречья очень рано возникли сомнения в существовании божественного провидения, вера в которое была фантастическим отражением бессилия народных масс перед силами природы и классовым гнетом. Жрецы разрабатывали теодицею, т. е. учение, ставившее целью снять ответственность с богов за наличие зла в мире. К. Маркс писал, что «провидение, провиденциальная цель... На деле это слово не объясняет равно ничего» (1, 4, 141).

У шумер особой славой пользовалась поэма о невинном страдальце, призывавшая к смирению. Текст ее написан на шести глиняных табличках и обнаружен во время раскопок в Ниппуре — в 150 км к югу от столицы Ирака — Багдада. Некий человек был богат и праведен, но его неожиданно поразила болезнь и он обеднел. Человек не взбунтовался против воли богов, а смиренно обратился к своему богу со слезами и молитвами. В результате бог избавил человека от всех напастей. В отличие от шумерской поэмы в ее вавилонском варианте явно отражаются идеи свободомыслия. Богатый, праведный и благочестивый князь Таби-утул-Энлиль жил очень счастливо в Ниппуре, но внезапно на него обрушились несчастья и болезни. Страдалец не понимает, почему он так наказан: «Я всегда думал о мольбе и молитве, молитва была моим правилом, жертва — моим законом, день богослужения — радость сердца моего, день почитания богини — моя прибыль и богатство... Я учил свою страну чтить имя божие, прославлять имя богини наставлял я мой народ». Страдалец обращается за помощью к божествам: «Я взывал к моему богу, но он не

88

явил мне своего лица; молился моей богине, но она не подняла своей головы... Бог не помог мне, не взял моей руки; богиня не умилосердилась надо мною и не пошла на моей стороне». В поэме поставлен вопрос: почему одни люди счастливы, а другие несчастны? Автор объясняет все неисповедимой волей богов: «Кто может понять совет богов на небе? Предначертания бога — темнота, и кто может уразуметь ее?» (81, 1, 141—142). Возможно, что это сочинение было написано для обличения тех, кто сомневался в справедливости и милосердии богов. Известно несколько таких произведений,1 возникших в Двуречье. В аккадской поэме, относящейся к XII в. до н. э., «Я хочу прославлять владыку мудрости», написанной на четырех табличках, высокопоставленный чиновник жалуется на свое бедственное положение, хотя он ни в чем не прегрешил перед богами. В конце поэмы говорится, что боги вняли мольбам страдальца и вознаградили его. В другой поэме, написанной в VII в. до н. э. Саггильке-нам-уббибом, страдалец и его друг спорят о причинах человеческих бедствий. Страдалец отвергает, а его друг отстаивает божественную справедливость. В «Жалобных песнях для успокоения сердца», обнаруженных в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанипала, человек, переживший большое горе, сознает, что боги ничем не могут ему помочь.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мир состоит из четырех первоэлементов
вления природы слитны
Философия

Ниоба выступила против богини латоны