<<<     ΛΛΛ     >>>   

вещи в их взаимосвязях. Но эта способность должна быть не плодом интуиции, а результатом тематически сфокусированного разделения труда. Если узкопрофессиональный подход, все еще доминирующий в наши дни, выстраивается как вертикальная структура, требуется горизонтальный тип исследования. Он должен концентрироваться вокруг конкретных изучаемых предметов, а не сосредоточиваться на каком-то одном аспекте множества слабо связанных между собой данных. Например, исследователь, действующий в горизонтальной системе анализа, изучающий определенное течение в литературе, должен будет проследить творческую биографию и художественную эволюцию литераторов, принадлежащих к этому течению, ознакомиться с мотивами и задачами их творчества, уяснить себе характер аудитории, к которой они обращались, определить доступные им каналы и источники информации, социальную ориентацию их покровителей, социальные и политические симпатии и антипатии самих литераторов. Короче говоря, если вертикальное разделение труда в науке освобождает специалиста от необходимости оценивать исследуемый им предмет в целом, альтернативный метод специализации сводит воедино данные, полученные из различных сфер реальности, где могут существовать интересующие исследователя взаимосвязи и отношения. Это вовсе не означает браться за неосуществимое предприятие, как, например, воссоздавать все бесконечное множество деталей, образующих конкретный феномен. Целью в данном случае является выработка общей картины, сжатого представления о взаимосвязях, вписывающихся в контекст генерализирующего подхода к избранному предмету. Принятие на вооружение этой методики не означает отказа от специализации узкопрофессионального типа; данная методика лишь надстраивает над этим уровнем операционное пространство иного плана. Это, в сущности, также сфера деятельности политика, партийного лидера, руководителя промышленности. Людей, умеющих принимать решения на основе общих представлений о сложных ситуациях и знающих, как использовать и направлять специалистов для достижения поставленных целей. Мы пропустим стадию предварительных исследований в общественных науках, стадию анализа элементов и сегментации исследуемого пространства на отдельные участки, если не научимся работать с данными, полученными другими учеными, независимо от того, в какой области эти ученые работают. Испытывая недостаток в данных, мы вынуждены будем продолжать нездоровую практику получения сведений об элементах той или иной конкретной ситуации из работ специалистов, которые не занимаются исследованием социальных взаимоотношений, и предоставим дело синтеза экспромтам и импровизациям философии истории.

Поддержание связи с постоянно усложняющейся реальностью требует экспериментирования с общепризнанными методами межотраслевых, междисциплинарных исследований. Несомненно, использование вторичных источников, как бы критически к ним ни относиться, ведет в общественных науках к большему количеству ошибок и погреш-

28

ностей, чем это было в прежних естественных науках, главным образом по той причине, что первые связаны с интерпретацией гораздо большего объема данных. Некоторые коррективы могут быть внесены благодаря определению частной точки зрения исследователя, с которой осуществлялась интерпретация полученных данных. Только практический опыт может открыть дополнительные пути минимизации степени неточности. Не существует никаких программ или заранее составленных правил, методических указаний по осуществлению такого рода предприятия. Замкнутые системы в большинстве случаев представляют собой результат ретроспективного восприятия сложившегося порядка вещей, тогда как современные общественные науки не производят впечатления дисциплин, располагающих сложившейся, устоявшейся методикой научных исследований.

3. Экспериментальная природа исследования. Его первоначальная цель - критика ложных концепций общества и духа

Нижеследующие эссе не представляют собой изложения различных разделов единой, целостной теории. В настоящее время вряд ли можно надеяться на то, что попытки создания социологии духа смогут продвинуться дальше первоначальной стадии, и никаких перспектив целостного постижения исследуемого предмета на горизонте не видно. Все, что представляется практически осуществимым сегодня, — это ряд отдельных экспериментальных шагов в сторону социологического освещения истории и лучшего понимания нашей собственной реальности. «Кавалерийская атака» на предмет этих исследований успехом не увенчается, ибо она может обещать лишь отрывочные, поверхностные наблюдения или, что еще хуже, придание старым представлениям статуса некоей нетленности. Иного пути, кроме поэтапного продвижения к поставленной цели и постепенного усовершенствования исследовательского инструментария, нет.

Монтень назвал свои эссе «Опытами». Как никто другой, социолог способен оценить выражение благоразумия и искренности, с каким автор «Опытов» признавал оправданность фрагментарного взгляда на вещи. В ситуациях, подобных ситуации Монтеня, философская мысль не способна продвигаться вперед, если сначала не расчистить ей путь, не устранить препятствия, мешающие более широкому взгляду на вещи. В ходе критического анализа в исследовании должны быть сделаны первые шаги, которые смогли бы высвободить элементы нового подхода из системы старых, уже несостоятельных традиций мышления. Только непрестанный самоанализ и периодическая переоценка результатов, кажущихся новым откровением в изучаемой области, могут удержать исследователя от соблазна загнать новый опыт в русло изживших себя систем. Ученым, ставящим поиск истинных ответов выше «требований достоверности», универсальные решения и общие формулы не заменят поэтапного постижения проблематичной

29

ситуации. Этим объясняется фрагментарный характер исследований Макса Вебера, Дильтея, Самнера и У.И. Томаса; то же можно сказать и о настоящей работе, что не означает отказа от ее конечной ориентации на создание социологии духа, которая должна при надлежащих условиях обеспечить более широкую систему координат для наших более ранних исследований в области социологии знания. Именно на основе этих ранних работ, в том числе «Идеологии и утопии», был сформулирован тезис об экзистенциальной вовлеченности знания, т.е. утверждение о том, что взаимосвязь между отдельными концепциями реальности и данными модусами вовлеченности в нее доступна научному определению. Последующий анализ предпринят в надежде, что прежние аргументы могут быть развиты в утверждение об экзистенциальной вовлеченности духа - как своеобразная точка отсчета для социологии духа 3 .

В настоящее время видны лишь разрозненные фрагменты этой обширной системы, главным образом в тех случаях, когда происходит ее столкновение с прежними точками зрения и когда дальнейший прогресс зависит от использования нового методологического подхода. Даже если сегодня эмпирические исследования имеют куда большее значение, чем соображения методологического характера, не следует фетишизировать факты. Ведь сам по себе сырой, необработанный фактический материал не дает необходимых ответов, если исследователем не поставлены надлежащие вопросы. Повторим еще раз: целью нижеследующего теоретизирования не является конструирование всеобъемлющей системы. Продвижение к намеченной цели может происходить лишь постепенно, шаг за шагом, от простого к сложному. Однако перед тем, как перейти к дальнейшим стадиям исследования, необходимо прояснить основополагающую концепцию этого эссе. Ввиду вышесказанного рассмотрение основного положения вводной главы будет сопровождаться по мере необходимости анализом различных концепций истории, общества и духа, а также критическим обзором их интерпретаций в предшествующие периоды развития немецкой социологии и философии.

II. Ложные и истинные концепции истории и общества

1. Теория имманентной истории мысли и причины ее возникновения

Общеизвестно, что идеи свободно пересекают государственные границы, однако, существуют темы, к которым философская мысль любой страны возвращается постоянно, не выпуская их из сферы своего внимания. Такого рода ограничения, налагаемые на распространение интеллектуального достояния, не только иллюстрируют социальную обусловленность, социальный фундамент мысли, но и дают все основания для внимательного изучения той среды, в которой зарождается идея научного исследования. Предлагать какой-либо тезис только в

30

утвердительной форме, не выявляя его антитетических сторон, — значит обойти молчанием исходную точку отсчета. Тщательный анализ позволяет вскрыть полемическую природу всех утверждений, в том числе и тех, что формулируются без откровенной ссылки на свой антитезис. Поскольку интерес к социологическому исследованию духа зародился в Германии, наши положения выдвигаются с учетом преобладающих в Германии теорий, связанных с рассматриваемой проблемой, Приоритет мы отдаем не столько отдельным фигурам, сколько современным течениям научной мысли, в особенности некоторым распространенным концепциям, ложно трактующим термины «общество» и «интеллект» и затрудняющим их понимание. Внимание к дискуссионным аспектам этих категорий не должно повлечь за собой исключительно негативной оценки немецкого опыта, послужившего основой для социологических исследований духовных феноменов. Как раз наоборот. Немецкие ученые, изучавшие проблемы человека, от Гегеля до Дильтея, не только собрал и огромное количество материала, но и создали плодотворную теоретическую базу для исследования. Теоретические посылки «Истории человеческого самосознания» Дильтея, его же «Критики исторического разума» и «Философской антропологии» Шелера не нуждаются ни в каких оправданиях. Тот факт, что немецкий исследовательский подход несет на себе печать философского происхождения, может помочь ему противостоять любой критике, откуда бы она ни исходила — от зарубежных ученых или с позиций неверно понятого позитивизма немецкой разновидности.

И все же германская школа гуманистических исследований отчасти утратила тот существенный взгляд на вещи, которым в действительности никогда не обладала, взгляд, присущий американцам и кое-кому из европейских ученых - понимание социального характера человеческой мысли и деятельности, хорошее знание социальной истории и, что самое главное, способность рассматривать практическую деятельность и мышление, какой бы характер они ни носили, тривиальный или возвышенный, под верным углом зрения. Преувеличенное внимание некоторых историков и философов к «великим личностям» и их «исключительной судьбе» — наглядный пример вышесказанного. Мы не собираемся принижать благородства и искреннего пафоса, которым дышат эти эпитеты, но у нас вызывают сомнение критерии самих оценок. Люди, далекие от понимания социальной природы деятельности индивидов, видящие только конечные результаты духовных процессов и не знающие причин и условий их развития, на деле не в состоянии провести различие между индивидуальными, личностными компонентами творческих достижений и компонентами социальными. Нельзя обрести истинную историческую перспективу без осознания социального фона исторических событий. Однако корень проблемы не в том, как увидеть социальный контекст событий, а, скорее, в том, как последующие поколения могли игнорировать его.

31

Гегель не несет ответственности за германскую науку о человеке, отвергавшую социологический подход, - он-то был весьма проницательным исследователем социальной реальности своего времени. Потрясения, вызванные французской революцией, крушение древней Германской империи и наполеоновская интерлюдия между двумя актами исторической пьесы не могли не отразиться на понимании Гегелем истории и участии этого философа в политическом и интеллектуальном возрождении Пруссии. Гегелевская концепция «объективного духа» свидетельствует о понимании им роли социальных моментов, несмотря на спиритуалистическую и надрациональную конструкцию его системы. Но последователи Гегеля извлекли из его философского наследия другое — призрачное видение саморазвивающихся идей и возвышенную трактовку истории, творимую в социальном вакууме. И все-таки никакая критика злополучной доктрины имманентности истории мысли не может игнорировать роли Гегеля в генезисе этого вечного «лейтмотива» немецкой исторической мысли.

Тезис об имманентной эволюции идей опирается на посылку о существовании независимого интеллекта, который развивается самостоятельно и из самого себя, проходя при этом ряд последовательных предустановленных стадий. Ниже мы в четыре этапа проведем анализ данной концепции. На первых двух этапах будут выявлены довольно тривиальные обстоятельства, обусловившие метафизичность этой доктрины. Здесь автор взял на себя весьма рискованную задачу, осмелившись пролить свет на происхождение столь возвышенных представлений, но ведь в кои-то веки необходимо попытаться пересмотреть напыщенную концепцию духовных феноменов. Генезис этой лжетеории прослеживается вплоть до некоторых атрибутов академического быта. На третьем и четвертом этапах анализа рассматриваются религиозные предпосылки исследуемой проблемы.

Этап первый. Достаточно одного взгляда на длинный перечень приверженцев этой доктрины, чтобы убедиться, что значительная их часть по своей профессии принадлежит к профессорско-преподавательскому сословию. В большинстве своем они были филологами, историками и философами, чьи убеждения формировались, как и почти у каждого, в рамках того отрезка бытия, в котором протекает повседневная жизнь. Вполне резонно предположить, что существование человека в некотором отдалении от театра событий способствует развитию умозрительного мировосприятия, питающего в силу этого определенные иллюзии относительно истинной природы реальности. Столкновения партий, интересов и мнений на широкой арене общественной жизни, рассматриваемые с позиций умозрительной отстраненности от реальных событий, легко могут быть переосмыслены и представлены как всего лишь полемика между различными философскими школами. Если обычные люди в ежедневных столкновениях с грубостью и хаотической неразберихой реальной жизни используют мысль для постижения возникающих ситуаций, обитатели храма науки обращаются к мышлению как к средству реконструкции и создания мысленных образов собранных

32

фактов. Если мыслительные функции практика начинаются и заканчиваются по мере существования его проблем, мыслительные процессы ученого зарождаются и развиваются под воздействием импульсов, полученных им от мыслей других людей. И если функционеры и исполнители непосредственно сталкиваются с социальными ситуациями, ученый имеет дело с интеллектуальным континуумом идей, взаимно продуцирующих друг друга. Именно вследствие генерализации этой возникшей в четырех стенах иллюзии появилось понятие о самодовлеющем и самозарождающемся интеллекте.

Здесь нам могли бы сказать, что у служителей храма науки тоже есть личная жизнь, которая должна корригировать их профессиональные иллюзии и заблуждения, что, разумеется, они также в своих повседневных делах используют мысль, помогающую им решать различного рода проблемы. И действительно, так и должно происходить за пределами университетской аудитории; но образ жизни этих людей — замкнутый и в то же время теснейшим образом связанный с жизнью их коллег — таков, что свойственный им традиционный esprit de corps* может сильно помешать слиянию бытового и профессионального мировоззрений. Однако самозарождающиеся иллюзии возникают не только в анклаве академической науки. «Рантье» довоенной эпохи, имевшие твердый доход из независимых источников, также придерживались взглядов, в которых общепринятые идеалы «хорошей жизни» сосуществовали с противоречащими им фактами загнивающего мира. Экономический кризис сделал неизбежным пересмотр этой двойственной точки зрения, и постепенно опыт повседневной частной жизни возобладал над аксиоматическими концепциями идеального мироустройства. Мы по-прежнему располагаем свидетельствами разложения и трансформации данных социальных страт и могли бы проследить связанный с этим сдвиг в их ментальности. Но урок не был усвоен теми учеными, уверенность которых в незыблемости существующего порядка вещей покоилась на традиции схоластической самодостаточности. Открытое мировосприятие требует периодической переориентации и самоанализа, и индивид, живущий в своем замкнутом мирке, найдет в нем для себя мало утешительного. Неплохую службу философам, изучающим закономерности истории, могло бы сослужить обучение их у «творцов» истории. Каковы бы ни были интеллектуальные возможности людей, стоящих у кормила власти, едва ли они позволят себе действовать по неверно составленному плану. Практическая деятельность быстрее разоблачает иллюзию, чем отвлеченное умозрение.

Таким образом, само положение ученого является потенциальным источником заблуждений. Вне всякого сомнения, досуг и уединение — необходимые предпосылки научной работы; но накапливаемые в течение всей жизни погрешности мышления, связанные с отстраненностью ученого от практической деятельности, могут приобретать весьма

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Под динамикой мы имеем в виду общий характер развития большого числа событий исследования процесса
Манхейм К. Эссе о социологии культуры социологии
Накапливаются в определенном направлении
Которую он стремился обосновать с помощью диалектического метода объяснения общественных явлений ситуации исследования