ΛΛΛ     >>>   

Иваницкий В. Порча языка и невроз пуризма

Раздражение обывателя можно понять: язык -- самодержавный властитель и самодур. Вдруг делается всеяден, вдруг меняет норму произношения, мутирует -- все это нас не спросясь. Язык становится то трусливо подл (зачистка), то вульгарен донельзя (замочить), -- а сделать ничего нельзя. Тут бессилен даже гениальный писатель. Все мы рабы языка, в особенности те, кто имеет представление лишь об одном-единственном. Бессилие вкупе с ревностью и ущемленным инстинктом собственника (мы ошибочно считаем, что наш язык нам принадлежит) -- психологические корни запретов, государственных законов о языке и прочее. Ко всему, люди склонны смешивать недовольство от появления в речи множества непривычных слов с раздражением по поводу заимствования вещей и понятий.

Миф о чистоте породы и практика энтузиастов

Понятие о национальном престиже, самосознании народа в связи с языком -- зеленое новшество (как и понятие нации). Веками языки смешивались, человечество не делало из этого проблемы. Многие -- продукт изначального смешения и взаимодействия. Французский сработан из трех пластов: кельтского, романского и германского; английский -- как минимум результат сложения культур норманнов и англо-саксов -- и это помимо заимствований...

Началось с Руссо. "Натуральное" стало ассоциироваться с неиспорченным. Культ дикаря породил романтизм и впервые обратил внимание филологов на презираемый доселе фольклор. Новооткрытый "народ" отождествился с языком и могучей потенциальностью последнего. Обратную связь провели практически сразу. Так сложилась биологическая мифологема здоровья: чем чище порода, тем лучше; чем меньше примесей, тем больше первозданная природная мощь. Отдает как расовыми предрассудками, так и мироощущением античного фермера, занимающегося селекцией скота. Но вот что странно: в природе чистоты породы как раз не бывает. Она мыслима только при искусственном отборе -- да и приводит в конечном счете к вырождению. На материале языков то же доказывается без труда: языки племен, живших в культурной изоляции, бедны и постепенно деградируют.

Однако мечта о Чистом Языке не умирает. Не исключено, что подпитывают ее библейские мифы.

1. Об Адаме и Еве. Первые люди -- первый язык. Чище некуда. Бог говорил с людьми, значит, сей язык -- язык и Бога. Каким он был? Ветхий Завет писан по-древнееврейски. Но пруссак Д.Хассе в 1799 году вывел: райским языком был немецкий. Венгерские "эрудиты" И.Хорват и Й.Гида (1837) возразили: язык Адама венгерский и никакой другой. Бельгиец Горопиус задолго до того опроверг их: первым языком был, конечно, фламандский (1569). Всех перещеголял некто А.Кэмпе: Господь в Раю говорил по-датски, Адам -- по-шведски, а вот Змий соблазнял Еву по-французски. Запомним.

2. О Вавилонской башне и смешении языков. Смешение языков -- Божья кара. Посему предыдущее состояние вдвойне желательно. Даже Мандельштам обмолвился: "Всякий, кто поманит родную поэзию звуком и образом чужой речи, будет (...) соблазнителем". Показательно, не правда ли?

Чистота -- не естественное, а искусственное состояние языка. Посему исключительно редкое. Практически во все европейские языки проникло французское "тротуар". Кроме чешского. У чехов -- hodnik. Мечта пуриста! Чешский язык -- "придуманный", сработанный некогда от головы. Юмор ситуации: те же филологи-антигерманцы, трудившиеся над составлением грамматики родного языка, любовные письма писали по-немецки.

Чешский вариант нам не грозит: такое возможно лишь с языком малого народа в его становлении. Чехия тогда -- часть Австро-Венгерской империи без намеков на автономию. Но вот что важно: через некоторое время после оформления чешский начал, как и все, впитывать иностранные слова.

Другой способ приблизиться к чистоте -- поднять древний язык, как корабль со дна. Успех гадателен. В Израиле иврит, мертвый язык объявили государственным невзирая на то, что евреи не знали его. Реанимация прошла удачно. Не так случилось в Ирландии. Гэльский язык воссоздали поэты и историки. Боевики ИРА, писатели даже меняли английские имена на ирландские... Результат? На гэльском ныне пишут отдельные поэты. Современная ирландская литература продолжает оставаться англоязычной.

Универсальный накопитель

Организм русской речи живет приступообразными периодами заимствований-отторжений. Причем приступы открытости и реакции на нее практически одновременны. Болезнь хроническая, парадоксально текущая. С одной стороны, гордость за "великий и могучий", вбиваемая со школьных хрестоматий. С другой -- не менее хрестоматийная переимчивость, "всемирность" русской души; ею мы тоже гордимся.

Что же такое иноязычное в русском: содержание "Словаря иностранных слов"? И да, и нет. Где гарантии, что хорошо знакомые слова на поверку не окажутся чужеземными. Как эти, например: амбар, алый, базар, балалайка, барыш, василек... (и в том же духе до конца алфавита). Бывает, на первый взгляд слово -- исконно русское. И однако. Прохвост -- измененное немецкое Profoss, "тюремный надзиратель". Столяр, несмотря на наличие формы стол, позаимствовано позже XVIII века из польского, в котором возникло по аналогии с немецким Tischler (Tisch -- стол). Верстак -- от немецкого Werkstatt ("рабочее место"). Противень -- прояснено еще Далем -- переделка немецкого Bratpfanne (Braten -- жарить, Pfanne -- сковорода; известно с XVIII века). Как легко понять, в СИС попадает только относительно свежее; читать же следует словари этимологические. И увидим: издревле в русский приходят слова с Востока и с Запада. И приживаются. Хазарские, готские, угро-финские, варяжские... По сравнению с общим массивом заимствований эфемерные фастфуды и лизинги перестроечной поры -- капля в море.

А с введением христианства русские впервые не узнали родную речь. Образовалось море новых, теперь привычных слов (из греческого). И в церкви сплошь он: икона, канон, патриарх, евангелие, литургия, диакон... А тут еще "чуждая символика" -- алфавиты, придуманные пришлыми чернецами. Ревнители старины кряхтят и почесываются. И все же именно тогда складывается стереотип: заимствовать неплохо, ибо и веру заимствовали.

История наша -- череда самоотмен. Зато язык -- цепь ассимиляций. Язык сопротивляется нигилизму истории: иноязычное приручается, старое остается. Русский действует как накопитель. Проследим на личных именах. Имена греческие (Елена, Петр, Василий, Алексей...) и библейские (Илья, Захар, Михаил...) наши предки прибавляли к славянским именам и прозвищам. Произошла суммация, но не вытеснение. Светланы, Людмилы и Вячеславы не вывелись. Долго имена были двойными, а потом... Великое дело привычка.

Тюркских корней в русском нет возможности перечислить. Смутное время одарило нас ограниченным количеством полонизмов и нелюбовью к чужому. Зато петровская эпоха... Комментарии излишни. С понятиями, вещами заимствуются и слова. Хиты сезона голландский, немецкий, латынь. Параллельно нарастает возмущение. "Люди древлего благочестия" не только кряхтят да почесываются: бунтуют, самосжигаются.

На стыке XVIII-XIX веков очередное обострение, только на сей раз контактируем с французским. Влияние столь сильно, что порождает в русском особые конструкции -- галлицизмы.

Архаисты и новаторы

Крылов магазины с Кузнецкого и французский язык ненавидит, высмеивая в фарсах ("Модная лавка", "Урок дочкам"), хотя сам им пользуется. Отчего так? У Крылова на него зуб. Его собственная дочь В.Оленина писала по-русски так: "Эта басня в то время, как была написана Крыловым, цензура запретила ее печатать"... Попутно выработался настоящий комплекс тезки-француза, из которого заимствуются сюжеты. Вяземский обнародовал стихи о "трех Иванах" басенниках: Лафонтене, Хемницере, Дмитриеве. Четвертого Ивана он не упомянул. Крылов смертельно обиделся. Трижды пишутся однотипные басни с названием "Крестьянин и Змея" -- верный признак навязчивости. В первой же из них Крылов фактически повторяет конструкцию А.Кэмпе: Змея символизирует француза и французский язык!

Зато Пушкин (лицейское прозвище Француз) признается: "Мне галлицизмы будут милы, как первой юности грехи, как Богдановича стихи". Другое поколение! Заметим: противодействие "стариков" достигло пика в пик популярности французского и сошло на нет. Не унялся только Шишков.

Самоучка в лингвистике, адмирал Шишков ломал голову, ища способ обойти заимствования. Воюя с латинизмами и галлицизмами, Шишков предложил искусственно изобретать аналоги словам-заимствованиям. То есть вместо калоши писать мокроступы. Современники осмеяли его, не задумываясь. А ведь Шишков наткнулся на механизм "калькирования".

 ΛΛΛ     >>>   

Типовая реакция русской речи -- встретившись с невозможностью выразить новую реальность

языкознание Христофорова О. Логика толкований. Фольклор и моделирование поведения в архаических культурах