<<<     ΛΛΛ     >>>   

Алогичность метафоры, ее несоответствие реальным процессам действительности и природе рационального мышления предопределяет отношение к ней как к элементу поэтической структуры, стихийно возникающему и угасающему по непонятным и непостижимым для человека причинам. Полноценному изучению метафорических конструкций препятствует тот факт, что они не укладываются в привычные структурно-семантические рамки, «сама ее сущность не отвечает коммуникативному назначению основных элементов предложения – его субъекта и предиката» [Арутюнова: 1978б, 335; Арутюнова: 1990, 9]. Для идентифицирующей функции, которую выполняет субъект, метафора произвольна, она не может с полной определенностью указывать на предмет речи, для предиката она слишком туманна, семантически диффузна. Поэтому «естественное место метафора находит именно в поэтической речи, в которой она служит эстетической, а не собственно коммуникативной (информационной) функции. Ее цель – вызвать представление, а не сообщать информацию» [там же].

В рамках данного подхода особый смысл приобретает функциональное направление исследования метафор, которое, с точки зрения В.Н.Телия, сводится к изучению ее структурно-семантических составляющих [Телия: 1981, 21]. В работах В.Н.Телия коннотация рассматривается как способ прагматического воздействия на адресата, а признак, лежащий в основе метафорических переносов, служит для выражения эмотивно-оценочного и стилистически-маркированного отношения субъекта речи к действительности [Телия: 1986, 5].

При прагматическом подходе к определению метафорических значений онтологический, сущностный, статус коннотативно-образных языковых элементов остается невостребованным и метафорическая лексика рассматривается как система средств, предназначенных для создания экспрессивного эффекта и эмоционально-оценочной интерпретации действительности: «условием коммуникативно-прагматического успеха является апелляция к эмоциональному восприятию сообщения, что обычно достигается за счет образности, создаваемой различного рода фигурами речи, поскольку образ будит эмоциональное переживание мира» [там же, 14].

На основе функционально-семантического статуса выделяются следующие типы языковой метафоры: номинативная метафора, представляющая собой собственно перенос названия типа ‘глазное яблоко’, ‘нос лодки’ и т.д.; образная метафора, возникающая при переходе идентифицирующего значения в предикативное; когнитивная метафора, основанная на передаче признака от одного предмета к другому (например, значение ‘острое оружие’ в дальнейшем реализуется в метафорах ‘острое зрение’, ‘острый ум’, ‘острый конфликт’ и т.д.), и метафора генерализующая (как конечный результат когнитивной метафоры) [Арутюнова: 1998, 366].

Структурно-семантический анализ метафорических конструкций проводится в рамках исследования денотатов, принимающих участие в их образовании. По мнению ряда исследователей, метафорические переносы в языке подчинены достаточно жесткой закономерности и осуществляются в определенных направлениях от одной семантической сферы к другой. В качестве общераспространенных вариантов Г.Н.Скляревская выделяет переносы по следующим схемам: ПРЕДМЕТ > ПРЕДМЕТ (алмазы росы); ПРЕДМЕТ > ЧЕЛОВЕК (тюфяк); ПРЕДМЕТ > ФИЗИЧЕСКИЙ МИР (каскад звуков); ПРЕДМЕТ > ПСИХИЧЕСКИЙ МИР (звезда удачи); ПРЕДМЕТ > АБСТРАКЦИЯ (цепь событий); ЖИВОТНОЕ > ЧЕЛОВЕК (осёл); ЧЕЛОВЕК > ЧЕЛОВЕК (дистрофик); ФИЗИЧЕСКИЙ МИР > ПСИХИЧЕСКИЙ МИР (крушение надежд) [Скляревская: 1993, 80].

Н.В.Павлович отмечает, что каждый поэтический образ, участвующий в создании метафорического значения, существует в ряду семантически связанных образов, которые в совокупности представляют модель, правило, или парадигму, определяющую стереотипы ментального восприятия действительности. «Парадигма образа – это инвариант ряда сходных с ним образов, который состоит из двух устойчивых смыслов, связанных отношением отождествления» [Павлович: 1995, 7]. Например, парадигма ‘время’ – ‘вода’ реализуется в метафорических конструкциях «вода журчащих столетий», «течение времени» и т.д.

При выяснении сущности метафорических выражений принципиальным вопросом является статус коннотативных значений в структуре лексической единицы. В.Н.Телия исключает коннотацию из области лексического значения слова. При непрямой номинации – когда в качестве имени выступает уже готовая языковая форма – происходит не просто эффект переосмысления, «по существу здесь имеет место формирование нового концептуального содержания на базе уже существующей языковой единицы» [Телия: 1981, 120].

Ю.Д.Апресян рассматривает коннотации в качестве «элементов прагматики, которые отражают связанные со словом культурные представления и традиции, господствующие в данном обществе» [Апресян, 67]. При отображении лексического значения «коннотации должны записываться в особой прагматической или коннотативной зоне соответствующей словарной статьи и служить опорой при толковании таких переносных значений слова, которые не имеют общих семантических признаков с основным значением» [там же, 68].

Г.Н.Скляревская в этом вопросе занимает промежуточную позицию, трактуя лексическое значение слова (ЛЗ) как сложную избыточную структуру, состоящую из денотативного содержания, включающего в себя ядро и периферию, и коннотативного окружения. «За денотативной частью ЛЗ следует коннотативная, которая … представляет собой не конгломерат разрозненных элементов, несущих дополнительную информацию об объекте (эмоциональных, экспрессивных, оценочных, ассоциативных и др.), а иерархически организованную систему, в которой могут быть выделены разные уровни (коннотации I, II, III и т.д. порядка), также концентрически расположенные» [Скляревская: 1993, 15-17]. Компонент семантики, который непосредственно связывает метафорическое значение лексемы с денотативным, Г.Н.Скляревская обозначает как «символ метафоры». При метафорическом переносе символ метафоры, «который в исходном номинативном значении относится к сфере коннотации», выступает в качестве независимого понятия, «входит в денотативное содержание в качестве ядерных (дифференциальных) сем и служит основанием смысловых преобразований в процессе метафоризации» [там же, 47].

Точки зрения, согласно которым денотативное и коннотативное содержание лексемы распадается на две независимо существующие друг от друга структуры, а коннотативное содержание соотносится или способно соотноситься с денотатом, лежащим в основе метафорического образа, очень близко соприкасаются с мыслью о необходимости введения дополнительного компонента, аналога сигнификата, отражающего понятийное содержание лексемы в области коннотативных значений.

Концентрический характер коннотативного окружения лексемы, существующего не в рамках денотативного содержания, а параллельно с ним, неизбежно приводит к мысли о системном строении метафоры и о существовании, наряду с функционально-семантическим полем, поля метафорического. Метафорическое поле, по мнению Г.Н.Скляревской, не только обладает всеми особенностями семантического поля, включая тематические группы, синонимические ряды и антонимические пары, словообразовательные гнезда и полисемию, но и всецело им определяется: «его границы не могут быть определены вне зависимости от границ номинативного поля» [Скляревская: 1993, 115]. Предположение о взаимообусловленной организации метафорической лексики имеет основополагающее значение, ибо дает возможность интерпретировать косвенную номинацию как структуру предсказуемую, поддающуюся формально-логическому исследованию. Описание в работе Г.Н.Скляревской структурных составляющих и системных лексических связей метафорического поля ВОДА, выявили тот факт, что процесс метафоризации представляет собой не случайное, точечное, произвольно возникающее явление, а охватывает все семантическое пространство, сконцентрированное вокруг понятия, все сферы тематически связанных с ним наименований, формируя особый мир метафорических представлений, сосуществующий в сознании носителей языка параллельно с миром реальных предметов.

Подводя итог, необходимо отметить, что в рамках данной книги не ставилась цель изложить все имеющиеся на настоящий момент точки зрения и тем более определить, кто прав, а чью позицию нельзя считать истиной в последней инстанции. При рассмотрении различных взглядов и подходов к изучению метафорических переносов, существующих в отечественном и зарубежном языкознании, были сделаны попытки привлечь внимание к наиболее интересным работам, в которых выдвигаются гипотезы (иногда достаточно противоречивые) с вариантами решения этого сложнейшего вопроса, затрагивающего когнитивные, психологические, эмоциональные, стилистические, этнические и субъективно-личностные аспекты мыслительной интерпретации действительности. Каждое высказанное предположение, каждое сделанное открытие, каждая обоснованная точка зрения в этой области в конечном итоге приближает нас к созданию теории метафоры в целом.

Заложенные в метафорическом переносе когнитивные представления о действительности реализуются в конкретных языковых формах, обладающих в предложении определенным семантическим, эмоциональным, информационным и стилистическим статусами и своими функциональными характеристиками.

Метафора возникает при уподоблении одного явления другому на основе семантической близости состояний, свойств и действий, характеризующих эти явления. С формальной точки зрения, метафорический перенос заключается в употреблении слова (словосочетания, предложения), предназначенного для обозначения одних объектов (ситуаций) действительности, для наименования или характеризации других объектов (ситуаций) на основании условного тождества приписываемых им предикативных признаков.

Аристотель дал классическое определение метафоры как сжатого сравнения. В современной лингвистике исследование широкого спектра функционально-прагматических задач, сопровождающих процессы образования и экспликации метафоры в художественном тексте, предопределили выявление различных аспектов ее языкового статуса: 1) концептуальных – «метафора является не принципом необычайного словоупотребления, а способом художественного мирооформление. Она отражает индивидуально-творческие особенности в субъективном содержании мира поэтических видений» [Виноградов: 1976, 426 – 427]; 2) синтаксических – «метафора – это утверждение о свойствах объекта на основе некоторого подобия с уже обозначенным в переосмысленном значении слова» [Телия: 1977, 190], «метафора – это транспозиция идентифицирующей (дескриптивной и семантически диффузной) лексики, предназначенной для указания на предмет речи, в сферу предикатов, предназначенных для указания на его признаки и свойства» [Арутюнова, 1990: 14]; 3) семантических – «сходство несходного ... отождествление противоречащих в широком смысле понятий» [Павлович: 1995, 13]; 4) поэтических – «метафора – это греза, сон языка» [Дэвидсон, 173]; 5) социальных – «система общественных ассоциаций» [Блэр, 164].

В художественном тексте метафора реализуется в единицах морфологического и синтаксического уровней. Метафорическая природа может прослеживаться в существительных (такое дубьё), прилагательных (молочные Альпы), глаголах (время летит), причастиях (пронзённая страхом), деепричастиях (остолбенев от неожиданности), наречиях (по-медвежьи), междометиях (Блин!). Функциональное значение метафоры в художественном тексте не всегда определяется её категориальным статусом. Например, метафора, выраженная существительным, в художественном тексте может выступать в функции числительного (часов этак в десять с мелочью), наречия (тьма народу, набросился всеми перунами), прилагательного (« – Как понравилось оно тебе? (о вине – О.Г.) – спросил Грей Летику. – Капитан! – сказал, подыскивая слова, матрос. – Улей и сад! – Что?! – Я хочу сказать, что в мой рот впихнули улей и сад» (А.Грин)). Метафорический перенос может осуществляться в рамках лексемы, словосочетания или развернутой синтаксической единицы.

Языковые механизмы реализации метафорического переноса в художественном тексте весьма разнообразны. Метафорический перенос осуществляется: 1) при наименовании предмета («Сидит, разиня рот, смотрите: сова, сова настоящая, сычиха в новых лентах!» (Ф.Достоевский)); 2) при употреблении существительного в предикативной квалифицирующей функции («Разумеется, я осёл, – проговорил он» (Ф.Достоевский)); 3) при употреблении глаголов и глагольных форм в функции предиката (время летит); 4) при употреблении прилагательных и наречий (золотая мысль; ходить по-медвежьи); 5) в генитивных сочетаниях (океан мрака); 6) в адвербиальных конструкциях, мотивированных существительными в творительном падеже («Я волком бы выгрыз бюрократизм» (В.Маяковский)); 7) в сравнительных конструкциях («Утро было чистое и свежее, как поцелуй ребёнка» (М.Лермонтов)); 8) в устойчивых фразеологических сочетаниях («Мы одного поля ягоды» (Ф.Достоевский)).

В образовании метафоры, как правило, участвуют два субъекта: главный (основной) субъект референции и вспомогательный обобщенный субъект, имеющие эксплицитные или имплицитные формы выражения. Имплицитный или эксплицитный характер вспомогательного субъекта – носителя признака – определяется главным субъектом. Надо отметить, что параллельное употребление основного и вспомогательного субъектов не всегда присутствует и в сравнительных конструкциях. В предложении «Вода бежит, как из ушата» (И.Крылов) основной объект (Вода бежит (из отверстия), как из ушата) опущен.

Ассоциативные связи, возникающие при метафорическом переносе, имеют общепринятый характер или опираются на субъективно-авторскую оценку рассматриваемых явлений. Существование в языке этнически маркированных образов, составляющих основу фразеологических сочетаний (хитрый как лиса, трусливый как заяц и т. д.), предопределяют широкое использование их в художественной литературе для квалификации персонажей. Некоторые из этих образов с теми же квалификационными признаками существуют в других языках (смелый как лев, свободный как птица, зоркий как орел), другие обладают национальной спецификой.

Наряду с традиционными образами в художественных текстах используются субъективно-авторские ассоциации: «На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье» (Ф.Достоевский). При поэтическом взгляде на действительность даже цвета могут приобретать нетрадиционную интерпретацию: «Две лишь краски в мире не поблекли: В желтой – зависть, в красной – нетерпенье» (А.Кушнер); «Розовые тени скользили по белизне мачт и снастей, все было белым, кроме раскинутых, плавно двинутых парусов цвета глубокой радости (об алом цвете – О. Г.)» (А.Грин).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Описываемых в предложении
Поэтому естественное место метафора находит именно в поэтической речи
Прогресс
Просто ограничивают сферу значений зооморфизма
Предложенные сёрлем принципы интерпретации метафорического переноса