<<<     ΛΛΛ   

Благодаря глобализации рынков и прогрессу коммуникаций как отдельные люди, так и целые народы поддерживают постоянную связь друг с другом и живут в симультанном, не знающем границ настоящем. Новая культура моментальной коммуникации лишает отчет о событии, о прожитом мгновении пространственно-временных референций, которые до сих пор служили вехами исторического развития. Повсеместное распространение электронных носителей с их скоростью обмена информацией влечет за собой преобладание финансового капитала над промышленным и засилье того, что можно назвать "виртуализацией экономической активности". Национальная промышленность и центральные банки любой страны подчинены электронному потоку, не всегда поддающемуся их контролю. Виртуальная экономика, ограниченная вначале финансовыми и биржевыми центрами Европы и Соединенных Штатов, сегодня дотянулась до Буэнос-Айреса, Мехико, Сан-Паулу, Бангкока, Гонконга и Тайбэя и других городов.
Априори кажется, что предпочтение минуты настоящего, современного и эфемерного прямо противоположно утопической мысли, неизменно отождествленной с проектом будущего. Однако жизнь в сиюминутном измерении может стимулировать создание разного рода межкультурных электронных сетей, подлинного пространства творчества и коммуникации, где утопическая мысль способна вновь обрести свое провоцирующее качество. В самом деле: новые средоточия интересов, абсолютно независимые и не подчиненные национальному контролю, выводят на передний план смешение культур и способствуют созданию взаимоподключенных систем на индивидуальном уровне, где "социокоммуникация" оказывается важнее социопространства. Впечатляющим примером подобных возможностей может служить создание и распространение музыкальных произведений, основанных на глубокой культурной метисации и гибридизации.
196

Web-onlineИнтернета позволяет, оставшись наедине с экраном компьютера, путешествовать и развивать культуру кибер-пространства, территория которого, сотканная из связей, интерактивна и может порождать самые настоящие межнациональные виртуальные сообщества. Члены этого подлинно "мирового клуба" виртуальной реальности живут одновременно и в рамках реального, и в иллюзии игровых возможностей информации. С одной стороны, все это открывает совершенно новые перспективы и устанавливает новое мироотношение, основанное на безграничном универсализме, но с другой — обостряет риск "присвоения" культуры, к которому располагает общество потребления. Как представляется, "присвоение" дробит дискурс постмодернизма на фрагменты, делая его частичным и незавершенным. В принципе культура фрагмента, используя антиавторитарные виртуальные образы текста, стремящегося к тотальности, идет вразрез с тотализирующим измерением, столь характерным для утопии.
Фрагментарные конструкции, выстроенные из технологических отходов современности, предполагают эклектичное, хаотическое усвоение отдельных, большей частью чужеродных или внешних элементов; уже поэтому они способствуют выработке нетипичных позиций в отношении "инаковости" и позволяют устанавливать новые культурные взаимосвязи, в рамках которых возникают индивидуальные и социальные отношения, невообразимые даже в недалеком прошлом. Однако рост количества и влияния электронных сетей не должен заслонять от нас того факта, что возможность "свободного плавания" в виртуальной реальности остается привилегией меньшинства, имеющего доступ к соответствующим технологическим средствам. А рядом с этим меньшинством масса исключенных из кибернетического пространства людей находит прибежище в родовом и территориальном понимании национальной идентичности, а то и в этническом и культурном фундаментализме: для
197

них это единственная защита против угрозы растворения в глобализованном пространстве.
Хотя понятие "чистых" обществ сегодня утратило смысл, мы присутствуем при неожиданной ностальгической переоценке "закрытых" или ограниченных региональным горизонтом монокультур, первозданных языков и неоспоримых исторических истин. "Партикуляристский" бунт, ощутимый в странах и городах, где результаты глобализации переживаются особенно остро, лишь отражает эту растущую тревогу. Страх культурного единообразия порождает дробные формы проявления самобытности и мультикультурализм с его культурными гетто.
Сомнение и критика в адрес процесса глобализации звучит и в обществах периферийных, отстаивающих собственные культурные ценности. Подобная "культуралистская" реакция становится понятной в контексте сохранения различий; в любом случае она не настолько анахронична и не настолько "выпадает из своего времени", как кажется на первый взгляд (или как хотелось бы считать). Поэтому локалистская культурная модель вызывает такие бурные споры, а всякий призыв отказаться от нее тут же выливается в судороги экстремизма с обвинениями в давлении Запада.
При такой реакции смешиваются и наслаиваются друг на друга два понятия — глобализация и гомогенизация. Локализм не делает различия между необходимой универсализацией таких ценностей, как утверждение прав человека и их уважение, и процессом экономической и культурной глобализации.
Кроме того, противники глобализации недостаточно учитывают преимущества внешних контактов. Например, сеть Интернет является не самоцелью, но средством, которое уже активно используется многочисленными альтернативными группами: она дает им возможность свободно обмениваться информацией с быстротой, непредставимой ранее.
198

Новые границы идентичности

Реконструкции утопии должно сопутствовать переосмысление понятия об идентичности. Традиционно в основе идентичности лежало чувство причастности к некоему общему достоянию (территории, истории, языку, религии, ритуалам и обычаям). Обладать идентичностью значило иметь страну, город, деревню или даже квартал, где поделенное между всеми пространство казалось идентичным — территория совпадала с границами государства, языка, религии, этноса, короче, всего того, что символизировало собой "удостоверение личности". Ныне, как представляется, понятие идентичности менее зависимо от локальных и национальных привязанностей. Все труднее становится отстаивать концепцию идентичности, отождествленной с автономной, замкнутой на себя культурой. Признаки идентичности не являются больше синонимами гомогенности и не всегда отсылают к четко обозначенной территории; требование идентичности предполагает нечто большее, чем просто сбережение неких текстов и предметов, либо сохранение культурных корней посредством раз и навсегда установленных ритуалов и символов.
Неведомая прежде мобильность, не ведающая органических — биологических или социальных, — ограничений, налагаемых территориальными границами и историческим принуждением, которые были связаны с традиционным понятием идентичности, придала индивиду новое измерение. Напряжение и взаимные контакты, между людьми, осознающими свое несходство, их готовность воспринимать проблемы "инаковости", маргинальности, исключенности и дезориентированности — все это симптомы кризиса национальной принадлежности, побуждающего нас пересмотреть сложившиеся понятия сообщества и культурного наследия. Родина — homeland, Heimat — больше не обеспечивает человеку безопасности: новые границы возникают прямо внутри некоторых стран и городов. Параллельно новые параметры самоопределения вытесняют традиционные спосо-
199

бы партиципации (партии, синдикаты, местные ассоциации), национальные политические и юридические нормы, институты и конфигурации идентичности.
Асимметричный сдвиг внутренних границ пробудил у людей чувство утраты своей территории, вызывающее беспокойство и тревогу. Одни, традиционные хозяева территории, воспринимают эту утрату как нашествие, другие — разного рода меньшинства, люди "исключенные", иностранцы — как постепенное соскальзывание к маргинализации. Поэтому происходит поляризация дискурса идентичности, особенно в больших городах: стремление сохранить и защитить общее культурное достояние сталкивается с требованиями иммигрантов, молодежи, представителей меньшинств, безработных и всех тех, кто находится в неустойчивом или промежуточном положении.
Таким образом, в настоящее время постепенно складывается альтернативная система идентификационных признаков, построенная на многообразном сочетании отдельных культурных потоков, которые пересекают и размывают национальные границы, и на умножении диаспорических культур, что вызвано эмиграцией из развивающихся стран в страны индустриальные. "Взрыв третьего мира внутри первого мира" привел к формированию мультикультурных сообществ, неприемлемых для господствующего большинства, поскольку оно усматривает в них угрозу всему, что полагает последним оплотом своей идентичности.
Сходные процессы происходят из-за оттока сельского населения в города, особенно в столицы стран Латинской Америки, Азии и Африки, и в результате спонтанно возникают кварталы, жители которых сохраняют свои первоначальные идентифицирующие признаки. Фактически любой крупный город являет собой образец современного мультикультурного общества. В городе смешалось все: реальность и воспоминания, современность и история — та избирательная память, что застыла в музеях, памятниках, названиях улиц. Крупные метрополии— Лондон,
200

Париж, Нью-Йорк или Амстердам, а также Монреаль и Сан-Паулу — именуемые сегодня "глобальными городами", по определению многообразны и представляют собой как бы модели человечества. И эта реальность ждет своих, еще не написанных, утопий.
Остается добавить, что граждане грядущих утопий уже не будут дисциплинированной и гомогенной людской массой, продуктом общества с ясно определенной и заданной "идентичностью". Напротив, они будут людьми смешанной крови, людьми исхода и изгнания, склонности к кочевой жизни, эмиграции и разрыву с корнями; они будут потомками тех "культурных беглецов", которые в некоторой степени определяют современную идентичность. Поэтому местоположение грядущей утопии будет еще более неопределенным, еще более "нигдейным", чем утопии прошлого.
В противоположность политическим и социальным утопиям прошлого, реконструированная утопия будет учитывать культурные измерения многонациональности, которая проявляется даже в недрах большинства государств, желающих видеть себя монолитным целым. Зреют новые модели идентичности, и они уже не обязательно будут основаны только на территориальных, этнических и языковых факторах. Процессы гибридизации приводят к слиянию различных наций, благодаря чему возникают новые параметры и складываются модели идентичности, основанные на множественных факторах. Поэтому так важно, чтобы мультикультурные общества подпитывались утопическими проектами, способными создавать воображаемые пространства сосуществования и коммуникации различных социальных групп.

"Бриколаж" и инакомыслие

Чтобы принять этот вызов, утопии необходим новый взгляд на самое себя — взгляд множественный, полифоничный и плюралистичный, способный очистить территорию знака от общепризнанных значений. Остается, однако, самое главное: выработать стратегии, позволяющие
201

выжить внутри этого пространства новых символов и множественных референций и воссоздать на новых основаниях понятие идентичности.
Трактуя в таком ключе культурную гетерогенность, современное инакомыслие составляет из разрозненных фрагментов социальной истории некий коллаж, сочетающий любые типы памяти и опыта. Реконструированная утопия может представать как своего рода patchwork1* из фрагментов культур и различных идейных течений, приготовленных из "объедков пира", на котором мы все так бесшабашно гуляли до начала 70-х годов.
Конечно, утопическая рефлексия может лишь отталкиваться от "бриколажа", характерного для нашего времени; но этот процесс терпеливой отливки новых культур из отходов и старья современного мира, действуя в самом средоточии новой многосоставной культуры, должен сблизить сходные точки зрения, привести к интеграции общих проблем и выработке новых коллективных проектов.
Вопреки своей очевидности, мультикультурная реальность отнюдь не принимается в расчет правительствами тех стран, где ее воздействие ощущается наиболее сильно: в большинстве своем они отказываются от сколько-нибудь глубокого осмысления происходящих изменений. Австралийское, канадское и американское законодательства с их попытками признать феномен мультикультурности, а также теоретические дебаты по этому вопросу, происходящие в Германии, пока еще остаются исключениями, только подтверждающими правило2; предположения Дэниела Кон-Бендита и Томаса Шмида относительно Heimat-Babylon, провокационная идея World-Bazaarиндийского теоретика постколониализма Хоми Бхаба,   потрясшая   благопристойный   Gentlemen'sClub,
1* лоскутное одеяло, мешанина, ералаш (англ.)
2 Журнал WorldLiteratureToday, выпускаемый Университетом Оклахомы, подробно освещает этот вопрос в номере "Multiculturalism in Contemporary German Literature" (vol. 69, № 3, 1995), подготовленном совместно с ЮНЕСКО.
202

являются всего лишь предвестьями спора, который неотвратимо должен вспыхнуть в конце нашего тысячелетия.
Утопия должна объединиться с этим движением, ведущим одновременно и к интеграции, и к фрагментации, и к открытости, и к замкнутости; пусть она сделает ставку на культурное разнообразие и партикуляризм, и в то же время останется открытой для глобальных перспектив. К тому же для этого ей следует возвыситься над оборонительным подходом по отношению к глобализации и к тем великим изменениям, что несет с собой революция в информатике, и предложить новые стратегии совмещения частного и всеобщего.
Вся совокупность вопросов, встающих перед современным миром, подталкивает к подобному пересмотру. Дальше откладывать его уже нельзя: если во многих областях всеобщее проникает в частное, то в рамках иных процессов специфическое, наоборот, открыто противопоставляет себя универсальному, либо же между обоими понятиями устанавливаются новые, динамичные дополнительные отношения. Рауль Форне-Бетанкур удачно заметил: "Дело уже не в том, чтобы понять, как включить частное в универсальное, но в том, как запечатлеть в частном разнообразие мира. Вот почему круг диалектического конфликта между Всеобщим и Частным оказывается разорванным". Далее он уточняет: "Поскольку это так, то мы должны вести речь скорее об "универсалиях". Древо любой культуры — это всегда конкретная универсалия. Нет "частностей" и "всеобщности": есть именно исторические универсалии"1.
Дать ответ на это необходимое переосмысление партикуляризма и универсализма — вот в чем, по нашему мнению, заключена захватывающая и революционная задача современной утопии.
1     Fornet-Betancourt     Raul.     Hacia     una     filosofia     intercultural latinoamericana. San Jose de Costa Rica, Ed. Dei, p. 34.
203

За международную этическую рефлексию
Грядущая реконструкция утопии не сможет обойтись без размышлений о проблемах международной этики в преддверии новой эры солидарности, когда будут излечены самые тяжкие пороки индивидуалистического общества, характерного в глобальном плане для западной модели экономики. Такое этическое измерение создает пространство для движения утопической мысли в ее стремлении подчеркнуть коллективную ответственность, которая не только не будет стеснять индивидуальной свободы, но и обогатит ее и станет условием ее возможности.
Мир с каждым днем становится все более взаимозависимым, и потому необходимо по-новому понимать главные направления современной эволюции; мы должны научиться направлять творческие тенденции различных культур и научиться жить в мультикультурном измерении. А для этого нужно уметь глобально мыслить и нравственно поступать. В самом деле, сегодня уже невозможно ограничиваться только действием "локальным" — вопреки тому, что предлагалось в изначальной формуле: "мыслить глобально, действовать локально". Всякое действие, каким бы индивидуальным оно ни было, отражается на акциях коллективных. Деревья больше не заслоняют леса: сейчас следует взглянуть на мир под иным углом зрения, как на широкий процесс установления взаимозависимых связей между народами и обществами, процесс необратимый и динамичный, но не обязательно поступательный, чреватый ловушками и неожиданными возможностями. Глобальное мышление предполагает выход за пределы общих или статичных категорий. Оно означает также необходимость пристально вглядеться не только в структуры, но и в процессы; воспринять мир уже не как совокупность статических множеств, но как динамичное целое.
Но для того, чтобы принцип глобального мышления стал эффективным, он должен быть дополнен императивом нравственного поступка; иначе говоря, мы должны
204

 <<<     ΛΛΛ   

Единообразию привело к появлению в постиндустриаль 80 ном обществе его называют также
Аинса Ф. Реконструкция утопии политологии 6 пространство
Ее видение лучшего возможного будущего