ΛΛΛ     >>>   

Сорос Д. Капиталистическая угроза

В "Философии истории" Гегель выявил одну тревожную историческую закономерность - разрушение и падение цивилизаций в результате патологического гипертрофирования своих основополагающих принципов. Хотя лично я своим благосостоянием обязан финансовым рынкам, у меня возникают опасения, что неограниченное развитие капитализма laissez-faire и распространение рыночных ценностей во все сферы жизни представляет угрозу для нашего открытого и демократического общества. Я думаю, что главным врагом открытого общества теперь является не коммунизм, а капитализм.

Термин "открытое общество" принадлежит Анри Бергсону, впервые употребившему его в книге "Два источника морали и религии" (1932). Однако ввел в обиход его австрийский философ Карл Поппер в книге "Открытое общество и его враги" (1945). Поппер показал, что идеологии тоталитаризма, такие как коммунизм и нацизм, имеют нечто общее: все они претендуют на обладание абсолютной истиной. Но поскольку человечеству не дано познать абсолютной истины, этим идеологиям приходится прибегать к тирании, чтобы навязать свое представление обществу. Эти тоталитарные идеологии Поппер соотнес с иным взглядом на общество, который исходит из того, что ни у кого нет монополии на правду; люди могут иметь различные воззрения и различные интересы, а потому необходимы институты, которые способствовали бы примирению этих интересов и позволяли бы им жить вместе в мире. Эти институты защищают права граждан и обеспечивают свободу выбора и свободу слова. Поппер назвал эту форму социальной организации "открытым обществом". Идеологии тоталитаризма враждебны открытому обществу.

В написанной во время Второй мировой войны работе "Открытое общество и его враги" объясняется, что отстаивали и за что боролись западные демократии. Это объяснение было исключительно абстрактным и философским, а термин "открытое общество" не получил широкого признания. Тем не менее, анализ Поппера обладал глубиной и силой, и когда я, еще студентом, в конце сороковых прочитал эту книгу, на собственном опыте пережив и нацистское, и коммунистическое правление в Венгрии, она поразила меня как откровение.

Мне захотелось поглубже познакомиться с философией Карла Поппер и попытаться найти ответ на вопрос: почему абсолютная истина недоступна человеку? И я нашел ответ: потому что мы живем в том же мире, который пытаемся постичь, следовательно, наши представления могут влиять на ход событий, в которых мы принимаем участие. Если бы наши размышления принадлежали одному миру, а их предмет другому, истина была бы постижима: мы могли бы формулировать утверждения на основании фактов, а факты служили бы достоверным критерием проверки истинности наших утверждений.

Есть область, где эти условия в целом соблюдены. Это естественные науки. Однако в других сферах деятельности человека отношения между утверждениями и фактами менее четкие и однозначные. В области общественных отношений и политики представления субъектов участвуют в создании действительности (helр to determine reality). Здесь факты не обязательно являются достоверным критерием поверки истинности утверждений. Существует двустороннее отношение - механизм обратной связи - между мышлением и событиями, которое я назвал "рефлексивностью". Этим понятием я оперирую при разработке своей теории истории.

Обоснована ли эта теория или нет, она оказалась весьма полезной для моей деятельности на финансовых рынках. Когда я заработал больше денег, чем лично мне было нужно, то решил основать фонд и задумался, на какое дело стоило бы отдать эти деньги. Пережив в своей жизни и нацистские гонения и коммунистическую тиранию, я пришел к выводу, что самым главным для меня является открытое общество. Итак, я назвал свой фонд Фондом открытого обществаи определил в качестве его целей достижение открытости закрытых обществ, укрепление жизнеспособности открытых и развитие критического мышления. Это было в 1979 г.

Первую серьезную попытку основать такой фонд я предпринял в Южной Африке, однако она не увенчалось успехом. Система апартеида была настолько укоренена в обществе и настолько глубоко пронизывала всю его ткань, что все мои усилия оканчивались тем, что я становился частью системы, вместо того чтобы способствовать ее изменению. Тогда я обратил свое внимание на Центральную Европу. Здесь мне удалось добиться большего. В 1980 году я начал поддерживать движение "Хартия 77" в Чехословакии, а в 1981 году - "Солидарность" в Польше. В 1984 году я открыл фонд на моей родине, в Венгрии, в 1986 году - в Китае, в 1987 - в Советском Союзеи в 1988 - в Польше. С крушением советской системы моя деятельность по организации фондов активизировалась. К настоящему моменту я создал сеть фондов, охватывающую более двадцати пяти стран (помимо Китая, где мы закрыли фонд в 1989 году).

Действуя в условиях коммунистического правления, я никогда не чувствовал необходимости объяснять, что означает "открытое общество". Те, кто поддерживали задачи фондов, понимали это лучше, чем я, даже если им не был знаком сам термин. Цель моего венгерского фонда, например, заключалась в поддержке альтернативных форм деятельности. Я знал, что господствующая коммунистическая догма была ложной, именно в силу того, что это была догма, и что если ей противопоставить альтернативные варианты, она рухнет. Этот подход оказался эффективным. Фонд стал основным источником поддержки гражданского общества в Венгрии, а по мере развития и укрепления гражданского общества ослабевал коммунистический режим.

После крушения коммунизма изменились и задачи моих фондов. Исходя из представления, что открытое общество является более развитой и сложной формой социальной организации, чем закрытое (потому что в закрытом обществе существует только одна-единственная схема, которая навязывается обществу, в то время как в открытом обществе каждый гражданин не только имеет право, но и обязан думать сам), я сменил основную направленность фондов с разрушительной на конструктивную - это было вовсе не легко, так как сторонники открытого общества привыкли заниматься разрушением. Большинство моих фондов действовали успешно, однако, к сожалению, они были практически одиноки. Западные открытые общества не чувствовали сильной потребности помогать формированию открытых обществ на территории бывшей советской империи. Напротив, преобладала точка зрения, что людям надо дать возможность самим решать собственные проблемы. Оказалось, что по окончании холодной войны мировое сообщество совсем по-иному относится к подобным вопросам, чем в конце второй мировой войны. Идея нового плана Маршалла даже не обсуждалась. Когда весной 1989 года я выступил с подобным предложением на Потсдамской конференции (тогда все еще в Восточной Германии), меня буквально подняли на смех.

Распад коммунистической системы создал условия для создания всемирного открытого общества, однако западные демократии оказались не на высоте положения. Новые режимы, складывающиеся на территории бывшего Советского Союза и бывшей Югославии, имеют мало общего с открытыми обществами. Такое впечатление, что союз западных держав больше не знает, в чем смысл его существования, так как он привык самоопределяться в терминах коммунистической угрозы, а ее больше нет. Он не очень-то спешил прийти на помощь тем, кто защищал идеи открытого общества в Боснии и в других местах. Что касается людей, живущих в бывших коммунистических странах, они, возможно, и стремились к открытому обществу, когда страдали от деспотии, однако теперь, когда коммунистическая система рухнула, их больше всего волнуют вопросы выживания. После того, как система коммунизма продемонстрировала свою несостоятельность, наступило всеобщее разочарование в универсальных всеобъемлющих идеях и концепциях, а открытое общество именно таковым и является.

Эти соображения заставили меня пересмотреть мою веру в открытое общество. В течение пяти или шести лет после падения Берлинской стены я занимался практически исключительно преобразованием бывшего коммунистического мира. Однако в последнее время я обратил свое внимание на наше собственное общество. Созданная мною сеть фондов продолжает работать и приносить пользу. Тем не менее, я почувствовал острую необходимость пересмотреть концептуальную схему, которой я руководствовался, открывая эти фонды. В результате этого пересмотра я пришел к выводу, что понятие открытого общества не потеряло своей важности и значения. Напротив, оно может оказаться особенно полезным для понимания современного исторического этапа и явиться практическим руководством к политическому действию - более, чем когда Карл Поппер писал свою книгу. Однако необходимо внимательнейшим образом пересмотреть и переформулировать это понятие. Если считать открытое общество идеалом, к которому стоит стремиться, тогда его нельзя определять в терминах коммунистической угрозы. Ему необходимо придать более позитивное содержание.

Новый враг

Поппер показал, что фашизм и коммунизм имеют много общего, несмотря на то, что первый находится на крайнем правом фланге политического спектра, а второй - на крайнем левом. Ведь и тот, и другой силой государства подавляли свободу личности. Позвольте мне развить это соображение. Я утверждаю, что для открытого общества существует угроза и с противоположного направления - со стороны гипертрофированного индивидуализма. Слишком жестокая конкуренция и слишком вялая кооперация могут привести к крайней степени поляризации богатства и вызвать нестабильность.

Если и есть сегодня в нашем обществе господствующая идея, - это вера в магическую силу рынка. В соответствии с теорией капитализма "laissez-faire", общее благо наилучшим образом достигается на пути необузданной погони за собственным интересом. И если не уравновесить ее признанием общего интереса, преобладающего над частными, нашей сегодняшней системе - которую, при всех ее несовершенствах, все же можно признать открытым обществом, - грозит катастрофа.

Однако, мне хотелось бы подчеркнуть, что я не отношу капитализм "laissez-faire" к той же категории, что нацизм или коммунизм. Идеологии тоталитаризма ставят своей целью разрушение открытого общества; политика "laissez-faire" также может ставить его под угрозу, однако непреднамеренно, без умысла. Фридрих Хайек, один из проповедников "laissez-faire", был в то же время страстным приверженцем открытого общества. Тем не менее, учитывая, что коммунизм и даже социализм в настоящее время полностью дискредитированы, я считаю угрозу со стороны "laissez-faire" более актуальной и серьезной, чем со стороны идеологий тоталитаризма. Мы сейчас пользуемся плодами поистине глобальной рыночной экономики, в которой товары, услуги, капитал и даже люди перемещаются вполне свободно, однако мы никак не можем осознать необходимость защищать и укреплять ценности и институты открытого общества.

Подобная ситуация уже имела место в конце прошлого века. Это был золотой век капитализма, когда господствовал принцип "laissez-faire". Похожее мы наблюдаем сейчас. Ситуация прошлого века была в некоторых отношениях даже более стабильной. Существовала империя - Великобритания, которая была готова в любой момент отправить свои канонерки в самый отдаленный регион, так как, будучи главным бенефициарием системы, она была кровно заинтересована в ее поддержании и сохранении. Сегодня Соединенные Штаты не хотят играть роль мирового жандарма. Кроме того, раньше был золотой стандарт, теперь же основные валюты колеблются и сшибаются друг с другом как континентальные платформы. Однако первая мировая война положила конец безраздельной власти свободного рынка, царившего сто лет назад. На авансцену вышли идеологии тоталитаризма, и к концу второй мировой войны между странами практически отсутствовало движение капитала. Насколько же сейчас мы ближе к краху, если только не извлечем уроков из прошлого!

Хотя теория "laissez-faire" не противоречит принципам открытого общества так, как марксизм-ленинизм или нацистские идеи чистоты расы, у всех этих теорий есть нечто общее: все они пытаются подвести научный фундамент под свои притязания на обладание абсолютной истиной. В случае тоталитарных доктрин легко доказать несостоятельность этих попыток. Одним из достижений Поппера является именно то, что он показал ненаучность теорий типа марксизма. В случае "laissez-faire" это несколько более сложно, потому что притязания на обладание истиной базируются на экономической теории, а экономика - самая уважаемая и солидная из всех социальных наук. Действительно, нельзя поставить знак равенства между рыночной экономикой и марксистской экономикой. Тем не менее, я продолжаю утверждать, что идеология "laissez-faire" является таким же извращением предположительно научных истин, как и марксизм-ленинизм.

 ΛΛΛ     >>>   

Враждебную открытому обществу
Однако ввел в обиход его австрийский философ карл поппер в книге открытое общество
СмоленцевСоболь Н. Православие и Орден Храма политологии