<<<     ΛΛΛ     >>>   

Как я показал в других работах, условие независимой данности предложения и спроса не соответств ует действительности, по крайней мере в отношении финансовых рынков - а финансовые рынки играют ключевую роль в распределении ресурсов. Покупатели и продавцы на финансовых рынках стремятся прогнозировать и учитывать при принятии решений будущее поведение акций или валют, которое на самом деле зависит от этих решений. Форма кривых спроса и предложения не может считаться данной, так как обе они включают ожидания относительно событий, складывающихся в соответствии с этими ожиданиями. Действует двусторонний механизм обратной связи между мышлением участников рынка и ситуацией, о которой они размышляют - "рефлексивность". Действием этого механизма объясняется как несовершенное понимание участников (признание коего составляет основу открытого общества), так и неопределенность процесса, в котором они принимают участие.

Если кривые спроса и предложения не являются независимо данными, как определяются рыночные цены? Рассматривая поведение финансовых рынков, можно обнаружить, что вместо того чтобы стремиться к равновесию, цены продолжают колебаться, причем это колебание находится в некой зависимости от ожиданий продавцов и покупателей. Наблюдаются продолжительные периоды, когда цены далеко отклоняются от какого бы то ни было теоретического равновесия. Даже если в конечном итоге они стремятся вернуться к исходному положению, равновесие оказывается иным, чем если бы оно было без этого промежуточного периода. И тем не менее теория равновесия продолжает существовать. Легко видеть почему: без нее экономическая наука была бы не в состоянии объяснить, как формируются цены.

В отсутствие равновесия утверждение, что свободный рынок обеспечивает оптимальное распределение ресурсов, теряет обоснованность. Якобы научная теория, выдвигавшаяся в качестве обоснования этого утверждения, оказывается аксиоматической системой, где выводы содержатся в посылках и не всегда подтверждаются эмпирическими фактами. Не слишком ли похоже это на марксизм, который также претендовал на научный статус своих догматов?

Я вовсе не имею в виду, что экономическая теория намеренно искажала реальность в политических целях. Но пытаясь подражать достижениям (и завоевать престиж) естественных наук, экономическая теория замахнулась на невозможное. Теоретические построения в области социальных наук со своим предметом связаны по принципу рефлексивности. То есть эти теоретические построения могут влиять на ход событий так, как не могут влиять естественнонаучные теории. В соответствии со знаменитым принципом неопределенности Гейзенберга акт наблюдения может влиять на поведение квантовых частиц; но этот эффект создается именно наблюдением, а не самим принципом неопределенности. В социальной области теории имеют свойство изменять свой предмет. Экономическая теория осознанно отказывается признавать и учитывать рефлексивность. Из-за этого она искажает свой предмет и оказывается беззащитной перед идеологией laissez-faire, которая использует ее в своих целях.

Прежде всего, превращению экономической теории в идеологию, враждебную открытому обществу, способствует посылка о совершенном знании, которая сначала постулируется открыто, а затем протаскивается под видом методологического приема. Да, существуют веские аргументы в пользу рыночного механизма, однако они состоят не в том, что рынки совершенны, а в том, что в мире, где господствует несовершенное понимание, рынки являются эффективным механизмом обратной связи, позволяющим оценивать результаты ваших решений и исправлять ошибки.

В любом виде посылка о совершенном знании противоречит понятию открытого общества (которое исходит из того, что наше понимание ситуации, в которой мы находимся, несовершенно в своей основе). Это абстрактное утверждение, поэтому мне необходимо рассмотреть конкретные примеры того, каким образом идеи "laissez-faire" могут представлять угрозу открытому обществу. Я сосредоточу свое внимание на трех вопросах: экономической стабильности, социальной справедливости и международных отношениях.

Экономическая стабильность

Экономическая теория создала искусственный мир, в котором выбор участников и возможности, открывающиеся перед ними, находятся вне зависимости друг от друга, а цены стремятся к равновесию, обеспечивающему баланс этих двух сил. Однако на финансовых рынках цены представляют собой не просто пассивное отражение независимо данных спроса и предложения; они играют активную роль в формировании и выбора, и возможностей. Это рефлексивное взаимодействие придает финансовым рынкам внутреннюю нестабильность. Идеология "laissez-faire" отрицает нестабильность и противостоит любым формам государственного вмешательства, направленного на сохранение стабильности. История показала, что финансовые рынки подвержены обвалам, которые вызывают экономический спад и социальные волнения. Как следствие борьбы с такими обвалами сложилась система центральных банков и других форм регулирования. Идеологи "laissez-faire" часто утверждают, что к обвалам приводили именно неадекватные меры в области регулирования, а не нестабильность рынков. В этом утверждении есть доля истины, так как если наше понимание по природе своей несовершенно, то и наше регулирование не может быть совершенным. Но все же это утверждение звучит неубедительно, так как оно оставляет в стороне вопрос о том, а зачем, собственно, понадобилось применять регулирующие меры, почему в них возникла необходимость. Таким образом, исходный вопрос замалчивается при помощи подстановки совсем другого утверждения: поскольку регулирующие меры несовершенны, нерегулируемые рынки совершенны.

Эти утверждения основываются на исходной посылке о совершенном знании: если некое решение неправильно, противоположное ему решение должно быть правильным. Однако, в отсутствие совершенного знания порочны и свободные рынки, и регулирование. Стабильность возможно сохранить только в случае, если приложить сознательное усилие к ее сохранению. Даже и тогда будут происходить обвалы, так как государственная политика часто несовершенна. Если происходят достаточно серьезные обвалы и сбои, они могут привести к возникновению тоталитарных режимов.

Нестабильность вовсе не ограничивается финансовыми рынками: она оказывает влияние на ценности, которыми люди руководствуются в своих действиях. Экономическая теория рассматривает ценности как данное. Когда экономическая теория только зарождалась, во времена Адама Смита, Давида Рикардо и Альфреда Маршалла, это предположение было обоснованным, так как тогда у людей действительно имелись четкие ценности и твердые моральные ориентиры. Сам Адам Смит свою экономическую теорию сочетал с моральной философией. Под внешним слоем индивидуальных предпочтений, которые выражались в поведении на рынке, у каждого человека скрывалась система морально-нравственных принципов, которыми определялось его поведение вне рыночного механизма. Глубоко укорененные в традиции, религии и культуре, эти принципы не всегда были рациональными в смысле обеспечения сознательного выбора из возможных альтернатив. Более того, они часто не могли даже удержать свои позиции перед лицом появившихся альтернатив. Рыночные ценности подорвали традиционные ценности.

Все это время идет постоянная борьба между рыночными и другими, более традиционными системами ценностей, вокруг которой разгораются страсти и противоречия. По мере того как рыночные отношения получают все большее распространение, все труднее поддерживать миф, что люди действуют на основании данной системы нерыночных ценностей. Реклама, маркетинг, даже упаковка, - все это направлено на активное формирование вкусов и предпочтений людей и на однозначное определение их выбора, а вовсе не на простое соответствование имеющимся у людей потребностям, как утверждает теория "laissez-faire". Потерявшие четкие ориентиры, неуверенные в своих убеждениях, люди все больше полагаются на деньги как критерий ценности. То, что дороже, то и лучше. Ценность произведения искусства определяется ценой, которую за него можно получить. Люди заслуживают уважения и восхищения, потому что они богаты. То, что являлось средством обмена, узурпировало место основополагающих ценностей, переставив с ног на голову отношение, постулируемое экономической теорией. Былые профессии превратились в сферы бизнеса. Культ успеха вытеснил веру в принципы. Общество потеряло свои ориентиры.

Социальный дарвинизм

Считая спрос и предложение данным и объявляя государственное регулирование абсолютным злом, идеология "laissez-faire" фактически отбросила идею перераспределения дохода или богатства. Я согласен, что все попытки осуществить перераспределение снижают эффективность функционирования рынка, однако из этого не следует, что не нужно делать таких попыток. Аргументация "laissez-faire" основывается на том же подразумеваемом требовании совершенства, что и коммунистическая. Она утверждает, что если перераспределение вызывает неэффективность и дисбалансы, проблема решается отменой перераспределения - точно так же как коммунистическое утверждение о том, что раз дублирование, связанное с конкуренцией, расточительно, нужна централизованная - плановая экономика. Однако совершенство недостижимо. Богатство сосредоточивается в руках его владельцев, и если нет механизма перераспределения, неравенство может перерасти приемлемые рамки. "Деньги - как навоз. Не приносят пользы, если их не разбросать". Фрэнсис Бэкон был глубоким экономистом.

Аргументация "laissez-faire" против перераспределения доходов прибегает к докторине выживания сильнейших. Однако эту аргументацию подрывает тот факт, что богатство передается по наследству, а второе поколение редко бывает таким же сильным и способным, как первое.

В любом случае есть что-то странное в том, чтобы превращать выживание сильнейшего в основополагающий принцип цивилизованного общества. Этот социальный дарвинизм базируется на устаревшей эволюционной теории, точно так же как теория равновесия в экономике восходит к ньютоновой физике. На самом деле в основе эволюции видов лежит принцип мутации, а мутация действует гораздо более неоднозначным образом. Виды и среда их обитания находятся в состоянии взаимодействия, и один вид является частью среды для другого. Здесь наблюдается рефлексивный механизм, сходный с рефлексивностью в истории, с той разницей, что в истории этот механизм приводится в действие не мутациями, а ложными представлениями. Я говорю об этом здесь, потому что социальный дарвинизм является одним из таких неправильных представлений, которое сегодня направляет ход человеческих дел. Главное, что мне хотелось бы подчеркнуть, - что сотрудничество в той же мере является частью системы, что и конкуренция, а лозунг "выживает сильнейший" искажает этот факт.

Международные отношения

Идеология "laissez-faire" разделяет некоторые свои недостатки с другой лженаукой - геополитикой. У государств нет принципов, только интересы, - говорят геополитики, а эти интересы определяются геополитическим положением и другими исходными данными. Этот детерминистский подход основывается на устаревшем представлении девятнадцатого века о научном методе и страдает по крайней мере от двух вопиющих изъянов, которые в экономической доктрине "laissez-faire" выражаются несколько менее очевидно. Один из этих изъянов состоит в том, что государство рассматривается как неделимая единица анализа, так же как в экономике - отдельный человек. Есть некоторое противоречие в том, что с одной стороны отрицается роль государства в экономике, а с другой - оно наделяется абсолютными полномочиями в международных отношениях. Но это ладно. Существует более неотложная практическая сторона проблемы. Что происходит, когда распадается государство? Геополитические реалисты оказываются застигнутыми врасплох. Именно это произошло, когда распался Советский Союз и Югославия. Кроме того, геополитика не признает существование общих интересов помимо национальных интересов.

После гибели системы коммунизма современное состояние дел, каким бы несовершенным оно ни было, можно назвать всемирным открытым обществом. Нет больше угрозы извне, от той или иной идеологии тоталитаризма, стремящейся к мировому господству. Угроза исходит изнутри, от местных тиранов, стремящихся добиться господства внутри страны при помощи внешних конфликтов. Она может также исходить от суверенных государств, пусть демократических, но преследующих свои интересы в ущерб общим интересам. Международное открытое общество может стать своим собственным злейшим врагом.

Холодная война обеспечивала исключительно стабильную ситуацию. Две системы, воплощающие полярные концпепции общественной организации, боролись за мировое господство. Однако им приходилось уважать жизненные интересы друг друга, так как каждая из сторон была способна полностью уничтожить другую в тотальной войне. Это накладывало жесткие ограничения на масштабы конфликтов; местные конфликты, в свою очередь, сдерживались опасностью перерастания в глобальный конфликт. Этому исключительно стабильному мировому порядку пришел конец в результате внутреннего распада одной из двух сверхдержав. Нового мирового порядка не возникло. Начался период отсутствия порядка.

Идеология "laissez-faire" никак не помогает нам справиться с этой проблемой. Она не признает необходимости мирового порядка. Предполагается, что некий порядок должен возникать в результате того, что каждое государство преследует свой интерес. Однако, следуя принципу выживания сильнейшего, государства думают прежде всего о себе, о своей силе и благосостоянии и не хотят идти на жертвы ради общего блага.

Нет необходимости пугать предсказаниями об ожидающем нас крахе системы мировой торговли, чтобы показать, что идеология "laissez-faire" несовместима с понятием открытого общества. Достаточно вспомнить о том, как свободный мир не протянул руку помощи странам, где рухнула коммунистическая система. Система грабительского капитализма, воцарившаяся в России, настолько чудовищна, что в случае появления сильного харизматического лидера люди вполне могут пойти за ним, если он пообещает национальное возрождение даже за счет ущемления гражданских свобод.

Если говорить об извлечении уроков из данной ситуации, то вот главный урок: крушение деспотического режима не означает автоматического установления открытого общества. Открытое общество не сводится к отсутствию государственного вмешательства и тирании. Это сложнейшая, тончайшая структура, и чтобы создать ее, необходимы сознательные усилия. Так как она сложнее организована, чем система, на место которой она приходит, требуется внешняя помощь, чтобы процесс преобразований пошел быстро. Однако сочетание идей "laissez-faire", социального дарвинизма и геополитического реализма, господствовавшее в Соединенных Штатах и Великобритании, оказалось разрушительным для надежд на строительство открытого общества в России. Если бы у руководства этих стран было иное мировоззрение, они могли бы создать прочные основы для всемирного открытого общества.

В то время, когда происходило крушение Советской системы, был шанс заставить ООН функционировать именно так, как она первоначально задумывалась. Михаил Горбачев посетил ООН в 1988 году и обрисовал свое видение сотрудничества двух сверхдержав с целью установления мира и безопасности во всем мире. Теперь этот шанс утрачен. ООН полностью дискредитировала себя как организация поддержания мира. Босния нанесла такой же урон репутации ООН, как Абиссиния Лиге Наций в 1936 году.

В нашем всемирном открытом обществе нет институтов и механизмов, необходимых для его сохранения, однако имеется политическая воля к их созданию. Я осуждаю распространенное мнение, состоящее в том, что неограниченное и ничем не сдерживаемое преследование собственных интересов в конечном итоге увенчается установлением международного равновесия. Мне представляется, что такая уверенность безосновательна. Я уверен, что концепция открытого общества, которая нуждается в определенных институтах для своей защиты, способна оказаться более ценным руководством к действию. При нынешнем положении дел не требуется большого воображения, чтобы увидеть, что всемирное открытое общество, которое мы имеем в настоящее время, вполне может оказаться временным явлением.

Обетование погрешимости

Понятие открытого общества легче определять путем поиска его врагов, чем через позитивное содержание. Однако, без такого позитивного содержания открытое общество обречено пасть жертвой своих врагов. Сообщество людей должно объединяться неким общим интересом, однако открытое общество не является сообществом в традиционном смысле слова. Это - абстрактная идея, универсальное понятие. По общему признанию, существует мировое сообщество; на всемирном уровне существуют общие интересы, такие как сохранение окружающей среды и предотвращение войны. Однако эти интересы относительно слабы в сравнении с особыми, частными интересами. Они не пользуются существенной поддержкой в мире, состоящем из суверенных государств. Более того, открытое общество как универсальное понятие не признает каких бы то ни было границ. Единство и сплоченность любого общества основывается на общих ценностях. Эти ценности укоренены в культуре, религии, истории и традиции. Когда у общества нет границ, где тогда искать эти общие ценности? Я считаю, есть только один возможный источник: само понятие открытого общества.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Прогрессивное отличие открытого общества состоит в том
Сорос Д. Капиталистическая угроза современной политологии 7 общества