Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Заборов М. Византийская политика папства и начало крестовых походовПроблема происхождения крестовых походов принадлежит к числу весьма важных проблем истории XI—XII в. Не все стороны ее разработаны достаточно равномерно. Одним из наименее изученных продолжает оставаться вопрос о роли папства в организации крестоносного движения в конце XI в., в частности, о том, в какой связи находилась подготовка римской курией Первого крестового похода (1096—1099 гг.) с политикой папства в отношении Византии. Решение этого вопроса в современной буржуазной историографии представляется далеким от истины. Две концепции господствуют среди исследователей указанной проблемы. Некоторые историки полагают, будто главным и исключительным стимулом византийской политики Урбана II накануне Первого крестового похода являлось благочестивое стремление папы к воссоединению православной церкви с католической. Таково, например, мнение американского профессора А. Крея, который (повторяя, в сущности, старый взгляд В. Нордена) считает даже, что крестовый поход 1096—1099 гг. с точки зрения интересов папства потерпел неудачу, поскольку эта религиозная цель не была достигнута.1) Другие ученые утверждают, что, провозглашая крестовый поход, Урбан II стремился будто бы оказать помощь Византии против сельджуков и спасти Константинопольскую империю от «восточных варваров». Эту точку зрения в последнее время с особой настойчивостью отстаивает американский историк П. Харанис.2) В основе той и другой концепции лежит принципиально неверный подход буржуазных исследователей к вопросу о роли папства в средневековом обществе. Буржуазные историки идеалистически рассматривают папство как учреждение, целью всей деятельности которого являлось поддержание и распространение католической веры. В связи с этим и византийская политика Урбана II истолковывается ими так, что она была якобы продиктована исключительно «высокими» намерениями главы римско-католической церкви — стремлением «возвратить» греко-православную церковь в лоно католицизма, спасти восточное христианство в лице Византии от опасности, исходившей будто бы со стороны сельджуков. Разумеется, историки-марксисты не могут разделять эти идеалистические и по сути апологетические взгляды, согласно которым мотивы [27] деятельности папства лежат в сфере чисто духовной и являются чуть ли не образцом религиозного бескорыстия. К тому же и самые методы исследования, в особенности П. Хараниса, зачастую вызывают возражения. Исходным пунктом работы П. Хараниса «Византия, Запад и происхождение Первого крестового похода» является положение о том, что крестовый поход 1096—1099 гг. был организован папством по инициативе самой Византии: его непосредственной причиной послужили дипломатические усилия Алексея Комнина, добивавшегося поддержки папства против сельджуков. Урбан II якобы лишь откликнулся на призыв византийского императора. Папа руководствовался при этом дружественными намерениями в отношении греческой империи и желал оказать ей бескорыстную помощь против сельджукской угрозы. Для того чтобы обосновать эти положения, Харанис выдвигает тезис о том, будто бы еще весной 1095 г., т. е. незадолго до начала Первого крестового похода, в Риме были получены из Византии просьбы о помощи; против сельджуков: с такого рода просьбами к папе обратились византийские послы, прибывшие на Пьяченцский собор (март 1095 г.). Доказательству этого тезиса посвящена, в сущности, основная часть работы Хараниса: оно составляет фактическую базу для всей его концепции возникновения крестового похода. При этом Харанис решает вопрос о времени обращения Алексея Комнина за помощью в Европу путем; искусственного и потому крайне неубедительного толкования трех источников: известий двух западных хронистов (Эккехарда Аврейского и Бернольда Сен-Блазиенского) и одного греческого писателя (Феодора Скутариота), данные которого привлечены Харанисом впервые. Что же могут дать для разрешения интересующего нас вопроса эти источники? Эккехард говорит о многократных обращениях Алексея Комнина к Урбану II. Константинопольский император, по сообщению этого хрониста, «немало писем направил папе Урбану», указывая в них на необходимость оказать империи помощь в деле защиты восточной церкви и призывая папу, «если [он] сможет, поднять [для этой цели] весь Запад»; одновременно император брал на себя обязательство оказать, силам папы «всяческую поддержку на суше и на море».3) На основании этого сообщения западного хрониста Харанис утверждает, что обращение Алексея Комнина к папе за помощью против сельджуков имело место именно в 1095 г. и что ответом на него явилось провозглашение в том же году Урбаном II крестового похода. В действительности текст хроники Эккехарда не дает ровно ничего для такого утверждения хотя бы по одному тому, что сообщение Эккехарда не датировано. Хронист, по-видимому, знал о каких-то посланиях императора к Урбану II,4) но ему было совершенно неизвестно, когда Алексей направлял в Рим свои «non paucas epistolas». Отнесение этого известия, взятого само по себе, к 1095 г., является весьма произвольным и, как мы увидим, расходящимся с данными других документов. Другой летописец, используемый Харанисом, — Бернольд Сен-Блазиенский — рассказывает о посольстве, которое император Алексей [29] отправил к папе и которое на Пьяченцском соборе просило «папу и всех верующих» о помощи против «язычников». При этом византийские послы, по Бернольду, указывали, что язычники, разрушающие церкви, дошли уже почти до самых стен Константинополя.5) Урбан II, пишет хронист, потребовал от многих, присутствовавших на соборе, клятвенного обещания отправиться в поход для оказания императору помощи против язычников.6) На первый взгляд может показаться, что Бернольд гораздо более определенно, чем Эккехард, свидетельствует в пользу точки зрения Хараниса: Сен-Блазиенский хронист прямо приурочивает обращение Алексея в Рим за помощью против язычников (сельджуков) к 1095 г. (Пьяченцский собор),7) он как будто ясно и недвусмысленно говорит о том, что это обращение нашло немедленный и благоприятный отклик у «христолюбивого» Урбана II, призвавшего участников Пьяченцского собора к поддержке Византийской империи в интересах церкви.8) Однако, во-первых, сообщение Бернольда о греческом посольстве на Пьяченцском соборе является единственным сообщением такого рода. Ни один западный и ни один византийский источник ничего не знают об этом посольстве: уже это обстоятельство само по себе заставляет усомниться в достоверности известия Бернольда. К тому же его хроника содержит и другие сведения, противоречащие утверждению Хараниса, но гораздо более согласующиеся с действительным положением вещей и находящие себе подтверждение в современных византийских источниках. Так, Бернольд указывает, что в 1091 г., во время пребывания Урбана II в Кампанье, византийский император изъявлял ему «должное уважение»; возможно, что в этот момент к папе прибыли послы из Константинополя.9) Правдоподобность этого известия, которое Харанис почему-то обходит молчанием (трудно допустить, что оно ему неизвестно), тем более велика, что даже Анна Комнина, которая вообще об обращениях своего отца на Запад высказывается «с рассчитанной краткостью и намеренною темнотою»,10) все же, говоря о событиях 1091 г., отмечает, хотя и мимоходом, что Алексей ожидал помощи из Рима.11) Во-вторых, в тексте Бернольда налицо несомненная хронологическая несообразность, которая свидетельствует о тенденциозных намерениях хрониста, явно настроенного в пользу папы: Бернольд заставляет византийских послов жаловаться на то, что язычники совершают свои преступления против «святой церкви» в 1095 г. чуть ли не у самых стен Константинополя. Но этот факт совершенно не соответствует действительности. Если Константинополю и угрожала непосредственная опасность, то за несколько лет до этого времени — в 1090—1091 гг. К 1095 г. Византия [29] сумела ликвидировать эту опасность, и положение Константинополя улучшилось. Говорить о нападениях язычников на Константинополь в 1095 г. греческие послы (если даже допустить, что они присутствовали на Пьяченцском соборе) не могли. Из всего этого также видно, что сообщение Бернольда не может считаться достоверным. Хронисту понадобилось вставить фразу об униженных мольбах византийских послов на соборе в Пьяченце, по-видимому, лишь для того, чтобы представить в наиболее выгодном свете политику Урбана II, подчеркнуть его религиозное рвение и в особенности то, что папа якобы чрезвычайно близко принимал интересы восточной церкви, во имя которых он, согласно Бернольду, и подал уже в Пьяченце мысль об организации крестового похода. Харанис некритично принимает это тенденциозное сообщение лишь с той целью, чтобы в угоду своей предвзятой концепции преувеличить слабость Византии и ее заинтересованность в помощи Запада, а также для того, чтобы изобразить Урбана II в роли спасителя Византии. Таким образом, точка зрения Хараниса, основанная на недостоверном сообщении Бернольда, оказывается лишенной фактического фундамента. Историк, понимая, видимо, шаткость своей позиции, пытается убедить читателя в достоверности известия Бернольда. Харанис отмечает хорошую осведомленность хрониста, ссылаясь на то, что информатором Бернольда был, возможно, епископ Гебгард Констанцский, присутствовавший на соборе в Пьяченце,12) и на то, что сам Бернольд являлся современником событий. Но ни участие епископа Гебгарда (даже если допустить, что Бернольд именно от него получил свои сведения) в описываемых событиях, ни, тем более, тот факт, что хронист являлся их современником, еще не делают его сообщение абсолютно точным и правдивым. Соображения, приведенные выше, говорят как раз о противоположном. Полностью несостоятельной и прямо-таки фантастической является также гипотеза Хараниса (заимствованная из сочинения историка католической церкви А. Флиша13)) о том, что-де послы Алексея Комнина на Пьяченцском соборе, стремясь любой ценой получить поддержку Запада, умышленно сгустили краски, описывая на соборе тяжелое положение Константинополя в 1095 г.14) С помощью такого рода предположений Харанис хочет «спасти» известия Бернольда и избавить его самого от возможных упреков в извращении истинного положения вещей.15) [30] Ясно, однако, что эти домыслы несовместимы с элементарными правилами критики источников. Третий источник, используемый Харанисом, — это текст греческой хроники, приписываемой Феодору Скутариоту.16) Автор хроники в основном повторяет показания Эккехарда и Бернольда. Впрочем, в отличие от западных хронистов, он — по крайней мере, так может показаться при первом ознакомлении с его сообщением — обнаруживает более подробное знание причин, заставивших византийского императора искать помощи на Западе: по сведениям Феодора Скутариота, Алексей Комнин обращался на Запад (к папе, к государям и князьям), так как хотел изгнать с помощью этих союзников турок из своих владений, а в качестве предлога использовал соображение о необходимости освободить Иерусалим из рук неверных. Была разница между политикой обоих заправил католической церкви последней трети xi в |
|
|
|
|
