<<<     ΛΛΛ     >>>   

Это расположение государств по лестнице их социальных типов есть ленинское приложение диалектики к вопросам государства, есть дальнейшее развитие и обогащение теории марксизма. Относительно можно говорить, что демократическая республика выше, например, конституционной монархии... (...) Для Ленина конституционная монархия, парламентарная монархия, демократическая республика имеют значение, но все это — лишь формы правления внутри одной формы государства, внутри одной политической структуры общества. Между указанными формами правления разница лишь количественная, между формами государства — разница качественная. (...)

(...) Между демократической республикой как формой правления буржуазного государства и между пролетарским государством — скачок, который совершает пролетарская революция. Буржуазная демократия не может быть ни фактически, ни логически формою пролетарского государства.

III

(...) Пролетарское государство не только не может утвердиться без насилия, но и само оно, поскольку оно государство, есть насилие, орудие, как сказано, для подавления. И если буржуазное государство было, по существу, диктатурой буржуазии, в какие бы демократические оболочки оно ни облекалось, то государство пролетариата не может быть не чем иным, как диктатурой пролетариата. Эти два понятия вполне идентичны и могут с полным правом заменять одно другое. (...)

Что такое диктатура? В этом понятии вовсе не кроется тот смысл, что диктатором может быть лишь одно лицо и что, следовательно, нельзя говорить о диктатуре, как о политическом господстве класса... (...) Власть, не признающая никакой другой нормы, кроме своей, есть диктатура. Но в то время, как диктатура буржуазии опирается, говоря коротко, на вооруженную силу против масс, диктатура пролетариата опирается на народную массу, на вооруженную силу самих масс. (...)

Диалектик Ленин не берет явления абстрактно: государство, демократия, но конкретизирует понятия: какое государство, какая демократия. Поставленный конкретно вопрос уже предопределяет ответ: буржуазная демократия оказывается диктатурой против пролетариата, диктатура последнего против буржуазии оказывается демократией для пролетариата и беднейшего крестьянства, ибо, пока существуют различные классы, можно говорить только о классовой демократии. “История знает буржуазную демократию, сменяющую средневековье, и пролетарскую демократию, которая идет на смену буржуазной”.

Но очевидно, что демократия для буржуазии, для меньшинства, уже, уродливее, чем демократия для трудящихся, для большинства. Вопрос, значит, ставится так: может ли быть в классовом обществе установлена демократия и для буржуазии, и для пролетариата? При единственно возможном отрицательном ответе вопрос изменяется так: может ли быть демократия сохранена и для богатых, и для эксплуататоров в исторический период уничтожения их как общественной группы? Но не менее очевидно, что пролетариат не может победить, не подавив насильственно своих противников, а там, где есть насилие, не может быть свободы для насилуемых, не может быть, значит, для них и демократии. (...)

IV

(...) “Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве” — таков исходный пункт его [В. И. Ленина. — Сост.] наблюдений и принцип его анализа. Революции могут совершаться так, что сопротивление общественной группы, стоявшей у власти, быстро ослабевает, и государственная власть почти мгновенно переходит в руки новой господствующей группы. (...)

(...) Две власти в одном государстве, две государственные власти, означают две диктатуры, а диктатура по самому понятию своему есть власть, ни с кем не разделяемая. В наличии временного правительства, с одной стороны, и советов депутатов — с другой, Ленин усматривал еще в апреле 1917 г. переплетение двух диктатур. И он ставил прогноз: так долго продолжаться не может. “Двух властей в государстве быть не может. Двоевластие выражает лишь переходный момент”. Из двух властей одна должна победить и, очевидно, победит сильнейшая. Эта победа знаменует начало нового государства. Победа советов в России означала победу пролетарского государства, как победа национального собрания во Франции 1789 г. означала шаг к победе буржуазного государства. (...)

Категории большинства и меньшинства вовсе не предполагают точного подсчета голосов при выборах в представительные учреждения в условиях диктатуры буржуазии. Базироваться исключительно на итогах выборов — значит заниматься “позорной игрой в формальность”, значит пытаться, само собой понятно, безуспешно формально-логическим методом охватить диалектическую действительность. Большинство голосов, отданных кандидатам пролетариата, должно быть последним учтено как показатель возможности и необходимости приступить к более решительным действиям. Большинство в парламенте как и легальное условие его проявления — всеобщее избирательное право — есть лишь, говоря словами Энгельса, “показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве”. (...)

(...) Выводы Ленина, сделанные на канве русской революционной действительности, не есть нечто индивидуальное, только в данной обстановке и в данное время имеющее ценность. Это — формулы первого уравнения в задаче о пролетарской революции. Когда он говорит, что “ждать “формального” большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет”, — слово “большевики” выражает общее понятие, алгебраическую величину авангарда революционного класса. (...)

Этот принцип нащупывания большинства не в цифрах, а в реальном соотношении сил и в среде самого революционного класса, как один из устоев ленинского учения о пролетарском государстве, был выведен им из опыта Парижской Коммуны, в которой в конце концов формальное большинство было за мелкой буржуазией. И, тем не менее, Энгельс называл ее диктатурой пролетариата по делам ее, имея в виду идейно-руководящее участие в ней представителей пролетариата в революционном правительстве Парижа... Точно так же и Советская Россия не перестает быть диктатурой пролетариата, если на ее съездах советов формальное большинство оказывается за трудовым крестьянством.

Указанный принцип был заострен и отточен при октябрьском захвате власти и еще раз проверен с успехом на практике при устранении второго, запоздавшего двоевластия, при ликвидации Учредительного Собрания. Выборы в столицах, в промышленных районах, в армиях Северного флота, находившихся под идейным воздействием пролетариата, дали подавляющее большинство большевистских депутатов. Значительное количество их пришло вообще из армии, т. е. из крестьянской среды, ставшей во время войны более сознательной, и из губерний Северо-Западного края, опять-таки находившихся под идейным влиянием пролетариата Питера и Москвы. Это было большинство, достаточное для устранения нового двоевластия и увлечения за собой и руководства громадной массой населения, крестьянством, мелкой буржуазией, полупролетариями. И двоевластие было устранено.

Тут же осуществился и тот принцип, о котором мы говорили выше: революция “совершенствует” старое государство, доводит его верховный орган до высшего предела, когда “исполняется мера”, чтобы вовсе уничтожить его.

V

(...) Прежде всего вопрос о государственном строении... Каким должно быть принципиально пролетарское государство, государство революции, единым централизованным или федеративным децентрализованным? В данном контексте нас, конечно, не интересует отличие принципа автономии от принципа федерации и последнего от принципа конфедерации. По этому вопросу Ленин-теоретик следует за Энгельсом, Ленин-политик останавливается на одной из возможностей, не альтернативных, а директивных, указанных также Энгельсом.

С точки зрения пролетариата и пролетарской революции, Ленин, как и Маркс и Энгельс, отстаивает принцип демократического централизма, единую и нераздельную республику. Федеративная республика возможна как исключение, ибо она, в сущности, является помехой развитию-отмиранию пролетарского государства, помехой развитию коммунизму, а скорее способствует идеалу анархизма. (...)

(...) Корректив к крайности централизма вносится его демократизмом: выборностью вышестоящих органов власти органами нижестоящими вплоть до полноправных граждан. Этот принцип применялся Лениным в партии до революции, он же переходит в пролетарское государство после революции.

Но принципиально централизованное пролетарское государство допускает исключения ввиду особых условий. Единственным, пожалуй, таким условием является наличие внутри одного государства нескольких наций. Ленин вслед за основоположниками марксизма не отмахивается от национального вопроса; напротив, при наличии различных наций он допускает изъятие из принципа единства. Принципы пролетарского государства в глазах Ленина не прокрустово ложе, в которое должны быть так просто, “ради самого принципа”, уложены нации. Больше того, провозглашается и Лениным-политиком проводится в жизнь требование самоопределения наций. “Мы не сторонники мелких государств,— пишет Ленин в 1917 году, признавая за Украиной так же, как и за Финляндией, право на определение, — но дружбу нельзя навязывать; ее можно завоевать дружественным же расположением, но ее нельзя захватить”.

Иное дело, когда пролетариат двух наций, совершив в двух национально-территориальных единицах революцию, соединяется в одном, таким образом, более крупном и сильном, пролетарском государстве. Поскольку налицо национальные различия, постольку подобное государство, очевидно, конституируется как государство федеративное.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Организаторскую роль пролетариата
Начнется процесс вторичного упростительного смешения ибо они хотят лечить
. Политология. Семигин Г. Антология мировой политической мысли. Политическая мысль России 1 государства
Тесно связывались с развитием московской руси
Главная причина катастрофического характера русской революции