<<<     ΛΛΛ     >>>   

Другим его хорошим знакомым из французских ученых был Г. Тард. Его имя часто упоминалось в наших беседах и не раз вызывало споры. Ставя высоко его "Philosophie penale", я как-то заметил, что "законы подражания" Тарда стоят гораздо ниже этой работы, и прибавил при этом, что история героев и толпы Н.К. Михайловского едва ли не будет выше тардовской гипотезы. М.М., очень любивший Тарда и ставивший его высоко, не соглашался со мной. Всего выше из работ последнего он ставил его "Социальную логику" и в общем находил Тарда талантливее Дюркгейма. На мое замечание, что в полемике все же Дюркгейм оказался победителем, он заметил: "Это - вопрос еще; во всяком случае, в словесных дебатах Тард был непобедим. В чтении он много теряет. Его нужно слушать, а, слушая, нельзя было не удивляться гибкости его мысли, остроумию и чрезвычайной находчивости. Правда, - продолжал М.М., Тард знал мало. Историей он не занимался. В числе немногих книг, которые он читал по истории, был мой "Современный обычай и древнейший закон". Но у него было то, что зовется талантом, и последний компенсировал его такую эрудицию".

Что же касается Дюркгейма, то М.М. ценил и его высоко, но относился к нему холодно и, во всяком случае, они не были друзьями, хотя и были знакомы друг с другом. В последний раз М.М. встретился с ним на пароходе во время путешествия по Женевскому озеру. Как относился к нему Дюркгейм, - сказать трудно, но судя по оценкам, дававшимся работам М.М. в "L'annee sociologiques" и, в общем, весьма благоприятным, и судя по нескольким фразам, весьма лестным для М.М. в письме Дюркгейма ко мне от 4-го июля 1914 r.,3* - можно думать, что и Дюркгейм в смысле оценки Ковалевского платил ему взаимностью. Из остальных фразцузских социологов М.М. был особенно близок с Р. Вормсом и де-Греефом. С ними он до последнего времени находился в переписке. Недели за три до смерти еще получено было письмо от Вормса; де-Греефу же всего года два-три тому назад он устроил помещение его работы в "Итогах науки" и не переставал поддерживать с ним переписку до последнего времени. Часть этой переписки, вероятно, будет опубликована в будущем. Вся она, как и вообще вся ценная переписка М.М., едва ли сохранилась. Некоторая небрежность в отношении писем и их сохранения — была в обычае М.М.

269

Из других французских знаменитостей он знал лично и Бергсона, хотя не был его другом. Познакомил их впервые лет 20 тому назад Вормс. "Вот будущая знаменитость в философии", — такими словами рекомендовал этого философа, тогда еще неизвестного, Вормс Максиму Максимовичу. "И оказывается был прав", - добавлял М.М. Сам он с работами Бергсона не знакомился; вернее, пробовал, но для его эмпирически-позитивного ума он был мало усвояем. По его просьбе как-то раз я добыл ему "Творческую эволюцию", - "Заснул на пятой странице", каялся на другой день М.М. Поэтому при его характеристике он ограничивался добродушным повторением слов П.Д. Боборыкина, называя Бергсона "парижским соловьем".

Помимо социологов немало было знакомых и друзей у М.М. и среди французских юристов, историков и экономистов. То или другое имя постоянно мелькало в разговорах М.М. Тут же шел какой-либо эпизод, передаваемый в его обычной, - насмешливой манере. Из этого множества имен мне приходит сейчас на память прежде всего имя Эсмэна, с которым М.М. был близок и который рекомендовал его в качестве члена-корреспондента французского института. Из современных государствоведов М.М. считал его одним из наиболее крупных и талантливых.

Много и долго нужно было бы писать, чтобы перечислить его знакомства в той или другой стране. Можно только сказать, что в любом крупном государстве в числе его знакомых были видные ученые и общественные деятели.

Не так давно как-то зашел у нас разговор о Ферри и его "Угол. социологии". "Если бы он представил ее в качестве диссертации в одном из наших университетов, - иронично заметил М.М., — то едва ли бы приняли ее". И вслед за этим широкими, но меткими штрихами набросал его портрет.

Как-то раз М.М. пришлось быть на его лекции. Студенты по обыкновению встретили Ферри овациями. «Весь час, - рассказывал М.М., - он посвятил доказательству того, что наше время предпочитает глагол "иметь" глаголу "быть". Говорил ярко, увлекательно, но едва ли содержательно. Видно, в этот раз он совсем не готовился к лекции». Подмечая эти черты, М.М., однако, очень высоко ценил как самого Ферри и итальянских криминалистов, так и вообще итальянских ученых, начиная с Лориа, Морселли, Астураро, Росси и др. и оканчивая более молодыми, вроде Мазарелла, Vaccaro и т.д.

Период пребывания на юге Франции был одним из наиболее продуктивных в жизни М.М. Он не раз вспоминал его и не раз говорил, что под конец жизни ему неплохо будет удалиться под благословенное небо Средиземного моря. Но при всем богатом знакомстве в указанных странах все же не они впервые вычеканили его научный облик. Страной, всего ранее и всего сильнее наложившей на него свой отпечаток и до известной степени предопределившей характер его работ и симпатий, была Англия. Недаром и по политическим взглядам, и по научным симпатиям, и по

270

складу мышления в качестве эмпирика он всего более близок был именно к этой стране. Спенсеру, Тэйлору и Г.С. Мэну он главным образом обязан тем, что его внимание привлекли вопросы генетической социологии, английские юристы и государствоведы дали толчок его работам по государственному праву и, наконец, такие лица, как Маркс, живший в Лондоне, вызвали в нем интерес к экономическим проблемам. «Очень вероятно, - пишет сам М.М. в своей статье "Две жизни", - что без знакомства с Марксом я- бы не занялся ни историей землевладения, ни экономическим ростом Европы».

Таким образом, все основные русла его научной и общественной деятельности берут свое начало отсюда. Естественно поэтому, что в этой стране у него был и широкий круг личных знакомых и друзей. Судя по рассказам М.М. - у него здесь действительно этот круг был широк. Но чаще других упоминались им имена Дж. Льюиса и его жены, писательницы Эллиот, у которых в доме он был обычным посетителем, Эд. Тэйлора, в доме которого М.М. жил довольно долгое время, имена Фред. Гаррисона, Г. Спенсера и Маркса. Частенько, в перерывах работы или за завтраком, когда заходила речь об этой полосе жизни, он с удовольствием вспоминал ее, описывал затворнический режим Оксфорда, быт и обстановку жизни в последнем и в особенности встречи за обеденным столом с учеными специалистами. "Более лучшей обстановки для научной работы едва ли можно желать, — говорил он. — Вам нужна справка по такому-то вопросу - обращаетесь к соседу направо, по другому — к соседу налево. Одни обеды, — шутил он, - дадут вам больше, чем год самостоятельной работы".

Здесь уместно остановиться лишь на знакомстве Максима Максимовича с Г. Спенсером и К. Марксом. С первым, по его же словам, он лично встречался только два-три раза в доме Льюиса, да один раз в клубе "Atheneum", старшиной которого был Спенсер, который и включил в состав его членов М.М. Ковалевского.

В своих воспоминаниях, а равно и работах, М.М. дал достаточно определенную оценку английского философа. Эта оценка в личных разговорах была еще выше. Мне вспоминается один разговор на тему о первобытных обрядах и правительстве. "Глава об обрядовых учреждениях (в социологии Спенсера), сказал М.М., едва ли не самое ценное из всего, что сказано до сих пор по этому вопросу". И в нынешний год, обсуждая с ним план работы социологического семинария, я снова убедился, как высоко он ценил Спенсера. "Возьмите предметом занятий Конта и Спенсера, — сказал он, — этих двух китов социологии. Если студенты их достаточно хорошо будут знать, они будут знать главное. Большинство социологов и до сих пор занимается лишь повторением того, что было сказано ими".

Если со Спенсером, ведшим вообще довольно замкнутый образ жизни, М.М, лично был мало знаком, то его знакомство с К. Марксом было достаточно близкое и продолжительное. О нем он сам подробно рассказывал в ст. "Две жизни". Познакомил его с ним один член парижской комму-

271

ны, спасший жизнь зятю Маркса Лонге. При первом же знакомстве Маркс подарил М.М. две брошюры. Вначале Маркс относился к Ковалевскому довольно холодно; причиной этого были отрицательные взгляды Маркса на русских вообще, и его нелады с Бакуниным, Герценом и др. в частности. Но при дальнейшем знакомстве это предубеждение исчезло и знакомство их перешло почти в дружбу, начиная с Карлсбада. "Мы почти ежедневно делали совместные прогулки по горам, - пишет М.М., настолько сошлись, что в письмах Маркса он относит меня к числу своих научных друзей".

С того времени Ковалевский сделался обычным посетителем воскресных собраний в № 41 Maitland Park Crescend, где тогда жил Маркс, или же встречался с ним у Энгельса. Близко познакомился он и со всей семьей Маркса.

"Редко кто принимал так радушно в своей скромной обстановке, как жена Маркса, и редко кто умел более сохранить в своей простоте приемы поведения и внеший облик того, что французы называют "une grande dame", пишет там же М.М. "Маркс и с седой бородой любил начинать новый год танцем с своей женой или с приятельницей Энгельса. Я сам однажды присутствовал при том, как ловко прошелся он с дамами под музыку в марше". Вспоминая эти детали, он дает общий портрет этого "зачинателя", совершенно не похожий на Зевса Олимпийского, каким рисовали его многие и каким он показался ему при первой встрече.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Конечно
Одной из основных причин их было именно резкое качественное изменение состава их населения в ту
Вместе с тем сорокин чутко уловил подлинный парадокс русской революции
Биологические основания сравнительной психологии
Кладбище