<<<     ΛΛΛ     >>>   

ских переживаний, интимной жизни, эмоционально наполненных, семейных, а также связанных с эстетикой занятий, тогда как мужской пол склоняется к «инструментализму» и научно-технической деятельности, а еще к насильственным действиям и властным функциям. Даже в спорте, который подвергся широкой феминизации, мы видим, что соревновательные референции распределяются между представителями мужского и женского полов в разных пропорциях. Мальчики неизменно предпочитают соревновательные виды спорта, в то время как девочки - спортивную деятельность, связанную с тренировками, с обретением и сохранением формы. И если одних больше поощряют к достижению результатов, то других - к нахождению собственного стиля. Чемпионки высокого ранга не пользуются ни такой же славой, ни такой же известностью, как чемпионы-мужчины; и им в гораздо меньшей степени, чем спортсменаммужчинам, удается выглядеть в глазах молодежи образцом для самоотождествления^. Last but not least*, и потому молодые атлеты-мужчины чаще прибегают к допингу, чем девушки-атлетки^. Мы вынуждены констатировать, что, даже если женщины теперь гораздо чаще занимаются спортом, они все равно не придают состязательности ни того смысла, ни того значения, какие придают ей мужчины. Для женщин победа над другими кажется не столь важной, как сама физическая деятельность; для мужчин само соревнование выступает объектом, вызывающим появление пылких страстей: соперничать с другими, побеждать, быть лучшим - все это воспринимается как самоцель и самостоятельная ценность.

^Michele Metoudi, «Les femmes dans l'heroisme sportif». Esprit, nov. 1993, p. 29-40.

*Last but not least (англ.) - хотя и последний, но не худший.

^Suzanne Laberge, Guy Thibault, «Dopage sportif: attitudes de jeunes athletes quebecois et significations dans le contexte d'une ethique postmoderne», Loisir et societe. Presses de l'Universite du Quebec, № 2, automne 1993, p. 366-371.

438

Именно эти социальные и связанные с идентичностью нормы, ориентирующие мужской пол прежде всего на соревнование и результат, а женский - на межличностные отношения и интимную жизнь, и дают мужчинам преимущество при подъеме по служебной лестнице. Победить, властвовать над всеми остальными - цель в себе и идеал для создания мужской, но никак не женской идентичности. Это козырь в борьбе за власть, и мужчинам суждено его сохранить. Даже если (что весьма вероятно) проникнутая духом меритократии культура будет все больше расширять свое влияние, с трудом верится, что в будущем оба пола сумеют совершенно одинаково интериоризировать соревновательные ценности и что будет покончено с нормами социализации, предписывающими женщинам сферу семьи, межличностных отношений и соблазна. И столь же ошибочно было бы полагать, что новые психологические и связанные с межчеловеческим общением референции в состоянии разрушить соревновательный стержень мужской идентичности. Подобно тому как материнство является неизменным фактором, определяющим привязанность женщин к сфере личной жизни, мужская сексуальность и физическая сила мужчин (пусть даже сегодня они и не ценятся в их демонстративных проявлениях) действуют как «структурообразующие» силы, способствующие приданию большей значимости в области воображаемого-социального agon* и власти над другими. В человеческих обществах любые различия служат материалом для амплификации и метафоризации. И маловероятно, что «объективные» различия, касающиеся мужской силы, агрессивности и сексуальности, остаются - в социологическом и психологическом плане - на нулевом уровне смысла и не открывают простора для ассоциаций, оценок и социальных дифференциаций. В той мере, в какой базирующаяся на мышечной массе идентичность

*Agon (лат.) - публичное состязание.

439

обнаруживает свою связь с воображаемым, имеющим отношение к сексуальной мощи и телосложению мужчин, в будущем, несомненно, будет воспроизводиться господство идеала мужественности, боевитости и конкурентоспособности. Эгалитаристские влияния не покончат ни с социальными кодами, ни со стереотипами и с воображаемыми ассоциациями, касающимися различий между полами. Поступательное развитие индивидуалистически-демократической культуры, безусловно, дестабилизирует как роли, так и нравственные императивы двух полов. Однако этот процесс противоречит социальным, диктуемым условиями формирования идентичности, требованиям отличать роли и поведение мужчин от ролей и поведения женщин. И немыслимо представить себе состояние общества, освободившегося от необходимости такого различения.

В свете современных тенденций рассуждения относительно «поражения мужчин» не внушают нам ничего, кроме скептицизма. Мужчины, социально подготовленные к тому, чтобы утверждать собственное «я» в столкновениях с другими людьми, не утратили привилегированного положения, помогающего им добиваться победы в борьбе за власть и славу. Если что-нибудь и подверглось девальвации, то это прежде всего ценности мужского шовинизма и особенно нарочитые проявления мужского начала. Значимым феноменом в этом смысле выступает не кризис преимущественных прав мужчин, а неизменность идентичности, проступающая сквозь те эфемерные формы, в какие она облекается. Воля к власти, потребность мериться силами с другими людьми и вкус к победе ради победы по-прежнему остаются теми принципами, которые интериоризированы в большей степени мужским полом, чем женским. Как подметил еще Гегель, мужская субъективность строится посредством конфликта между людьми за признание и авторитет*. Эта

*Юноша «должен принять условия, поставленные ему этим миром, и от их неподатливости отвоевать то, что он хочет иметь

440

социальная модель не утратила силы, она продолжает жить, пусть даже и без аспекта, связанного с войной. С самого «начала» истории и до наших дней мужчины утверждают себя в противоборстве друг с другом и в состязаниях, где каждый оценивается по заслугам. Мужская идентичность, не столько поврежденная, сколько возродившаяся в новых условиях, по-прежнему позволяет мужчинам в обществах открытого типа сохранять за собой доминирующее положение во властных структурах^. «Кризис мужественности» - это скорее литературный образ, чем глубокий социальный феномен: у мужчины есть будущее, и власть в его руках - таков неизменный горизонт для эпохи демократии.

для себя самого» (Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 3. M.: Мысль, 1977. С. 89. Подробнее о юношеском возрасте Гегель говорил в своих «Лекциях по эстетике», см.: Гегель. Соч. Т. XIII. M.; Л.: Соцэкгиз, 1958. С. 154).

^Даже тогда, когда женщины занимают ответственные должности, в частности, в административном руководстве, очень малое число из них доходит до самого верхнего уровня власти, они все еще занимают низшие места в иерархии (см.: Sylvie Paquerot, «Les femmes cadre dans la fonction publique du Quebec», op. cit., p. 250). Как известно, подобная иерархия внутри иерархии, заново воспроизводящая главенство мужчин, обнаруживается также и в мире бизнеса, и в большинстве правительств.

Предложенная вниманию российских читателей книга Жиля Липовецкого предстает перед нами как своеобразный итог его размышлений о современном состоянии западной культуры. Начало этим размышлениям было положено в 1983 году в работе «Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме», где социолог подверг анализу те сложившиеся в последние десятилетия условия, которые способствовали утверждению в демократических обществах новых способов осуществления процесса индивидуации их членов. В 1987 году вышел в свет другой важный труд Липовецкого - «Империя эфемерного. Мода и ее судьба в современных обществах», в котором внимание исследователя сосредоточено на проблеме особого рода «богооставленности» индивида в век демократии, что лишает его существование прочных основ. И наконец, за пять лет до появления «Третьей женщины» вышло в свет его эссе «Сумерки долга. Этика отсутствия боли в новые времена демократии», где им рассмотрена приверженность современного общества к культу силы и здоровья, заведомо исключающему из рассмотрения необходимое для развития души страдание.

444

Однако лучшей, наиболее значительной и известной стала его последняя книга, посвященная гендерным проблемам.

Гендерные проблемы - словно лакомые кусочки пахучего сыра: их запах возбуждает, над ними роится мушиный рой досужих сплетен и фантастических домыслов. В эти соблазнительные проблемы с разных сторон вгрызаются всевозможные гуманитарные науки: сразу бросаются в глаза следы острых крысиных зубов психоанализа, мышиных укусов разных школ психологии; эти проблемы широким кухонным ножом пластует философия и хорошо наточенным скальпелем надрезает медицина. Склонные к эпатажу масс-медиа злокозненно норовят приготовить из них плавленый сыр, превратив тем самым в совсем другое блюдо; их втихую растаскивают по своим норкам, для собственных нужд, и вовсе безвестные серые мышки...

Все это происходит потому, что гендерные проблемы соблазняют своей кажущейся непотаенностью: вот они - все перед нами, будто те самые кусочки сыра на блюдечке с голубой каемочкой... Однако это не более чем видимость, ибо, как давно известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а потому разумнее проявить осторожность и прежде чем высказывать какие-либо суждения по этому поводу, разведать «поле стратегических возможностей» толкования подобных проблем.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Однако она вредит соблазнительности женщин
Сама направленность образования показывает
С предоставлением слова женщинам
Толстых мужчин часто описывают как живущих в свое удовольствие симпатяг
Украшательское превознесение красоты