<<<     ΛΛΛ     >>>   

здание индустриальной системы». Эта работа, которую Конт в предисловии к «Системе позитивной политики» назовет «Основной брошюрой» и которая иногда цитируется под названием «Первоначальная система позитивной политики» (так она была названа в издании 1824 г.), будет переиздана в 4-м томе «Системы позитивной политики» под заглавием «План научных работ, необходимых для реорганизации общества».
Закон трех состояний — предмет первой лекции «Курса позитивной философии» (Cours de philosophie positive, I, p. 2 — 8), классификация наук — предмет второй лекции того же курса (ibid., р. 32 — 63).
Об открытии закона трех состояний и о классификации наук см., в частности: Heiui Gouhier. La Jeunesse d'Auguste Comte et la formation du positivisme.
—           In: Auguste Comte et Saint-Simon. Paris, Vrin, 1941, p. 289 — 291.
«Исследуя весь процесс развития мышления человека во всех сферах деятельности, начиная с простейшего его проявления и кончая его проявлениями в наше время, я, кажется, обнаружил великий основной закон, которому это развитие подчинено постоянно и неизменно и который, как мне кажется, можно прочно обосновать либо с помощью рациональных доказательств, содержащихся в наших знаниях о собственном организме, либо с помощью исторических свидетельств, полученных путем внимательного изучения прошлого. Этот закон проявляется в том, что каждое наше важное суждение, каждая ветвь познания проходит последовательно три разных теоретических состояния: теологическое, или вымышленное; метафизическое, или абстрактное; научное, или позитивное. Другими словами, ум человека по своей сути последовательно пользуется в ходе всякого исследования тремя методами философского рассуждения, характер которых по существу разный и даже прямо противоположный: прежде всего теологическим, затем метафизическим и, наконец, позитивным методом. Отсюда — три взаимоисключающие философии, или три мировоззрения: первая философия — необходимый исходный пункт развития человеческого разума, третья
— его незыблемое и окончательное состояние, а единственное предназ
начение второй — быть переходной...»
«В позитивном состоянии ум человека, признавая невозможность приобретения абсолютных знаний, отказывается от поиска первопричины и предназначения Вселенной, а также от познания внутренних причин феноменов. Сочетая рассуждения с наблюдениями, он стремится раскрыть их естественные законы, то есть устойчивые отношения последовательности и сходства. Объяснение фактов, сведенное в данном случае к их настоящим пределам, представляет собой лишь обнаружение связи между разными отдельными феноменами и какими-то общими фактами, число которых по мере развития науки все более и более уменьшается» (Cours de philosophie possitive, I, p. 2 — 3).
Конт- пишет: «Идеи управляют миром и переворачивают его, или, другими словами, весь общественный механизм покоится, в конечном счете, на мнениях... Великий политический и моральный кризис нынешних обществ происходит, в конечном счете, из-за интеллектуальной анархии. Наша наиболее серьезная болезнь на самом деле проявляется в глубоком разногласии, наблюдающемся ныне между всеми людьми, относительно основных правил, неизменность которых есть первое условие настоящего общественного порядка. Пока люди не придут к единодушному согласию относительно определенного числа общих идей, необходимых для создания общего социального учения, нельзя скрыть тот факт, что народы неизбежно останутся в революционном состоянии и смогут создавать только временные учреждения, несмотря на все политические паллиативы, которые могут быть приняты» (Cours de philosophie positive, I, p. 26).
133

Однако Конт не скрывает важности этого обстоятельства. «Индустриальная жизнь порождает лишь классы, непрочно связанные друг с другом, за неимением главного побуждения к тому, чтобы все координировать, ничего не нарушая; это составляет основную проблему современной цивилизации. Настоящий выход из положения станет возможным только на основе связи между гражданами» (Systeme de politique positive, HI, p. 364). «Co времени ликвидации личной зависимости массы пролетариев все еще совсем не включены в общественную систему, если не считать всякого рода анархические заявления, будто могущество капитала, сначала естественного средства эмансипации, а затем и независимости, отныне стало чрезмерным в повседневных сделках; это почти справедливый перевес, которым капитал обязательно должен обладать, учитывая его всеобщность и высшую ответственность, согласно разумной теории иерархии» (Cours de philosophie positive, VI, p. 512). «Основное расстройство сегодня переживает материальная сфера жизни, где два необходимых направляющих элемента, т. е. численность населения и богатство, сосуществуют в состоянии растущей обоюдной враждебности, в которой повинны оба в равной мере» (Systeme de politique positive, II, p. 391).
James Burnham. The Managerial Revolution. N.Y., 1941.
Характер и предмет политической экономии Конт рассматривает в 47-й лекции «Курса позитивной философии» (Cours de philosophie positive, IV, p. 138). Конт знал и изучал политическую экономию своего времени, т. е. классическую и либеральную политэкономию, когда был секретарем Сен-Симона, и в своей критике он не касается «в высшей степени исключительных обстоятельств, связанных с известным и здравомыслящим философом Адамом Смитом». Его полемика главным образом направлена против последователей Смита: «Если наши экономисты действительно суть научные последователи Адама Смита, то пусть они продемонстрируют нам, в чем же они на деле улучшили и дополнили учение этого бессмертного мастера, какие подлинно новые открытия они добавили к его удачным первоначальным суждениям, а которые они, напротив, в сущности, исказили тщеславным и ребяческим хвастовством научных построений. Беспристрастно рассматривая разделяющие их бесплодные споры о самых простых понятиях стоимости, полезности, производства и т.д., начинаешь думать, что как бы присутствуешь на странных дебатах средневековых схоластов, посвященных основным свойствам их чисто метафизических сущностей, к которым все более приближаются экономические понятия, по мере того как их делают все более догматичными и неуловимыми» (Cours de philosophie positive, p. 141). Однако основной упрек Конта по адресу экономистов касается их стремления создать автономную науку, «изолированную от всей общественной философии». «Потому что в социальных исследованиях, как и во всех исследованиях, относящихся к живым организмам, в силу самой природы субъекта различные общие аспекты неизбежно тесно взаимозависимы и неразделимы рационально до такой степени, что одни из них нельзя надлежащим образом объяснить через другие... Когда мы оставляем мир сущностей и приступаем к построению реальных теорий, становится очевидно, что экономический или производственный анализ общества не может быть позитивно осуществлен, если не учитывать интеллектуального, морального и политического анализа либо прошлого, либо настоящего общества: так что это иррациональное разделение есть неопровержимый признак по существу метафизического характера учений, которые на нем базируются» (ibid, p. 142).
134

Морис Алле—профессор экономики Горного института, автор, в частности, следующих работ: Economie et interet. Paris, Imprimerie Nationale, 1947, 2 vol.; Traite d'economie pure. Paris, Imprimerie Nationale, 1952; Economie pure et rendement social. Paris, Sirey, 1945; L'Europe unie route de la prosperite. Paris, Calmann-Levy, 1960; Le Tiers Monde au carrefour. Bruxelles, Les Cahiers Africains, 2 vol., 1963.
о                                        '
Альфред Сови, профессор Коллеж де Франс, помимо других работ, написал следующие: Theorie generale de la population. Paris, P.U.F., t. I, 1963; t. II, 1959; La Nature sociale. Paris, Armand Colin, 1957; De Mal thus a Mao Tse- toung. Paris, Denoel, 1958; La Montee des Jeunes. Paris, Calmann-Levy, 1953; Le Plan Sauvy. Paris, Calmann-Levy, 1960; Mythologie de notre temps. Paris, Payot, 1965; Histoire economique de la France entre les deux guerres, t. 1. De l'armistice a la devaluation de la livre. Paris, Fayard, 1965.
Конт пишет так: «Объяснив естественные законы, которые в системе современного общества должны определять необходимую концентрацию богатств у руководителей промышленности, позитивная философия даст почувствовать, что с точки зрения интересов народа неважно, в чьих руках обычно находятся капиталы, лишь бы их нормальное употребление было полезным массе населения. Однако это важное условие зависит, по существу, скорее от моральных, нежели от политических средств. Как ни потворствуют на законном основании ограниченным взглядам и злобным страстям, препятствующим самопроизвольному накоплению капиталов, рискуя прямо парализовать всякую общественную деятельность, ясно, что эти тиранические приемы принесут гораздо меньшие результаты, чем всеобщее осуждение средствами позитивной морали всякого слишком эгоистического употребления богатств; осуждение тем более неотразимое, что те, кто должен будет ему подвергаться, не смогут не признать его принципов, внушенных всей системой фундаментального образования, как это продемонстрировал католицизм во времена его преобладающего влияния... Причем, подавая людям сигналы о моральной, по сути дела, природе своих наиболее серьезных требований, эта же самая философия, кроме того, неизбежно даст почувствовать высшим классам значительность такой оценки, энергично предписывая им во имя принципов, переставших быть предметом открытых споров, великие моральные обязанности, неотделимые от их положения. Таким образом, если говорить о собственности, то люди богатые в моральном отношении будут ощущать себя необходимыми хранителями общественных капиталов, эффективное использование которых никогда не может повлечь за собой никакой политической ответственности — разве что в отдельных случаях чрезмерного отклонения от нормы — и тем не менее должно всегда оставаться предметом скрупулезного морального обсуждения, непременно доступного всем в надлежащих условиях и духовный авторитет которого впоследствии конституирует нормальный орган. Соответственно углубленному исследованию современной эволюции позитивная философия покажет, что со времени уничтожения личной зависимости массы пролетариев все еще не включены в общественную систему, если не считать всякого рода анархические заявления, будто могущество капитала, сначала естественного средства эмансипации, а затем и независимости, отныне стало чрезмерным в повседневных сделках; это почти справедливый перевес, которым капитал обязательно должен обладать, учитывая его всеобщность и высшую ответственность, согласно разумной теории иерархии. Словом, эта философия даст понять, что промышленные отношения вместо того, чтобы оставаться под воздействием опасного эмпиризма или гнетущего антагонизма, должны быть систематизиро-
135

ваны в соответствии с моральными законами всеобщей гармонии» (Cours de philosophie positive, VI, p. 357 — 358).
Морра, в частности, написал очерк о Конте, опубликованный вместе с другими очерками (Charles Maurras. Le Romantisme feminin, Mademoiselle Monk) вслед за работой «Будущее разума» (Charles Mannas. L'Avenir de l'intelligence. Paris, Nouvelle Librairie Nationale, 1918). Морра писал о Конте: «Если верно, что существовали мастера своего дела, если неверно, что небо и земля и возможность их интерпретации пришли в мир лишь с нами, то я не знал никого на свете, чье имя следовало бы произносить с чувством более горячей признательности. Его образ не может не вызывать эмоций... Некоторые из нас были ходячей анархией. Таким он вернул порядок или, что равнозначно этому, надежду на порядок. Он им открыл прекрасное лицо Единства, улыбающееся с неба, которое не показалось слишком далеким».
Ссылки на Конта постоянны в работах Алена. См. в особенности: Propos sur le christianisme, P. Rieder, 1924; Idees. Paris, Hartmann, 1932, reedite dans la collection 10/18. Paris. Union Generale d'Editions, 1964 (последняя книга содержит исследование, посвященное Кошу). Политическое учение Алена изложено в двух его книгах: Eleements d'une doctrine radicole. Paris, Gallimard, 1925; Le Citoyen contre les pouvoirs. Paris, S. Kra, 1926.
1 2
Тему войны в творчестве Конта я рассмотрел в моей книге «Индустриальное общество и война» (R. Aron. La societe industrielle et la guerre. Paris, Pion, 1959). См. в особенности первый очерк, представляющий собой текст выступления в Лондонской школе экономических и политических наук, — «Лекция, посвященная памяти Огюста Конта» («Auguste Comte Memorial Lecture»).
??
Несколько лет тому назад я был членом комиссии, рассматривавшей диссертацию, посвященную Алену. Диссертацию написал человек, ставший позитивистом под влиянием творчества Алена. Он едва не отверг учение и Алена и Конта, когда разразилась война в 1939 г. . Лжепророк тот, кто возвестил о мире в век войны!
Конт писал в переломную эпоху истории колониализма, когда завершался процесс распада империй, созданных XVI — XVIII вв., и в преддверии создания империй XIX в. Завершилось освобождение американских колоний Испании. Великобритания потеряла свои основные колонии в Северной Америке, а Франция — в Индии, Канаде, Сан-Доминго. Между тем Великобритания сохранила владычество в Азии и в Канаде. С 1829 по 1842 г., когда Конт пишет «Курс позитивной философии», Франция начинает создавать cbqk> вторую колониальную империю, завоевывая Алжир и приобретая опорные пункты на берегах Африки и в Океании. Так же действует и Великобритания, вступив во владение Новой Зеландией в 1840 г.
Вот как судит Конт о колониальной системе XVII и XVIII вв.: «Не возвращаясь, конечно, к высокопарным рассуждениям последнего периода о выгодах или конечной опасности этой масштабной операции для всего человечества — что представляет собой проблему столь же бесполезную, сколь и неразрешимую, — было бы интересно выяснить: каков окончательный результат этой операции, способствовала ли она ускорению или задержке общего развития (одновременно негативного и позитивного) современных обществ? В этом отношении прежде всего бросается в глаза то, что новый опыт, столь возбуждающий боевой дух на земле и на море, и равным образом религиозный дух, как нельзя лучше приспособленный для цивилизации отсталых народов, непосредственно способствовал консервации военного и те-
136

ологического режима, -а следовательно, отсрочке окончательной реорганизации общества. Но, во-первых, с тех пор мало-помалу повсеместно распространялась система человеческих отношений, что способствовало лучшему пониманию подлинно философского характера такого перерождения, представляя его в качестве предназначенного в конечном счете для всего человечества, и это должно было подчеркивать коренную ошибку тогдашней политики, бессильной ассимилировать человеческие расы и столь часто приводившей к их истреблению. Во-вторых, непосредственно оказывая влияние на промышленность в качестве нового стимулятора, это грандиозное европейское дело, конечно, приобрело еще больше общественное и даже политическое значение, так что современное развитие, будучи полностью сбалансированным, как мне представляется, ощутило реальное ускорение, о чем обычно складывается слишком утрированное представление)» (Cours de philosophie positive, VI, p. 68).
Колониальные завоевания XIX в. Конт оценивает следующим образом: «Верно, что мы... отметили самопроизвольное введение опасного софизма, который сегодня стремятся закрепить и который будет всегда защищать военную деятельность, приписывая последовательным вторжениям благовидную цель непосредственного установления в интересах всеобщей цивилизации физического преобладания более развитого общества над менее развитым. При нынешнем жалком состоянии политической философии, приписывающей недолговечный авторитет любому извращению, такая тенденция, несомненно, имеет большую значимость как источник всеобщего потрясения: логически продолженная, она неизбежно приведет, путем обоснования взаимного притеснения народов, к необходимости столкновения разных населенных пунктов друг с другом в соответствии с их неравномерным общественным продвижением вперед. И даже не доходя до этой суровой экспансии, которая должна, конечно, оставаться в области теории, в самом деле, именно под этим предлогом стремились найти гнусное оправдание колониального рабства сообразно бесспорному превосходству белой расы. Но подобный софизм в настоящее время может вызвать лишь некоторые серьезные беспорядки. Инстинкт, свойственный современным формам общения, должен обязательно развеять всякое иррациональное беспокойство, могущее здесь проявиться только в ближайшем будущем как новый источник всеобщих войн, совершенно несовместимых с постоянными настроениями всех цивилизованных народов. Впрочем, еще до создания и развития здравой политической философии, несомненно, по достоинству будет оценена общедоступная справедливость, хотя в соответствии с запутанным эмпиризмом наблюдается грубая реакционная имитация великой римской политики, которая, как мы знаем, имела противоположную направленность и была нацелена главным образом (при обстоятельствах, совершенно отличающихся от современных) на повсеместное подавление — исключая единственный народ — неизбежной военной деятельности. Эта жалкая пародия, наоборот, будет стимулировать развитие военизированной жизни у народов, долгое время предававшихся исключительно мирным занятиям» (ibid., р. 237 — 238).
Конт предлагает множество формул, в которых утверждается анахронизм войн, подчеркиваются противоречия между современным обществом и военным, воинственным феноменом: «Все подлинно философские умы должны легко, с большим интеллектуальным и одновременно моральным удовольствием признать, что наконец наступила эпоха, когда серьезные и продолжительные войны должны полностью исчезнуть у лучшей части человечества» (Cours de philosophie positive, VI, p.  239). Или еще:  «Многие основные средства рацио-
137

нального исследования, применимые в сфере политики, спонтанно и решительно содействовали установлению того, что неизбежная первоначальная тенденция развития человечества — это тенденция развития главным образом военизированной жизни, а конечная, непременная цель человечества — по существу, жизнь индустриальная. Поэтому никакой сколь-нибудь прогрессивный ум отныне не отказывается признать более или менее определенно непрерывное снижение военного духа и постепенный рост влияния духа индустриального, как вдвойне необходимое следствие прогрессивной эволюции/которая в наше время была довольно разумно оценена большинством тех, кто надлежащим образом занимается политической философией. К тому же в то время, когда непрерывно проявляется даже в армейской среде в разных формах и с постоянно нарастающей энергией характерное для современных обществ отвращение к воинственной жизни; когда, например, повсюду все более теряется интерес к военной службе, о чем свидетельствует растущая необходимость принудительного призыва, повседневный опыт, несомненно, избавляет от необходимости доказывать то, что имеет отношение к понятию, постепенно попавшему в общественную сферу. Несмотря на громадный размах военной деятельности, вызванный сейчас, в начале века, неизбежной военной подготовкой, которая должна была последовать за непреодолимыми анормальными обстоятельствами, наш индустриальный и миролюбивый инстинкт не замедлил принять форму упорядоченного развития, чтобы реально обеспечить в этом отношении фундаментальное спокойствие цивилизованного мира, хотя европейской гармонии, по-видимому, часто угрожает опасность вследствие временного повреждения всей системы международных отношений; и этого, однако, достаточно, чтобы нередко внушать беспокойство, не доводя, правда, дело до войны... В то время как индустриальная деятельность сама по себе имеет замечательное свойство — ее развитие поощряют одновременно все индивиды и все народы, причем быстрое развитие одних совмещается со взлетом других, — напротив, полнота военизированной жизни у значительной части человечества предполагает и определяет, в конечном счете, неизбежное ее сокращение как основной общественный долг, если иметь в виду все цивилизованное человечество. Следовательно, между тем как индустриальная эпоха не предполагает иного общего срока, чем тот, еще неопределенный, отпущенный существованию нашего рода системой естественных законов, военная эпоха не может не быть ограничена временем, необходимым для достаточно постепенного осуществления предварительных условий, которые она была предназначена реализовать» (ibid., IV, р. 375 et 379).

«Наши материальные богатства могут переходить из рук в руки свободно или поневоле. В первом случае передача бывает безмозмездная или корыстная. Точно так же невольное перемещение может быть или насильственным, или законным. Таковы, в конечном счете, четыре повсеместных способа, сообразно с которыми естественно передаются материальные товары... Соответственно их уменьшающимся достоинству и эффективности, они должны идти в таком порядке: дар, обмен, наследство и завоевание. Только два средних способа стали обиходными у современных людей как наиболее приспособленные к индустриальной жизни, которая должна была стать преобладающей. Но два крайних больше способствовали первоначальному накоплению больших капиталов. Хотя последний способ должен в конце концов выйти из употребления полностью, этого никогда не случится с первым, значимость которого, как и его безупречность, наш индустриальный эгоизм сегодня пока недооценивает...  Склон-
138

ность к дарам, систематизированная позитивизмом, должна обеспечить конечный режим одним из лучших мирских вспомогательных средств, способствующих подлинному духовному влиянию, чтобы сделать богатство одновременно более полезным и уважаемым. Самый древний и самый благородный способ передачи материальных товаров будет способствовать становлению нашей индустриальной организации, чего не в состоянии понять пустая метафизика наших ужасных экономистов» (Systeme de politique positive, II, p. 155 — 156). Этот отрывок будут сопоставлять с некоторыми современными анализами. См., в частности. F. Реггоих. «Le don, sa signification economique dans le capitalisme contemporain». — In: «Diogene», Avril 1954 (перепечатана в: «L'Economie du XXe Siecle», ed. Paris, P.U.F., 1961, p. 322 — 344.).
Michael Joung. The Rise of Meritocracy. London, Thames and Hudson, 1958; Penguin Books, 1961.
1 ft
Это сочинение, написанное в 1793 г., впервые было издано в 1795 г.
(русск. пер., 1909 г.). До Кондорсе Тюрго написал «философскую картину последовательного прогресса человеческого разума».
Отсюда Конт делает вывод о том, что, поскольку нет свободы сознания в астрономии, ее не должно быть и в политике.
20
«По сути говоря, теологическая философия даже в период нашего
первого индивидуального или общественного детства никогда не могла быть безусловно универсальной, то есть самые простые и самые общие факты во всех классах явлений считались, по существу, подчиняющимися естественным законам, а не приписывались произволу сверхъестественных сил. Именитый Адам Смит, например, в своих философских эссе очень удачно заметил, что никогда ни в какой стране не находилось бога силы тяжести. Вообще точно так же обстоит дело и с самыми сложными предметами, и со всеми довольно простыми и известными явлениями, как бы ни должна была непосредственно поражать наименее подготовленного наблюдателя совершенная неизменность их фактических отношений» (Cours de philosophie positive, IV, p. 365).
9 1
«Несмотря на неизбежную и постоянную взаимозависимость разных составляющих эволюции нашего общества, согласно уже выявленным принципам, надлежит также, чтобы в их обоюдных постоянных реакциях стихийно преобладал один из всеобщих порядков, так чтобы по обыкновению этот порядок сообщал всем другим необходимый первоначальный импульс, хотя и сам он в свою очередь должен в дальнейшем в результате их эволюции получать новое развитие. Достаточно здесь непосредственно распознать преобладающую составляющую — и размышление над ней должно будет направлять наше динамичное изложение — и не заниматься специальной субординацией других составляющих по отношению к ней или между собой — субординацией, которая четко проявится позднее в ходе спонтанного выполнения нашей работы. Итак, сведенная к этой задаче, детерминация не будет представлять никакой серьезной трудности, так как достаточно вычленить социальный элемент, развитие которого можно лучше всего представить, абстрагируясь от развития всех других элементов, несмотря на их обязательную всеобщую связь; а такая связь будет неизбежно воспроизводиться в ходе непосредственного рассмотрения развития этих элементов. Этот вдвойне решающий признак без колебаний сделают основным направлением интеллектуальной эволюции как непременно пребладающий принцип эволюции человечества. Если интеллектуальная точка зрения, как я ее изложил
139

в предшествующей главе, должна преобладать в простом статическом исследовании общественного организма в узком смысле, то тем более она должна господствовать при непосредственном изучении развития обществ в целом. Хотя нашему слабому разуму, конечно, нужны первичные побуждения и непрерывное стимулирование, сообщаемые ему аппетитом, страстями и ощущениями, все же прогресс человечества не мог не осуществляться под непосредственным руководством разума... Поэтому во все времена, начиная с первого взлета философского гения, более или менее отчетливо, но всегда неопровержимо признавалось, что история общества определяется главным образом историей человеческого разума» (Cours de philosophie positive, IV, p. 340 ~ 342).
11
Так, в «Слове о позитивном духе» Конт пишет: «Политеизм приспосабливался главным образом к системе завоеваний периода античности, а монотеизм — к оборонительной организации Средних веков. Все более и более способствуя превалированию индустриальной жизни, современное общество должно, таким образом, весьма содействовать великой .ментальной революции, которая сегодня решительно поднимает наш разум и перемещает его из теологического в позитивное состояние. Эта активная, повседневная тенденция, направленная на практическое улучшение условий жизни людей, неизбежно мало совместима с религиозными заботами, всегда связанными с совсем иной целью, особенно в условиях монотеизма. А кроме того, такая активность должна естественно вызывать в конце концов сопротивление, не только радикальное, но и спонтанное со стороны всякой теологической философии» (Ed. 10/18. Paris, Union Generale d'Editions, 1963, p. 62-63).
23
Oswald   Spengler.   Der   Untergand   des   Abendlades   —   Umrisse   einer
Morphologie der Weltgeschichte. Munich, 1918 — 1922. Эта книга, задуманная в период Агадирского кризиса, впервые появилась в 1916 г. Но ошеломляющий успех в Германии пришел к ней только после поражения 1918 г. (на русском языке книга Освальда Шпенглера была издана в 1923 г. под названием «Закат Европы» (т. I). — Прим. ред.).
«Тремя всеобщими источниками общественных изменений являются, как мне представляется: 1) раса; 2) климат; 3) собственно политическая деятельность, рассматриваемая во всей полноте ее научного развития. Мы пока не выясняем, соответствует ли историческая важность этих источников данному порядку их перечисления. Вопреки всему научное исследование вовсе не будет начинаться с этой детерминации; законы метода заставят излагать ее по крайней мере после рассмотрения основного субъекта, чтобы избежать иррационального смешения основных феноменов и их различных модификаций» (Cours de philosophie, IV, p. 210).
25
В начале 52-й лекции «Курса позитивной философии», задаваясь
вопросом о том, «почему белая раса обладает столь явным фактическим превосходством в основном общественном развитии и почему Европа была главным средоточием этой высшей цивилизации», Конт, уточнив, что «эта великая дискуссия конкретной социологии» должна «быть продолжена после первоначального абстрактного обоснования фундаментальных законов общественного развития», формулирует между тем несколько соображений — «отдельных и разобщенных, неизбежно несостоятельных суждений»: «Уже с первого взгляда в отличительных особенностях телосложения людей белой расы и главным образом в устройстве мозга, несомненно, заметны некоторые положительные зародыши ее действительного превосходства; на этот счет, однако, все натуралисты сегодня далеки от согласия друг
140

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Однако религии в современных обществах все чаще
Господством заключается в том
Природой человека