<<<     ΛΛΛ     >>>   

246

теория. Это означает, что и здесь общезначимыми суждениями являются чисто теоретические суждения и их совокупность. Поскольку же конечный идеал не представляет теоретического положения, постольку он не общезначим, не доказуем, условен и может быть заменен любым противоположным идеалом.

То, что здесь научно - то теоретично, что не теоретично - то не научно, не общеобязательно. Так обстоит дело с теоретической точки зрения.

Но само собой разумеется, иначе обстоит дело в области практики: теоретически можно допустить идеал взаимной ненависти и объявить высшим благом взаимное уничтожение людей друг другом; как показали мы выше, логических препятствий к этому нет. Но одно дело - возможность подобной теории, другое дело - фактическое ее выполнение и реализация. Едва ли найдется такой человек, который бы и в самом деле попытался сделать так. Людей, теоретически принимающих положения вроде указанного (высшее благо - взаимная ненависть), вероятно, немало ("ведь это оригинально и парадоксально", а на парадоксы и сенсации теперь мода), но почти все они de-facto ведут себя не сообразно с их идеалом, а сплошь и рядом сообразно с идеалом действенной любви. Их шуйца говорит одно, а десница делает другое.

Самые "отчаянные" теоретики эгоизма, ненависти и индивидуализма фактически сплошь и рядом были великими альтруистами, коллективистами и людьми, помогавшими и любившими других.

А отсюда следует, что если идеал действенной любви (в понимании Будды, Христа и др., а в наше время лежащий в основе политики права Л.И. Петражицкого и др.) теоретически и равноправен идеалу ненависти (оба условны), то практически он является почти общезначимым и всеми приемлемым и поэтому может служить отправным пунктом для создания практической (т.е. теоретической в вышеуказанном смысле) науки, в которой так нуждается наше время и мы сами.

Социальная жизнь изобилует кризисами благодаря нашему общему невежеству, благодаря невежеству наших руководителей, сплошь и рядом "не умеющих отличить правой руки от левой", а потому и предписывающих рецепты, ценность которых равна ценности "угольков и нашептываний, употребляемых знахарями для лечения от недугов душевных и телесных. Пора уже заменить их более рациональными рецептами и "социальными докторами" делать людей, более знающих свое дело. Вполне прав Е.В. Де-Роберти, говоря: "Унаследованное нами в значительной степени социологическое невежество наших предков должно считаться теперь в качестве единственного и подлинного источника наших интеллектуальных страданий, наших моральных падений, наших ошибок, наших преступлений и социальных бедствий, столь ужасных и безобразных"24.

Сказанным кратко выяснено наше отношение к социальной политике и вообще к социальным прикладным наукам.

24 De-Roberty E. Le Bien et le Mal. P. 147-148.

В последнее время мне довольно часто приходит в голову вопрос: не слишком ли громоздка современная система обучения и воспитания. В самом деле, для того, чтобы получить небольшие сравнительно знания, кончающего университет студента, мы учимся в среднем 15-16 лет и к двадцати двум, двадцати трем годам получаем свидетельство об окончании высшего учебного заведения, свидетельство фиктивное, так как многие "кандидаты" в действительности не обладают той суммой познаний и той степенью логического мышления, которая удостоверялась этим свидетельством или дипломом.

Поставленный вопрос имеет значение не только в этом, так сказать, академическом смысле, но он важен и в другом, чисто общественном отношении: с ним ближайшими образом связаны [...] интересы всего социального прогресса. В самом деле, если для получения совокупности знаний, соответствующих курсу высшей школы, необходимо 15—16 лет ученья - то, очевидно, при современных условиях указанная степень знания будет недоступна громадной массе трудового народа, членом которого с малых лет приходится прежде всего добывать хлеб, а потом уж думать о грамоте. Далее, если образование по-прежнему будет оставаться привилегией немногих, сытых классов, или по-прежнему будут группы образованных и необразованных, то тем самым будет существовать и источник социального неравенства, иначе говоря, по-прежнему останутся бедные и богатые, эксплуатируемые и эксплуататоры, "молот и наковальня".

[...] Возьмите современное общество, обобществите все орудия и средства производства (обычный рецепт для врачевания болезни социального неравенства) и я уверен, что на другой же день уничтоженный этим обобществлением дуализм "молота и наковальни", эксплуатируемых и эксплуататоров снова вспыхнет. Переменятся только названия: тюрьмы назовут "домами правосудия", но от этого едва ли будет лучше тем, кто будет заключен в них. На социальном строе будет стоять вывеска: "Liberte, fraternite, egalite'*, но эта "свобода" будет той же свободой "свободного" извозчика или голодного рабочего, готового отдать ее за чечевичную похлебку первому встречному, лишь бы не умереть с голоду. А братство такого строя не очень далеко уйдет от братства, посылающего брата на эшафот и лицемерно утешающего его словами: "умри,

248

брат мой, во имя Христа или общественного блага". Фигура современного капиталиста превратится в таком строе в какого-нибудь "директора общественных работ", но социальное положение последнего будет так же отличаться от положения "управляемых", как положение капиталиста от положения рабочих.

Говоря коротко, не нужно быть ни контистом, ни неопозитивистом, чтобы согласиться с тем, что более или менее равномерное распределение знания и образования во всех слоях общества есть условие, без которого невозможна эгалитарная [...] система общества. [...]

Помимо этих сторон обсуждаемая здесь проблема имеет значение и в третьем отношении. Как-никак, а в данный момент мы находимся в той стадии культуры, когда культурные ценности создаются не случайно, не бессознательно, а рационально, т.е. путем приложения тех или иных знаний к тем или иным практическим потребностям. Ни в какой области культуры теперь нельзя творить тяп-ляп, наугад, без подготовки и без знаний. Любители мистицизма и интуитивизма могут сколько угодно упражняться в составлении дифирамбов "творчеству или вдохновению".

Но ни мы, ни они не поручим постройку моста человеку, не знающему "ни аза в глаза" в технике строительства, врачевание - неспециалисту, обучение - непедагогу. Даже наиболее вдохновенная область творчества - искусство — и то требует долговременной муштровки и упражнения. Правда, в нашей действительности бывает еще нередко, что пироги печь поручается сапожнику, а обучение дворнику, но результаты такой системы - на глазах у всех. Раз это так, то отсюда следует, что высшая степень знания (и по качеству и по количеству) является источником и более интенсивного творчества культурных ценностей, и обратно. В этом смысле прав был Тард, называвший изобретения основным фактором социального прогресса. Поэтому ускоренный качественно-количественный рост знания является тем самым и ростом материального и психического благополучия, иначе говоря, социального прогресса. Большее знание поведет к большему числу изобретений, низкое знание - парализует творчество.

Эта задача - углубления и распределения знания, выдвигаемая самой жизнью, так или иначе осуществлялась в продолжении истории (иначе невозможен был бы и самый социальный прогресс). Так или иначе она выполняется и теперь. Но, как я указал в начале статьи, вглядываясь в современную систему образования и обучения, позволительно усомниться в том, что она следует закону "экономии сил". Раз это так, то сам собой встает вопрос: нельзя ли упростить эту систему, нельзя ли сделать так, например, чтобы то, что знает теперь человек после 20-летней выучки, знал мальчик 10-12-ти лет? Думается, что указанная проблема достаточно важна, чтобы привлечь к себе несколько больше внимания, чем ей уделяется обычно.

То, что сказано выше относительно интеллектуального развития, в одинаковой мере приложимо и к моральному воспитанию, сводящемуся по существу к таковому изменению поведения человека, которое было бы социально полезно - с одной стороны, и обеспечивало бы в то же время

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

сно говорящую о профессии последнего
Сродных идеологий может быть вызвано


Очерчивающими лишь немногих из его западных знакомых