<<<     ΛΛΛ     >>>   

Отрывки из «Гамлета» даются в переводе Б. Пастернака.

«Я писал для самого себя» (латин.).

Замечательный советский психолог Лев Семенович Выготский (1896-1934) посвятил первое десятилетие своей научной деятельности (1915 год — дата написания первого варианта его большой работы о «Гамлете», 1925 год — дата окончания публикуемой книги) занятиям проблемами художественной и литературной критики, литературоведения, эстетики и психологии искусства. На первом этапе этих занятий, представление о котором дает второй (окончательный) вариант (1916) его монографии о «Гамлете», помещенной в настоящем издании, Выготский стремился к выработке такого метода критического раскрытия смысла художественного произведения, который основывался бы только на материале самого текста. Этому периоду предшествовала напряженная подготовительная работа по исследованию самих текстов и критической и философской литературы (показательно, что уже в этой работе, написанной в возрасте девятнадцати-двадцати лет, Выготский приводит в примечаниях, как он сам говорит, некоторые «из бесчисленного множества заметок, сделанных за много времени в процессе постоянного чтения о „Гамлете“ и размышления о нем в течение нескольких лет»). Продолжением работы о «Гамлете» послужили многочисленные литературно-критические статьи, печатавшиеся в различных повременных изданиях в 1915-1922 годы; из этих статей постепенно вырос и первоначальный замысел настоящей книги (см. об этом в предисловии автора). К их числу относятся две статьи о только что вышедших тогда книгах ведущих символистов — романе Андрея Белого «Петербург» (первая — «Литературные заметки», — «Новый путь», 1916, № 47, стб. 27-32; вторая — рецензия на роман: «Летопись», 1916, № 12, с. 327-328), сборнике эстетических и критических статей и эссе Вячеслава Иванова «Борозды и межи» («Летопись», 1916, № 10, с. 351-352), книге Д. Мережковского «Будет радость» («Летопись», 1917. № 1, с. 309-310). О начале серьезных литературоведческих занятий Выготского свидетельствует также его рецензия на издание Н. Л. Бродским поэмы Тургенева «Поп» («Летопись», 1917, № 5-6, с. 366-367). Последующая педагогическая работа, связанная с преподаванием литературы в школе, отражена в сохраненной в архиве Л. С. Выготского рукописи «О методах преподавания художественной литературы в школах II степени», — тезисы доклада на губернской научно-методической конференции 7 августа 1922 года в Гомеле (см. также: Шахлевич Т. И. Научно-педагогическая и общественная деятельность Л. С. Выготского в Белоруссии (историко-архивное исследование). — В кн.: Гуманитарные науки. Минск, 1974, с. 326-333).За это время раннее увлечение Выготского методами чисто «читательской» критики, воссоздающей общую атмосферу текста, уступило место детальному анализу, использующему достижения формальной школы (со многими теоретическими принципами которой Л. С. Выготский полемизировал; см. третью главу настоящей книги). Внимание к символической природе художественного образа, сказавшееся в ранних литературно-критических опытах Выготского, постепенно привело к выработке им теории, обогащенной как общими социологическими идеями, излагаемыми в первой книге, так и усвоенными им к тому времени методами новейшей психологии (см. в особенности анализ теории бессознательных процессов, данный в настоящей книге) и физиологии (ср. теорию «воронки», используемую в заключительных разделах книги для объяснения функции искусства). Постепенно (с 1924 года) круг психологических интересов Выготского расширяется, охватывая все основные стороны психологии. Непосредственным продолжением эстетической концепции настоящей книги можно считать исследование роли знаков в управлении человеческим поведением, которому Выготский посвящает серию своих теоретических и экспериментальных психологических работ, сделавших его к середине 30-х годов крупнейшим советским психологом. Анализ этой проблемы в книге «История развития высших психических функций» (части которой написаны в 1930-1931 годы, но опубликованы лишь в 1960-1983 годы; см.: Выготский Л. С. Собр. соч. в 6-ти т., т. 3. М., 1983, с. 5-328). Выготский начинает с того, что исследует остатки древних форм поведения, которые сохранились у современного человека, но включены в систему других (высших) форм поведения. Этот анализ (который сам Выготский сравнивает с исследованием психопатологии повседневной жизни у Фрейда) проводится тем методом, который в современной лингвистике называется методом внутренней реконструкции. Из системы выделяются такие элементы, которые внутри этой системы представляют собой аномалию, но могут быть объяснены как остатки более древней системы. Например, в поведении современного человека, раскладывающего пасьянс, обнаруживается окаменевший пережиток той эпохи, когда бросание жребия было одним из важнейших способов решения наиболее трудных задач (в свете современных кибернетических моделей и идей теории игр этот описанный Выготским метод, игравший важнейшую роль в социальной и религиозной жизни древних обществ, можно рассматривать как средство ввести случайный элемент в систему, действующую согласно жестко детерминированным правилам, что является наилучшей стратегией при игре с неполной информацией). В качестве двух других аналогичных архаизмов. Выготский анализирует мнемотехнические приемы (например, завязывание узелка на платке, сохранившийся у современного человека, и счет на пальцах, восходящий к одному из древних культурных достижений человека). Во всех этих случаях и в других, им подобных, человек, который не может овладеть своим поведением непосредственно, прибегает к внешним знакам, которые помогают ему управлять поведением. Выготсклй указывает, что сигнализация, лежащая в основе этих явлений, имеется не только у человека, но и у животных, но для поведения человека и для человеческой культуры характерно употребление не просто сигналов, а знаков, служащих для управления поведением. При этом Выготский выделил особо именно ту систему знаков, которая сыграла наиболее важную роль в развитии человека, — язык (психологическому анализу языка позднее была посвящена наиболее известная монография Выготского, «Мышление и речь»). Напоминая в этой связи о римском делении орудий на три категории — «instrumentum mutum — немое, неодушевленное орудие, instrumentum semivocale — обладающее полуречью орудие (домашнее животное) и instrumentum vocale — обладающее речью орудие (раб)», — Выготский замечает: «Для древних раб был самоуправляющимся орудием, механизмом с регуляцией особого типа» (Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М., 1960, с. 117). Подобные идеи Выготского о роли знаков в управлении поведением на несколько десятилетий опережали современную ему науку, делая его предшественником современной кибернетики — науки об управлении, связи и информации — и семиотики — науки о знаках. Для человеческой культуры (и в частности, для индивидуального культурного развития) существенно не столько наличие внешних знаков, управляющих поведением, сколько постепенное превращение этих внешних знаков во внутренние, что также впервые было установлено Выготским (в частности, в монографии «Мышление и речь», впервые напечатанной в 1934 году и переизданной в книге: Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. М., 1956; а также: Его же. Собр. соч., т. 2. М., 1982). Исходя из работ Выготского можно наметить следующую схему развития способов управления человеческим поведением: 1) команды, материализованные вне человека и исходящие не от него (например, приказы родителей ребенку); 2) команды, материализованные вне человека, но исходящие от него самого (изученная Выготским «эгоцентрическая» речь детей, находящая параллель и в некоторых обществах, где коллективный монолог или эгоцентрическая речь взрослых сохраняются как пережиточная форма общественного поведения); 3) команды, которые формируются внутри самого человека благодаря превращению внешних знаков во внутренние (например, внутренняя речь, которую Выготский описал как «эгоцентрическую» речь, перешедшую внутрь человека; этапом, непосредственно предшествующим внутренней речи, является произносимая вслух речь ребенка перед засыпанием, обязательным условием которой, в отличие от эгоцентрической речи в коллективе, является отсутствие слушателя — именно поэтому речь перед засыпанием была исследована с помощью магнитофонных записей лишь в недалеком прошлом (см.: Weir Н. R. Language in the crib. The Hague, 1962). С этой точки зрения обучение может быть описано в кибернетических терминах как переход команд вовнутрь или как формирование в человеке программы. В статьях и лекциях 30-х годов, посвященных анализу восприятия, памяти и других высших психических функций, Выготский показывает, что эти функции в раннем возрасте еще не управляются самим человеком. Восприятие у взрослого человека может быть описано как перевод на язык эталонов, хранящихся или формируемых в памяти; в раннем возрасте не сформировался ни сам язык эталонов, ни правила (программа) перевода на него. Если управление восприятием, вниманием и памятью отсутствует у детей до определенного возраста, то программное управление эмоциями (аффектами) отсутствует и у многих взрослых (ср. различные практические психологические системы начиная с древнеиндийских, цель которых состоит в выработке такого управления). Эти идеи, хотя они изложены в работах Выготского в терминах, отличных от использованной выше кибернетической терминологии, имеют самое прямое отношение к важнейшим обсуждаемым в кибернетической литературе последних лет проблемам обучения и — шире — сравнения машины и мозга.

Большой цикл работ Выготского, экспериментально выполненных и написанных в 30-х годах, посвящен проблемам развития и распада высших психических функций, которые он исследовал диахронически (в их истории). В связи с этим Выготский исследует проблемы детской психологии, в том числе детского творчества, снова обращаясь к проблеме творчества, занимавшей его в первые годы научной деятельности, а также обучения, педагогики, педологии, дефектологии; в каждой из этих областей он делает крупные открытия. Особую ценность представляет данный им анализ соотношения языка и интеллектуальной деятельности в развитии ребенка (и в развитии человека в сравнении с животным). Выготскому принадлежит заслуга открытия принципиального различия между комплексными значениями слов, характерными для детской речи, но пережиточно сохраняющимися и в языке взрослых, и понятийными значениями, которые формируются у ребенка лишь на более позднем этапе его развития, постепенно преобразуя первоначально сложившиеся комплексные значения. Это различие имеет принципиальное значение также и для понимания разницы между семантикой поэтической речи и научным языком, и в особенности языком формализованных точных наук. Особую ценность для теории обучения и для общей семиотики представляет гипотеза Выготского, по которой осознание родного языка (усвоенного бессознательно) и начало формирования понятийного мышления относятся ко времени, когда ребенок усваивает другую знаковую систему — письменный язык (или иностранный язык), а затем знаковые системы арифметики и других наук. Характерное для многих работ Выготского предвосхищение позднейших научных открытий сказалось в данной им оригинальной трактовке проблемы языка и интеллекта, у животных, где он не только оценил работы по языку пчел, тогда еще не нашедшие признания у лингвистов, но и высказал подтвердившуюся позднее гипотезу о возможности выработки у обезьян знаков-жестов; в этом отношении его нельзя не признать одним из ученых, предвосхитивших выводы новой науки — зоосемиотики.

Для исследования занимавшей его в последние годы жизни проблемы структуры сознания Выготский широко использовал данные дефектологии и психологии, которыми, как и смежными областями медицины и экспериментальной психологии, он овладел настолько профессионально, что введенный им тест получил в мировой литературе его имя. Исходя из гипотезы, по которой при распаде сознания обычно на первый план выступают низшие (более примитивные) функции и центры, и из результатов обширной клинической работы Выготский предложил оригинальную концепцию локализации мозговых поражений (в том числе и афазий — расстройств речи), позволяющую «наметить путь, ведущий от очаговых расстройств определенного рода к специфическому изменению всей личности в целом и образа ее жизни» (Выготский Л, С. Психология и учение о локализации. — «Первый всеукраинский съезд невропатологов и психиатров. Тезисы докладов». Харьков, 1934, с. 41). Классическим образцом анализа интеллектуальных речевых расстройств с точки зрения социальной психологии является статья Выготского о нарушении понятий при шизофрении, в которой показано, как при распаде высших форм логического понятийного мышления возникают структуры, напоминающие ранние, или архаичные формы комплексного мышления. Исследование комплексного мышления и его пережитков в детской речи и в патологии представляет собой важную сторону психологических и лингвистических этюдов Выготского, которому удалось избежать того ошибочного интеллектуализирования (и логизации) языка и личности, которое распространилось в последующие годы у многих авторов (отчасти и здесь можно наметить связь последних работ Выготского с его наиболее ранними трудами). Исследование структуры личности и соотношения интеллекта и аффекта занимало Выготского в последние годы его жизни, когда он работал над трудом об учении о страстях у Спинозы (написанные части этой работы, представляющей интерес и для истории философии, относятся прежде всего к Декарту).

Ранняя смерть оборвала жизнь этого ученого с чертами гениальности, оставившего по себе неизгладимый след в целом комплексе социальных и биологических наук о человеке (психологии, психиатрии, дефектологии, педагогике, педологии, лингвистике, литературоведении), в том числе и в таких, которые при его жизни еще не существовали (психолингвистика, семиотика, кибернетика). Посмертно (в 1934-1935 годы) был напечатан целый ряд работ Выготского, имеющих первостепенное значение (в том числе «Мышление и речь» и сборник статей Выготского «Умственное развитие детей в процессе обучения»). После 1956года появляются издания его работ и исследования о нем, и становится все более отчетливым его огромное влияние на всю психологическую науку в нашей стране. После выхода в свет в 1962 году американского издания перевода книги «Мышление и речь» Выготский быстро получает признание как один из крупнейших психологов первой половины XX века. Об этом свидетельствуют такие высказывания, как, например, характеристика профессора психологии Лондонского университета Бернстейна, указавшего, что продолжение работ Выготского, наметившего путь к объединению биологических и социальных исследований, может иметь для науки не меньшее значение, чем расшифровка генетического кода. См. о Л. С. Выготском:

Леонтъев А. Н., Лурия А. Р. Психологические воззрения Л. С. Выготского. — Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. М., 1956, с. 4-36.

Колбановский В. Н. О психологических взглядах Л. С. Выготского. — «Вопр. психологии», 1956, № 5, с. 104-133.

Научное творчество Л. С. Выготского и современная психология. М., 1981.

Леонтъев А. Н., Лурия А. Р. Из истории становления психологических взглядов Л. С. Выготского. — «Вопр. психологии», 1976, № 6, с. 83-94.

Ярошевский М. Г., Ткаченко А. Н. Анализ концепции Л. С. Выготского в трудах А. Р. Лурия. — В кн.: А. Р. Лурия и современная психология. М., 1982, с. 21-28.

Ярошевский М. Г., Гургенидзе Г. С. Л. С. Выготский — исследователь проблем методологии науки. — «Вопр. философии», 1977, № 8, с. 91-105.

Ярошевский М. Г., Гургенидзе Г. С. Л. С. Выготский о природе психики. — «Вопр. философии», 1981, № 1, с. 142-154.

Эльконии Д. Б. Проблема обучения и развития в трудах Л. С. Выготского. — «Вопр. психологии», 1966, № 6, с. 33-42.

Элъконин Д. Б. Проблемы психологии детской игры в работах Л. С. Выготского, его сотрудников и последователей. — «Вопр. психологии», 1976, № 6, с. 94-102.

Мазур Е. С. Проблема смысловой регуляции в свете идей Л. С. Выготского. — «Вести. МГУ. Психология», 1983, № 1, с. 31 — 40.

Левина Р. Е. Идеи Выготского о планирующей функции речи. — «Вопр. психологии», 1968, № 4, с. 105-115.

Зинченко В. П. Идеи Л. С. Выготского о единицах анализа психики. — «Психологический журн.», 1981, № 2, с. 118-133.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

С исследованием заумных элементов в фольклорных текстах
Она убедительно заставляет пересмотреть учение о характере в трагедии шекспира и… сдать его в архив трагедии говорит
Посвященных социологии искусства
Усвоенными им к тому времени методами новейшей психологии