<<<     ΛΛΛ     >>>   

В конце концов Септимий Север в 194 г. разделил Сирию на две провинции -— Келесирию, под которой понимали северную Сирию, и провинцию Сирия-Финикия; последняя доходила на севере до Апамеи и Лаодикеи, на востоке — до Дамаска и включала даже отдаленную Пальмиру. Главным городом Сирии-Финикии был Тир.

Вновь объединилась Сирия в период кризиса III в. Паль-мирский династ Оденат принял титул царя * и, действуя формально в качестве «корректора всего Востока» от имени римского императора, фактически завладел не только Сирией, но и Аравией и частью Малой Азии, а его сын Вабаллат вместе с матерью, царицей Зиновией, приняли титул августов, завладели Египтом и почти всей Малой Азией, создав в сущности независимое от Рима восточное государство. В 271—273 гг. император Аврелиан в двух кампаниях разбил Вабаллата, восстановил власть Рима на Востоке, а Пальмиру разрушил столь основательно, что она уже никогда больше не оправилась.

Завоевание Сирии римлянами облегчил развал царства Се-левкидов, от которого больше всего страдали наиболее развитые города и области. Эллинистические монархии перестали удовлетворять задачам, во имя которых они были созданы, задачам сохранения изживавшегося рабовладельческого общества путем создания новых, более обширных политических и экономических объединений, взамен пришедшего в упадок самодовлеющего, ограниченного полиса. Развал эллинистических государств был неизбежен. Эллинизм был резким толчком, подвинувшим вперед зашедшее в тупик рабовладельческое общество, он создал новую своеобразную культуру, втянул в сферу эллинского влияния многие народы Востока. Но путь

* В Пальмирской надписи (Lidzbarski 462 № 14) Оденат титулуется mlk mlk, —царь царей.

132

эллинизма вел в новый тупик, так р;ак без коренной революции не могло быть выхода на простор. Римское завоевание было в этих условиях для эллинистических стран новой передышкой, оно давало возможность вновь преодолеть кризис и на столетия отодвинуть окончательный крах рабовладельческого строя общества. Этот исторический процесс не был, конечно, осознан современниками. Субъективно он воспринимался как жажда покоя после непрерывных смуте середины II в. до н. э., желание восстановить и расширить экономические связи, оживить торговлю, привить варварам более высокий тип производства. Поэтому торговые города побережья приняли римскую власть без сопротивления, и только прибрежная полоса с самого начала управлялась непосредственно римским легатом.

Другое дело — отдельные восточные районы и те области, где потребность в объединении не ощущалась или где существовали исторически сложившиеся еще устойчивые государства. Здесь римлянам пришлось опереться на местных правителей. К тому же создание аппарата управления столь обширной провинции, как Сирия, требовало многих десятилетий, даже столетий.

Конечно, все цари, тетрархи и т. д. по существу были лишь римскими уполномоченными, и замена, например, прокуратора Иудеи Марулла «царем» Агриппой, на смену которому пришел опять прокуратор Куспий Фад, не меняла реально структуры отношений между Римом и Иудеей. Да и сами «цари» были таковыми, может быть, в глазах своих подданных, но для римского чиновника они были лишь варварами, в лучшем случае — римскими гражданами далеко не высшего ранга. Светоний отмечает (Aug. 60), что дружественные и союзные цари покидали свои царства, чтобы в Риме или в провинции при проезде императора выразить ему свою преданность, являясь при этом без знаков царского достоинства, а в простых тогах, как клиенты. Характерный эпизод, в котором выражается пренебрежение к «царям» и вместе с тем недоверие к ним, приводит Иосиф Флавий (Ant. XIX, 8, 1); к Агриппе I в Тивериаду съехались Антиох, царь Коммагены, Сампсигерам, царь Эмесы, Полемон, владетель Понта, и, наконец, его собственный брат Ирод, царь халкидский. В это время прибыл сирийский наместник Вибий Марс. Агриппа в знак почтения выехал вместе с гостями навстречу важному гостю за семь стадий от города. Но Марс посмотрел на эту встречу с другой точки зрения. Съезд царей показался ему подозрительным, «так как он полагал, что столь тесное общение нескольких правителей между собой не может быть особенно полезно в римских интересах». Он поэтому послал к каждому из царей своего чиновника с предложением немедленно вернуться восвояси.

331

Трудно было также совладать с арабами-кочевниками, жившими еще родовым строем. Втягивая их постепенно в круг более цивилизованных народов и привлекая к оседлой жизни, римляне долгое время не разрушали внутреннего уклада их жизни и использовали их племенных вождей в качестве проводников римского влияния и власти. Так, в надписи IGRR III, 1254 упоминаются oi ало Ifl-vout; vojj.aSo)v; во многих надписях упоминаются в качестве представителей власти арабские шейхи (ibid. 1247, 1298,1171 идр.); в сирийских надписях часто встречается титул, повидимому, наследственный: 'srtg, т. е. греч. сттрат1г]у6?; в надписи времен Адриана — Антонина Пия назван «этнарх стратег номадов» (OGIS 616).

Все эти царьки, как вновь назначенные, так и наследственные, получали свою власть от Рима, который мог в любой момент ее отнять. Набатейские цари в своем титуле называют себя между прочим rhn 'm', что по-гречески можно передатырьЛб&т^о?, подчеркивая этим народный источник своей власти. Но римляне мало считались с такими притязаниями. Реальная власть царя определялась общей политической ситуацией и даже личным влиянием и связями. И уже во всяком случае царь не мог передавать по наследству корону по своему усмотрению. Да?ке Ирод, «друг и союзник», должен был представлять на утверждение Рима свои завещания и семейные распоряжения. Цари были лишены права вести самостоятельную внешнюю политику — заключать союзы и договоры, вести войны. Они имели право чеканить только бронзовую монету (привилегия, которой пользовались и незначительные города). Во внутреннем управлении они пользовались самостоятельностью, поскольку, конечно, цари не нарушали римских интересов. Их юрисдикция не распространялась на римских граждан. В особо важных случаях даже могущественный Ирод должен был представлять свои приговоры на утверждение Августа. Цари взимали налоги по своему усмотрению и вносили в римскую казну более или менее регулярную подать. Это относится не только к tributarii или stipendiarii, но и к socii, хотя, повидимому, для последних не было установлено твердых норм и сроков. Цари, кроме того, обязаны были поставлять вспомогательные войска имперской армии.

Чтобы удержаться на троне, цари должны были заискивать перед императорами и их фаворитами, перед легатами и их свитой, пускать в ход интриги и подкупы, тратить большие суммы для поддержания внешнего блеска своего правления. В этом отношении был особенно неутомим Ирод Иудейский, возводивший грандиозные постройки и жертвовавший большие деньги далеко за пределами Иудеи и даже Азии. Но величие таких царей покупалось слишком дорогой ценой, и маленькие царьки, 134

тянувшиеся за большими, настолько выматывали и истощали производительные силы своей страны, что* население взирало иной раз на римлян как на избавителей.

Власть царей, стремившихся сохранить изолированность овоей страны, сковывала инициативу торгового сословия, заинтересованного в создании единой империи. Поэтому, например, в Иудее во время иудейской войны высшая знать держала руку римлян и была втянута в войну против своей воли. В Коммаге-не после смерти Антиоха III (17 г.), по сообщению Иосифа Флавия, «простонародье восстало против знати; обе партии послали депутации (в Рим). Знать просила обратить область в римскую провинцию, народ, однако, желал иметь попрежнему своих царей> (Ant. XVIII, 2,5). Вполне, таким образом, соответствовало положению вещей, когда Помпеи свергал «тиранов» мелких областей и освобождал жизнеспособные города от власти царей.

Положение вольных городов Сирии в общем мало чем отличалось от положения других городов империи, хотя некоторые пользовались автономией дольше и имели несколько больше прав, поскольку римская власть в Сирии в целом утверждалась медленно и с трудом.

Положение так называемых civitates liberae определялось общими положениями: они были (теоретически) свободны от налогов, имели право чеканки мелкой монеты (бронзы), право устанавливать местные пошлины, сохраняли суд по гражданским и мелким уголовным делам, сохраняли некоторое финансовое самоуправление, некоторые местные обычаи.

Но все эти привилегии постепенно сходили на-нет; общая тенденция империи заключалась ведь в том, чтобы свести все к одному уровню и заменить органы самоуправления бюрократическим аппаратом. Уже в начале I в. остается, по словам Плиния Младшего (ер. VIII, 24), лишь umbra et residuum libertatis nomen. Дион Хризостом говорит о «так называемой» свободе (Or. XLIV, р. 512), а по поводу спора тарсийцев с соседями указывает, что и те и другие в сущности gjj.68ouAoi (Or. XXXlV, p. 428). Налагая подати на свободные города и подчиняя их власти римского правителя (-/lysjj-wv), Веспасиан, по словам Пав-сания (VII, 17), ссылается на то, что эллины отвыкли от свободы .{ai:O[J.s[xa&Tjxevai, ттр/ kXeu&sptav то 'EXXtjvixov). Плутарх, надо думать, отражает реальное положение вещей, когда пишет (Ргаес. •ger. reipub. XXXII): «Народы имеют столько свободы, сколько им предоставляют власть имущие, и больше, пожалуй, и не стоит». Нет смысла поэтому домогаться титулов и должностей. «В самом деле, чего стоит высокая должность, слава для тех, кто достиг ее? Незначительное распоряжение проконсула сводит ее на-нет или отдает ее другому; а если даже она сохраняет-

135

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

По этой надписи нельзя установить
Македонии
Особенно много сделал для греции империи развалины
В соответствии с распространенной в древности идеализацией первобытного строя жизни фракийцам понятие провинции
Муниципальный закон разрешает погребение в городе после рескрипта принцепса надо посмотреть