<<<     ΛΛΛ     >>>   

Сюжет биографического романа не адекватен герою Достоевского , ибо такой сюжет всецело опирается на социальную и характерологическую определенность и полную жизненную воплощенность героя . Между характером героя и сюжетом его жизни должно быть глубокое органическое единство . На нем зиждется биографический роман . Герой и окружающий его объективный мир , должны быть сделаны из одного куска . Герой же Достоевского в этом смысле не воплощен и не может воплотиться . У него не может быть нормального биографического сюжета . И сами герои тщетно мечтают и жаждут воплотиться , приобщиться нормальному жизненному сюжету . Жажда воплощения « мечтателя », рожденного от идеи « человека из подполья », и « героя случайного семейства » – одна из важных тем Достоевского .

Полифонический роман Достоевского строится на иной сюжетно - композиционной основе и связан с другими жанровыми традициями в развитии европейской художественной прозы .

В литературе о Достоевском очень часто связывают особенности его творчества с традициями европейского авантюрного романа . И в этом есть известная доля истины .

Между авантюрным героем и героем Достоевского имеется одно очень существенное для построения романа формальное сходство . И про авантюрного героя нельзя сказать , кто он . У него нет твердых социально - типических и индивидуально - характерологических качеств , из которых слагался бы устойчивый образ его характера , типа или темперамента . Такой определенный образ отяжелил бы авантюрный сюжет , ограничил бы авантюрные возможности . С авантюрным героем все может случиться , и он всем может стать . Он тоже не субстанция , а чистая функция приключений и похождений . Авантюрный герой так же не завершен и не предопределен своим образом , как и герой Достоевского .

Правда , это очень внешнее и очень грубое сходство . Но оно достаточно , чтобы сделать героев Достоевского возможными носителями авантюрного сюжета . Круг тех связей , какие могут завязать герои , и тех событий , участниками которых они могут стать , не предопределен и не ограничен ни их характером , ни тем социальным миром , в котором они действительно были бы воплощены . Поэтому Достоевский спокойно мог пользоваться самыми крайними и последовательными приемами не только благородного авантюрного романа , но и романа бульварного . Его герой ничего не исключает из своей жизни , кроме одного – социального благообразия вполне воплощенного героя семейного и биографического романа .

Поэтому менее всего Достоевский мог в чем - нибудь следовать и в чем - либо существенно сближаться с Тургеневым , Толстым , с западно - европейскими представителями биографического романа . Зато авантюрный роман всех разновидностей оставил глубокий след в его творчестве . « Он прежде всего воспроизвел , – говорит Гроссман , – единственный раз во всей истории классического русского романа – типичные фабулы авантюрной литературы . Традиционные узоры европейского романа приключений не раз послужили Достоевскому эскизными образцами для построения его интриг .

Он пользовался даже трафаретами этого литературного жанра . В разгаре спешной работы он соблазнялся ходячими типами авантюрных фабул , захватанных бульварными романистами и фельетонными повествователями …

Нет , кажется , ни одного атрибута старого романа приключений , который не был использован Достоевским . Помимо таинственных преступлений и массовых катастроф , титулов и неожиданных состояний , мы находим здесь типичнейшую черту мелодрамы – скитания аристократов по трущобам и товарищеское братание их с общественными подонками . Среди героев Достоевского это черта не одного только Ставрогина . Она в равной степени свойственна и князю Валковскому , и князю Сокольскому , и даже отчасти князю Мышкину » [82] .

Но для чего понадобился Достоевскому авантюрный мир ? Какие функции он несет в целом его художественного замысла ?

Отвечая на этот вопрос , Леонид Гроссман указывает три основные функции авантюрного сюжета . Введением авантюрного мира , во - первых , достигался захватывающий повествовательный интерес , облегчавший читателю трудный путь через лабиринт философских теорий , образов и человеческих отношений , заключенных в одном романе . Во - вторых , в романе - фельетоне Достоевский нашел « искру симпатии к униженным и оскорбленным , которая чувствуется за всеми приключениями осчастливленных нищих и спасенных подкидышей ». Наконец , в этом сказалась « исконная черта » творчества Достоевского : « стремление внести исключительность в самую гущу повседневности , слить воедино , по романтическому принципу , возвышенное с гротеском и незаметным претворением довести образы и явления обыденной действительности до границ фантастического » [83] .

Нельзя не согласиться с Гроссманом , что все указанные им функции действительно присущи авантюрному материалу в романе Достоевского . Однако нам кажется , что этим дело далеко не исчерпывается . Занимательность сама по себе никогда не была самоцелью для Достоевского , не был художественной самоцелью и романтический принцип сплетения возвышенного с гротеском , исключительного с повседневным . Если авторы авантюрного романа , вводя трущобы , каторги и больницы , действительно подготовили путь социальному роману , то перед Достоевским были образцы подлинного социального романа – социально - психологического , бытового , биографического , к которым Достоевский , однако , почти не обращался . Начинавший вместе с Достоевским Григорович и другие подошли к тому же миру униженных и оскорбленных , следуя совсем иным образцам .

Указанные Гроссманом функции – побочные . Основное и главное не в них .

Сюжетность социально - психологического , бытового , семейного и биографического романа связывает героя с героем не как человека с человеком , а как отца с сыном , мужа с женой , соперника с соперником , любящего с любимой или как помещика с крестьянином , собственника с пролетарием , благополучного мещанина с деклассированным бродягой и т . п . Семейные , жизненно - фабулические и биографические , социально - сословные , социально - классовые отношения являются твердою всеопределяющею основою всех сюжетных связей ; случайность здесь исключена . Герой приобщается сюжету , как воплощенный и строго локализованный в жизни человек , в конкретном и непроницаемом облачении своего класса или сословия , своего семейного положения , своего возраста , своих жизненно - биографических целей . Его человечность настолько конкретизована и специфирована его жизненным местом , что сама по себе лишена определяющего влияния на сюжетные отношения . Она может раскрываться только в строгих рамках этих отношений .

Герои размещены сюжетом и могут существенно сойтись друг с другом лишь на определенной конкретной почве . Их взаимоотношения созидаются сюжетом и сюжетом же завершаются . Их самосознания и их сознания как людей , не могут заключать между собой никаких сколько - нибудь существенных внесюжетных связей . Сюжет здесь никогда не может стать простым материалом внесюжетного общения сознаний , ибо герой и сюжет сделаны из одного куска . Герои как герои порождаются самим сюжетом . Сюжет – не только их одежда , это тело и душа их . И обратно : их тело и душа могут существенно раскрыться и завершиться только в сюжете .

Авантюрный сюжет , напротив , именно одежда , облегающая героя , одежда , которую он может менять сколько ему угодно . Авантюрный сюжет опирается не на то , что есть герой и какое место он занимает в жизни , а скорее на то , что он не есть и что с точки зрения всякой уже наличной действительности не предрешено и неожиданно . Авантюрный сюжет не опирается на наличные и устойчивые положения – семейные , социальные , биографические , – он развивается вопреки им . Авантюрное положение – такое положение , в котором может очутиться всякий человек как человек . Более того , и всякую устойчивую социальную локализацию авантюрный сюжет использует не как завершающую жизненную форму , а как « положение ». Так , аристократ бульварного романа ничего общего не имеет с аристократом социально - семейного романа . Аристократ бульварного романа – это положение , в котором оказался человек . Человек действует в костюме аристократа как человек : стреляет , совершает преступления , убегает от врагов , преодолевает препятствия и т . д . Авантюрный сюжет в этом смысле глубоко человечен . Все социальные и культурные учреждения , установления , сословия , классы , семейные отношения – только положения , в которых может очутиться вечный и себе равный человек . Задачи , продиктованные его вечной человеческой природой – самосохранением , жаждой победы и торжества , жаждой обладания , чувственной любовью , – определяют авантюрный сюжет .

Правда , этот вечный человек авантюрного сюжета , так сказать , телесный и телесно - душевный человек . Поэтому вне самого сюжета он пуст , и , следовательно , никаких внесюжетных связей с другими героями он не устанавливает . Авантюрный сюжет не может поэтому быть последнею связью в романном мире Достоевского , но как сюжет он является благоприятным материалом для осуществления его художественного замысла .

Авантюрный сюжет у Достоевского сочетается с глубокой и острой проблемностью ; более того , он всецело поставлен на службу идее : он ставит человека в исключительные положения , раскрывающие и провоцирующие его , сводит и сталкивает его с другими людьми при необычных и неожиданных обстоятельствах именно в целях испытания идеи и человека идеи , то есть « человека в человеке ». А это позволяет сочетать с авантюрой такие , казалось бы , чуждые ей жанры , как исповедь , житие и др .

Такое сочетание авантюрности , притом часто бульварной , с идеей , с проблемным диалогом , с исповедью , житием и проповедью с точки зрения господствующих в XIX веке представлений о жанрах казалось чем - то необычным , воспринималось как грубое и ничем не оправданное нарушение « жанровой эстетики ». И действительно , в XIX веке эти жанры и жанровые элементы резко обособились и представлялись чужеродными . Напомним прекрасную характеристику этой чужеродности , данную в свое время Л . П . Гроссманом ( см . стр . 22 – 23 нашей работы ). Мы старались показать , что эта жанровая и стилистическая чужеродность осмысливается и преодолевается у Достоевского на основе последовательного полифонизма его творчества . Но теперь настало время осветить этот вопрос и с точки зрения истории жанров , то есть перенести его в плоскость исторической поэтики .

Дело в том , что сочетание авантюрности с острой проблемностью , диалогичностью , исповедью , житием и проповедью вовсе не является чем - то абсолютно новым и никогда раньше не бывшим . Новым было только полифоническое использование и осмысление этого жанрового сочетания Достоевским . Само же оно уходит своими корнями в глубокую древность . Авантюрный роман XIX века является только одной из ветвей – притом обедненной и деформированной – могучей и широко разветвленной жанровой традиции , уходящей , как мы сказали , в глубь прошлого , к самым истокам европейской литературы . Мы считаем необходимым проследить эту традицию именно до ее истоков . Анализом ближайших к Достоевскому жанровых явлений никак нельзя ограничиться . Более того , как раз на истоках мы и намерены сосредоточить главное внимание . Поэтому нам придется на некоторое время отойти от Достоевского , чтобы перелистать несколько древних и почти вовсе не освещенных у нас страниц истории жанров . Этот исторический экскурс поможет нам глубже и правильнее понять жанровые и сюжетно - композиционные особенности произведений Достоевского , до сих пор , в сущности , почти еще не раскрытые в литературе о нем . Кроме того , как мы думаем , этот вопрос имеет и более широкое значение для теории и истории литературных жанров .

Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые , « вековечные » тенденции развития литературы . В жанре всегда сохраняются неумирающие элементы архаики . Правда , эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному ее обновлению , так сказать , осовременению . Жанр всегда и тот и не тот , всегда и стар и нов одновременно . Жанр возрождается и обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении жизнь жанра . Поэтому и архаика , сохраняющаяся в жанре , не мертвая , а вечно живая , то есть способная обновляться архаика . Жанр живет настоящим , но всегда помнит свое прошлое , свое начало . Жанр – представитель творческой памяти в процессе литературного развития . Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития .

Вот почему для правильного понимания жанра и необходимо подняться к его истокам .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Эти сознания с их кругозорами сочетаются в высшее единство
Его влияний на различные стороны построения речи

Сократический диалог
Диалога мы