<<<     ΛΛΛ     >>>   

мальными, что преступление не стоит осуждать и наказывать. Но в любом обществе совершается определенное число преступлений, и, следовательно, если они относятся к регулярно совершаемым действиям, то преступление не есть патологический феномен. Точно так же нормальным фактом может считаться и определенный показатель самоубийств.
Тем не менее Дюркгейм утверждает (впрочем, бездоказательно), что рост самоубийств в современном обществе — это патология, или что сегодняшний уровень самоубийств обнаруживает некоторые патологические черты современного общества.
•Как известно, современное общество характеризуется дифференциацией, органической солидарностью, большой плотностью населения, интенсивностью коммуникаций и борьбы за жизнь. Все эти факты, отражающие сущность современного общества, не следует рассматривать как ненормальные по своей природе.
Но в конце работы «О разделении общественного труда», как и в конце «Самоубийства», Дюркгейм указывает, что у современных обществ наблюдаются определенные патологические симптомы, и прежде всего недостаточная интеграция индивида в коллектив. Типом самоубийства, который в этом отношении больше всего привлекает внимание Дюркгейма, оказывается тот, что он назвал атомическим. Именно этот тип вызывает рост показателя самоубийств во время экономических кризисов, а также в периоды процветания, во всех тех случаях, когда имеет место усиление деятельности, расширение обменов и обострение соперничества. Последние феномены неотделимы от обществ, в которых мы живем, но за определенными границами они становятся патологическими.
«Есть основание считать, что это обострение (рост самоубийств) — следствие не сути прогресса, а особых условий его осуществления в наше время, и ничто не убеждает нас в том, что эти условия нормальные. Потому что не надо обольщаться блестящим развитием наук, искусств и промышленности, свидетелями чего мы являемся. Слишком очевидно, что оно происходит на, фоне болезненного возбуждения, мучительные следствия которого испытывает каждый из нас. Таким образом, вполне возможно и даже правдоподобно, что источником роста самоубийств служит патологическое состояние, сопровождающее ныне развитие цивилизации, не будучи его необходимым условием.
Быстрота, с какой возросло число самоубийств, не допускает иной гипотезы. Менее чем за 5 0 лет оно, в разных странах, увеличилось втрое, вчетверо и даже впятеро. Вместе с тем мы знаем, что оно определяется тем, что есть самое закос-
337

нелое в организации обществ, поскольку показывает настроение общества, и что настроение народов, как и отдельных индивидов, отражает самое основное в состоянии организма. Значит, организация нашего общества должна была глубоко измениться за этот век, чтобы стать причиной такого роста показателя самоубийств. А ведь невозможно, чтобы одновременно столь же серьезное, сколь и быстрое изменение не было извращенным, ибо общество не в состоянии так внезапно изменить свою структуру. Значит, только в ходе медленных и почти незаметных модификаций оно способно приобрести иные черты. К тому же ограниченны и возможные преобразования. Раз некий социальный тип определился, он утрачивает способность к бесконечной пластичности; скоро достигается тот предел, какой нельзя превзойти. Изменения, которые содержатся в статистике современных самоубийств, следовательно, не могут быть нормальными. Даже не зная в точности, к чему они сводятся, можно заранее утверждать, что они — результат не равномерной эволюции, а болезненного потрясения, которое смогло искоренить институты прошлого, ничем не заменив их, т.к. работу веков нельзя сделать за несколько лет. Но если анормальна причина, то не может быть иным'и результат. Прилив добровольных смертей свидетельствует, следовательно, не об усиливающемся блеске нашей цивилизации, а о состоянии кризиса и расстройства, которое не может продолжаться, не порождая опасности» (ibid., р. 422—423).
Какими же средствами можно укрепить процесс вовлечения индивида в коллектив? Дюркгейм останавливается последовательно на семье, религиозной и политической группах, в особенности на государстве, и пытается доказать, что ни одна из этих трех групп не представляет собой близкого к индивиду социального окружения, которое обеспечивало бы ему безопасность, целиком подчиняя его требованиям солидарности.
Он не считает возможным возвращение индивида в* семейную группу по двум причинам. С одной стороны, показатель анемических самоубийств среди тех, кто состоит в браке, возрастает не меньше, чем среди одиноких, и это указывает на то, что семейная группа больше не обеспечивает эффективной защиты от суицидального течения. Было бы напрасно рассчитывать лишь на одну семью как на средство создания для индивида среды, одновременно близкой ему и способной принудить его к дисциплине. С другой стороны, функции семьи в современном обществе убывают. Все более уменьшаясь, семья играет все менее заметную экономическую роль. Она не может служить посредником между индивидом и коллективом.
338

Государство, или политическая группировка, находится слишком далеко от индивида, и оно слишком абстрактно, слишком властно, чтобы создать нужный для интеграции контекст.
Тем более не может положить конец аномии религия — путем устранения глубоких причин зла. Дюркгейм ожидает дисциплины от группы, которая должна быть органом реинтеграции. Надо, чтобы индивиды согласились ограничить свои желания и подчиняться императивам, одновременно определяющим цели, способным привязывать к себе индивидов и обозначающим средства, которые эти индивиды вправе употребить. Однако религии в современных обществах все чаще и чаще приобретают абстрактный и интеллектуальный характер. В определенном отношении они очищаются, но частично теряют функцию специального принуждения. Они призывают индивидов переступить через свои страсти и жить по духовному закону, но они не в состоянии более точно определить обязанности или правила, которым должен подчиняться человек в своей мирской жизни. Короче говоря, они больше не занимают того положения, какое занимали в прошлом, — это уже не школа дисциплины. Итак, то, что ищет Дюркгейм и что может исцелить современное общество от зол, есть не абстрактные идеи и не теории, а действенная мораль.
Единственная общественная группа, которая может способствовать вовлечению индивидов в коллектив, — это профессиональная группа, или, говоря языком Дюркгейма, корпорация.
В предисловии ко второму изданию «О разделении общественного труда» Дюркгейм пространно рассуждает о корпорациях как институтах, считающихся ныне анахронизмом, но в действительности отвечающих требованиям сегодняшнего дня. В большинстве случаев он называет корпорациями профессиональные организации, которые, сплачивая нанимателей и нанимаемых, стоят достаточно близко к индивидам, чтобы быть школой дисциплины и для каждого довольно высоким началом, пользующимся престижем и властью. Сверх того, корпорации соответствуют характеру современных обществ, где преобладает экономическая деятельность.
Я еще вернусь к этой концепции корпораций, Дюркгеймо-вой версии социализма, которая имела несчастье быть совершенно отброшенной не только социалистами, но и либералами; она была обречена на неблагодарную судьбу профессорской доктрины.
Однако в этой дискуссии о патологическом характере сегодняшних показателей самоубийств и поиске терапевтических средств обнаруживается главная идея философии Дюркгейма. Человек, предоставленный самому себе, движим безграничными желаниями. Индивид всегда хочет иметь больше
339

того, что у него есть, и он всегда разочарован в тех удовольствиях, которые находит в суровой жизни.
«Как же определить то количество благосостояния, комфорта, роскоши, к какому может законно стремиться человек? Ни в телосложении, ни в организации психики мы не находим ничего, свидетельствующего о пределе подобных склонностей. Жизнь индивида не требует, чтобы склонности исчерпывались скорее одним, чем другим; доказательство в том, что они развивались с самого начала истории, все более полно удовлетворяясь, и все-таки здоровье в среднем не снижалось. Прежде всего, как установить способ, каким должны видоизменяться склонности в зависимости от условий, профессий, относительной значимости служб и т.п.? Нет общества, где они удовлетворялись бы в равной степени на разных ступенях общественной иерархии. Но в своих сущностных моментах человеческая природа в значительной мере одинакова у всех граждан. Стало быть, она не может ставить столь необходимый потребностям изменчивый предел. А поскольку потребности зависят только от индивида, они безграничны. Сама по себе наша восприимчивость, если не считать всякой внешней силы, умеряющей ее, являет собой бездонную пропасть, которую ничто не может заполнить» (ibid., р. 27 3).       '
Отдельный человек — это человек желаний, и поэтому первейшая потребность морали и общества — дисциплина. Человека нужно дисциплинировать с помощью высшей, авторитетной и приятной силы, т.е. достойной любви. Такой силой, которая одновременно неотвратимо внедряется и притягивает, может быть только само общество.
Обсуждение Дюркгеймовых положений о самоубийстве шло по нескольким направлениям.
Первое, которого придерживался в особенности доктор А. Дельма, касается ценности статистических данных4. Статистика самоубийств неизбежно оперирует небольшими числами, потому что, к счастью, немного людей добровольно кладут конец своим дням. Следовательно, статистические корреляции установлены на основании относительно мелких различий в показателях самоубийств. Так что врач, придерживающийся психологической интерпретации самоубийства, сможет доказать, что на колебания показателей самоубийств в большинстве случаев полагаться нельзя из-за ошибок, имеющихся в статистических данных.
Не вызывают сомнений два источника ошибок. Первый — чаще всего о самоубийствах узнают из заявлений членов семьи. Отдельные случаи становятся известны благодаря тому,
340

что сами обстоятельства этого акта отчаяния оказались видны другим, но многие самоубийства происходят в таких условиях, что общественные органы регистрируют добровольные смерти только на основании семейных источников. Процент замаскированных самоубийств может, таким образом, меняться в зависимости от социальной среды, эпохи и самих обстоятельств.
Второй источник ошибок — частота неудавшихся самоубийств или попыток самоубийства. Дюркгейм не изучал этой проблемы, которая к тому же встала лишь недавно. По правде говоря, она очень непростая, т.к. в каждом случае поистине необходимо психосоциальное исследование, чтобы узнать, было ли это действительно намерением самоубийства или нет.
Второе направление обсуждений касается действенности корреляций, выявленных Дюркгеймом. Морис Хальбвакс занимался усовершенствованным анализом этих корреляций5.
Для того чтобы это направление дискуссии изложить просто и ясно, достаточно вспомнить классический тезис Дюркгей-ма: протестанты кончают жизнь самоубийством чаще, чем католики, потому что католицизм обладает высшей интегративной силой по сравнению с протестантизмом. Этот тезис был сформулирован на основе немногих немецких статистических данных по районам со смешанным населением и казался убедительным до тех пор, пока не задались вопросом о том, случайно ли католики не живут в сельскохозяйственных зонах, а протестанты в городах. Стоит лишь обеим религиозным группам стать также группами населения с разным образом жизни, как теория интегративной ценности религий утрачивает надежность.
В общем при установлении корреляции между показателями самоубийств и таким фактором, как религиозный, требуются доказательства того,.что иных дифференциальных факторов в сравниваемых случаях нет. Однако часто мы не приходим к бесспорному результату. Религиозный фактор трудно вычленить. Близкие друг другу группы населения, исповедующие разные религии, вообще различаются образом жизни и профессиональными занятиями.
Третье направление обсуждения, с теоретической точки зрения самое интересное, — связь между социологической и психологической интерпретациями. Психологи и социологи согласны в следующем: большинство тех, кто кончает жизнь самоубийством, отличаются не обязательно анормальной, но уязвимой нервной системой или психикой. Они располагаются на крайних полюсах нормального состояния. Проще говоря, многие из тех, кто убивает себя, в той или иной мере неврастеники, принадлежащие к тревожному или циклотимическому типам. Сам Дюркгейм без труда соглашался с этими наблюдениями. Но он немедленно добавлял, что не все неврастеники убивают
341

себя и что такой природный склад представляет собой исключительное основание или обстоятельство, благоприятное для действия суицидального течения, отбирающего свои жертвы.
«В той или иной социальной группе ежегодно насчитывается столько-то самоубийц не потому, что в ней столько-то неврастеников. Неврастения только способствует тому, что к самоубийству склонны преимущественно неврастеники. Вот откуда огромная разница точек зрения клинициста и социолога. Первый всегда наблюдает лишь отдельные случаи, изолированные один от другого. Поэтому он констатирует, что очень часто жертвой был или неврастеник, или алкоголик, и объясняет случившееся тем или другим из этих психопатических состояний. В определенном смысле он прав, т.к. если с собой покончил этот субъект, а не его сосед, то часто именно по данной причине. Но, как правило, не ею объясняется то, что есть люди, убивающие себя, а также то, что в каждом обществе кончает с собой определенное число людей в течение определенного периода» (ibid., р. 379).
Двусмысленность в этом тексте порождается выражением «суицидальное течение». Это понятие, кажется, намекает на существование, собственно говоря, общественной или коллективной силы как эманации всей группы, толкающей индивидов на самоубийство. Но ни отдельные, непосредственно наблюдаемые факты, ни статистика не подтверждают такого представления. Показатели самоубийств могут объясняться и процентным соотношением нервных или тоскующих людей в данном обществе, и подстрекательством к самоубийству, воздействующему на них. Не все тоскующие люди — самоубийцы, и можно представить себе, что в зависимости от профессионального положения, политических обстоятельств или гражданского состояния среди них больше или меньше тех, кто готов положить конец своим дням.
Иными словами, ничто не заставляет считать суицидальное течение объективной реальностью или определяющей причиной. Статистические данные могут быть результатом совместных действий психологических или психопатологических данных с социальными обстоятельствами. Последние способствуют росту либо числа психически неуравновешенных, либо числа самоубийц среди психически неуравновешенных.
Опасность интерпретации Дюркгейма (в том числе его терминологии) состоит в том, что позитивная интерпретация, которая легко сочетает личные и коллективные факторы, может оказаться подмененной мифической конкретизацией социальных факторов, преобразованных в сверхиндивидуальную силу — новый Молох, отбирающий свои жертвы среди индивидов.
342

3. «Элементарные формы религиозной жизни» (1912)
Третья большая книга Дюркгейма, «Элементарные формы религиозной жизни», несомненно, самая важная, самая глубокая, самая оригинальная, а кроме того, по моему мнению, в этой книге наиболее четко отражено вдохновение автора.
Цель данного сочинения заключается в разработке общей теории религии на основании анализа первичных и наиболее простых религиозных институтов. Следующая формула уже намечает одну из ведущих идей Дюркгейма: на основе изучения примитивных форм религии допустимо и возможно создавать теорию высших религий. Сущность религии раскрывает тотемизм. Все выводы, сделанные Дюркгеймом в результате изучения тотемизма, исходят из предположения, что можно выявить сущность общественного феномена путем наблюдения за самыми элементарными его формами.
Есть и иной довод в пользу того, что исследование тотемизма имеет решающее значение в учении Дюркгейма. В соответствии с ним наука в наших индивидуалистических и рационалистических обществах обладает сегодня высшим интеллектуальным и моральным авторитетом. Можно двигаться по ту сторону, а не оставаться по эту сторону и отвергать науку. Но общество, которое предопределяет распространение индивидуализма и рационализма и содействует им, нуждается, как и всякое общество, в общих верованиях. Однако, по-видимому, эти верования больше не могут поставляться традиционной религией, не отвечающей научным требованиям.
Есть выход, который представляется Дюркгейму простым и, осмелюсь употребить здесь это слово, чудодейственным: разве сама по себе наука не вскрывает того факта, что религия по существу оказывается лишь преображением общества? Если на протяжении истории, фетишизируя тотем или Бога, люди никогда не поклонялись ничему другому, кроме коллективной реальности, преображенной верой, то выход из тупика возможен. Наука о религии раскрывает возможность перестройки верований, необходимых для консенсуса, не потому, что она в состоянии породить коллективную веру, а потому, что она оставляет надежду на то, что общество будущего будет еще способно порождать богов, ведь все боги прошлого никогда не были не чем иным, как преображенным обществом.
В этом смысле «Элементарные формы религиозной жизни» демонстрируют Дюркгеимово решение антитезы науки и религии. Обнаруживая глубокую реальность за всеми религиями, наука не воссоздает религии, а доверяет способности обще-
343

ства поклоняться в каждую эпоху тем богам, в которых оно нуждается. «Религиозный интересы суть лишь символическая форма общественных и моральных интересов».
Я с удовольствием отмечу, что «Элементарные формы религиозной жизни» представляют в творчестве Дюркгеима эквивалент «Системы позитивной политики» в творчестве Конта. Дюрк-гейм не описывает религии общества, подобно тому как Конт подробно излагал религию человечества. Он даже недвусмысленно отмечает, что Конт не прав, полагая, будто человек мог по команде выдумать религию. В самом деле, если религия — творение коллективное, возможность создания религии одним социологом противоречила бы теории. Но в той мере, в какой Дюркгейм захотел доказать, что цель религии состоит не в чем ином, кроме как в преображении общества, его демарш сравним с демаршем Конта, когда тот, закладывая фундамент религии будущего, утверждал, что человечество, покончив с трансцендентными богами, возлюбит самое себя или полюбит то, что есть в нем лучшего под именем человечества.
«Элементарные формы религиозной жизни» можно исследовать с трех точек зрения, потому что это произведение объединяет три вида исследования. Оно включает в себя описание и подробный анализ системы кланов и тотемизма в некоторых австралийских племенах, с намеками на американские племена. В нем раскрывается сущность религии, вытекающая из исследования австралийского тотемизма. Наконец, в нем намечается социологическое толкование форм мышления, т.е. введение в социологию познания.
Из этих трех тем первая — описание системы кланов и тотемизма — занимает самое значительное место. Но я буду излагать ее кратко.
Здесь для меня очень важна вторая тема: общая теория религий, вытекающая из исследования тотемизма. Метод, используемый Дюркгеймом в данной книге, — тот же самый, что и в предыдущих. Сначала определяется феномен. Затем опровергаются теории, отличающиеся от Дюркгеймовой. Наконец, на третьем этапе, демонстрируется социальная по существу природа религий.
Сущность религии, по Дюркгейму, — в разделении мира на священные и мирские феномены, а не в вере в трансцендентного бога: есть религии, даже высшие, без божества. Большинство школ буддизма не исповедуют веры в личного и трансцендентного бога. Тем более не определяется религия понятиями тайны или сверхъестественного, которые могут иметь лишь более позднее происхождение. В самом деле, сверхъестественное существует лишь по отношению к естественному, а чтобы обладать четкой идеей естественного, надо
344

уже уметь мыслить позитивно и научно. Понятие сверхъестественного не может предшествовать понятию естественного, которое самое возникло поздно.
Категория верующего образована в силу разделения мира на две части — мирскую и священную. Священное состоит из совокупности вещей, верований и обрядов. Когда священные вещи находятся в отношениях координации и субординации, так что они образуют систему, которая сама по себе не входит ни в какую иную систему подобного рода, то совокупность верований и соответствующих обрядов составляет религию. Религия, следовательно, предполагает священное, затем организацию верований в священное, наконец, обряды или практику, более или менее логически вытекающие из верований.
«Религия есть солидарная система верований и практик, относящихся к вещам священным, обособленным, запретным, верований и практик, которые объединяют в одну моральную общность, называемою церковью, всех, кто их принимает» (Les Formes elementaires de la vie religieuse, p. 65).
Понятие церкви дополняет понятия священного и системы верований с целью отграничения религии от магии, не предполагающей обязательно объединения верующих в церковь.
Дав такое определение религии, Дюркгейм на втором этапе исследования отклоняет толкования религии, предшествующие тем, которые он хочет предложить. Эти толкования представлены в первой части книги, посвященной анимизму и натурализму — основным существенным концепциям элементарной религии. В соответствии с анимистическими представлениями религиозная вера — это вера в духов, преображение опыта людей как следствия их двойственной природы: тела и души. Согласно натуралистическим представлениям, люди поклоняются естественным Преображенным силам. Изложение и опровержение этих двух учений довольно пространны, но в этой двойной критике скрыта идея. Принимается ли анимистическая или натуралистическая интерпретация — в обоих случаях, полагает Дюркгейм, кончают тем, что растворяют объект. Если бы религия сводилась к любви к иррациональным духам или естественным силам, преображенным страхом людей, она была бы тождественна коллективной галлюцинации. Однако что это за наука, непосредственный результат которой — растворение реальности своего предмета?
Дюркгейм, напротив, замышляет спасти реальность религии с помощью своего объяснения. Если человек поклоняется преображенному обществу, он в действительности поклоняется достоверной реальности. Что может быть реальнее силы коллектива? Религия — это опыт слишком непрерывный и слишком глубокий, чтобы не соответствовать подлинной реально-

ети. Если эта подлинная реальность не Бог, нужно чтобы она стала реальностью, расположенной, если можно так сказать, непосредственно под Богом, а именно — обществом*.
Цель дюркгеймовской теории религии в создании реальности объекта веры без признания интеллектуального содержания традиционных религий. Последние обречены самим развитием научного рационализма, но именно он позволяет сохранить то, что как будто разрушается, показывая, что в конечном счете люди никогда не обожествляли ничего другого, кроме собственного общества.
Для изучения теории анимизма и натурализма Дюркгейм обращается к модным в то время работам Тайлора и Спенсера. Последние опирались на феномен сновидений. Во сне люди видят себя там, где их нет; они, таким образом, представляют себе собственного двойника, и им легко вообразить себе, как в момент смерти этот двойник отделяется и становится подвижным, добрым или злым духом. Вместе с тем первобытные люди плохо различали одушевленные и неодушевленные вещи. Поэтому они помещали души умерших или подвижных духов в те или иные реальные обстоятельства. Так рождались культ семейных духов и культ предков. Исходя из дуализма тела и души, постигнутого во сне, первобытные религии порождают огромное множество духов, живущих вместе с нами, деятельных, полезных или опасных.
Подробное опровержение, развернутое Дюркгеймом, шаг за шагом восстанавливает элементы этой интерпретации. Зачем придавать такое значение феномену сновидения? Зачем, предполагая, что каждый представляет себе своего двойника, придавать этому двойнику священный характер? Зачем придавать ему исключительную ценность? Культ предков, добавляет Дюркгейм, не первобытный культ. И неверно, будто культы первобытных людей специально обращены к мертвым. Культ мертвых не первоначальный феномен.
Как правило, Дюркгейм, угверждая, что сущностью религии является священное, не слишком беспокоится о том, чтобы отметить недостатки анимистической интерпретации, В самом деле, последняя может в крайнем случае объяснить творение мира духов, но мир духов — это не мир священного. Главное, а именно — священное, остается необъясненным. Ни естественные силы, ни духи или души, летающие рядом с живыми, сами по себе не священны. Лишь одно общество представляет собой священную реальность как таковую. Оно принадлежит природе, но превосходит ее. Оно одновременно слу-
Излишне уточнять,  что выражение  «непосредственно под Богом» принадлежит мне, а не Дюркгейму.
346

жит и причиной религиозного феномена, и оправданием непосредственного различения мирского и священного.
Дюркгейм противопоставляет, таким образом, подлинную науку о религии, которая сохраняет свой предмет, псевдонаукам, стремящимся к растворению своего предмета:
«Недопустимо, чтобы такие системы идей, как религия, занимавшие в истории столь значительное место, к которым во все времена обращались люди, черпая энергию, необходимую им для жизни, всего лишь ткали иллюзии. Сегодня признано, что право, мораль, сама научная мысль возникли в недрах религии, долгое время смешивались с ней, и ее дух до сих пор пронизывает их. Каким образом пустая фантасмагория могла бы так сильно и так долго формировать сознание людей? Конечно, основой науки о религиях должно быть положение о том, что религия не выражает ничего такого, чего бы не было в природе, т.к. нет иной науки, кроме науки о природных явлениях.
Проблема состоит в понимании того, к какому царству природы относятся данные реалии и что смогло побудить людей представить их себе в этой единственной форме, свойственной религиозному мышлению. Но чтобы могла появиться подобная проблема, нужно прежде всего признать, что вещи, увиденные в такой форме, — реальные вещи.
Когда философы XVIII в. объявили религию большой глупостью, выдуманной священниками, они могли по крайней мере объяснить ее прочность заинтересованностью священнической касты в обмане толпы. Но если сами народы были создателями ошибочных идей, будучи одновременно и их жертвами, то каким образом это необыкновенное надувательство могло длиться непрерывно на протяжении всей истории?.. Что это за наука, главное открытие которой свелось к тому, чтобы способствовать сокрытию самого ее предмета?» (ibid., р. 98—99).
Красиво сказано. Но я полагаю, что несоциолог или социолог недюркгеймовской школы захотел бы ответить так: сохраняет ли свой предмет наука о религии, согласно которой люди поклоняются обществу, или же стирает его? Как ученый Дюркгейм считает, что наука о религии утверждает в принципе ирреальность трансцендентного и сверхъестественного. Но можно ли снова обнаружить реальность нашей религии, устранив из нее трансцендентное?
По Дюркгейму — и эта идея имеет крайне важное значение для его творчества, — тотемизм представляет собой наипростейшую религию. В основе такого утверждения лежит эволюционистское представление об истории религии. С неэволюционистской точки зрения тотемизм предстает только простой религией среди прочих. Если ДюРкгеим утверждает, что тотемизм — простейшая, или элементарнейшая, религия,
347

то он имплицитно соглашается с тем, что религия развивается из единого начала.
Более того, чтобы уловить сущность религии в частном и рельефном ее выражении — тотемизме, нужно считать, что тщательно отобранный опыт раскрывает сущность феномена, характерного для всех обществ. Дюркгеймова теория религии не разрабатывалась на основе изучения огромного числа религиозных феноменов. Сущность «религиозного» схвачена на отдельном примере, в котором, как было допущено, и раскрывается то, что составляет существо всех феноменов подобного рода.
Дюркгейм анализирует простую религию, какою является тотемизм, пользуясь понятиями клана и тотема. Клан — это группа родства, не строящаяся на кровных связях. Это может быть самое простое объединение людей, которое обозначает свою тождественность, связывая себя с каким-нибудь растением или животным. Передача кланового тотема, то есть тотема, совпадающего с кланом, совершается в австралийских племенах чаще всего матерью, но этот способ передачи не имеет абсолютной строгости закона. Рядом с клановыми тотемами существуют индивидуальные тотемы, тотемы болсе развитых групп, таких, как фратрии и матримониальные классы6.
В австралийских племенах, которые изучал Дюркгейм, каждый тотем имеет свою эмблему или герб. Почти во всех кланах есть предметы — куски дерева или отделанные камни, — которые заключают фигуральный образ тотема и потому относятся к миру священного. Мы без каких-либо трудностей поймем этот феномен. В современных обществах в качестве эквивалента австралийской «чуринги» (символ тотема у австралийских племен. — Прим. ред.) можно рассматривать знамя. Определенный коллектив соотносит его с представлением о святости, связанным с понятием родины, и осквернение знамени соответствует отдельным феноменам, свойственным жизни австралийских племен, которые рассматривает Дюркгейм. Тотемические предметы, носящие эмблему тотема, требуют типично религиозного поведения: воздержания или, наоборот, невоздержания. Члены клана должны воздерживаться от того, чтобы есть или касаться тотема или предметов, имеющих отношение к сакральности тотема; или, напротив, они должны недвусмысленно выказывать тотему уважение.
Таким образом, в австралийских обществах образуется мир священных вещей, включающий прежде всего растения или животных, которые сами по себе тотемы, а затем предметы с изображением тотема. В случае необходимости священным считались индивиды. В конечном счете вся реальность оказывается разделенной на две основные группы: с одной стороны,
348

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

частичной аномалии современного общества
В нашем обществе совершается великая демократическая революция
Работа тенденции к изменению положе ния сельскохозяйственных рабочих восточной германии

Приписывая последовательным вторжениям благовидную цель непосредственного установления в интересах