<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но довольно академических рассуждений. Характерное для Малиновского сочетание органистических и позитивистских элементов позволило ему не один раз, но дважды повергнуть в прах фрэзерианскую антропологию, объявить вне закона свойственную ей практику изолирования личных верований и убеждений, рассмотрения их вне общего культурного контекста, практику домысливания — а фактически измысливания — про-

шлого. Созданная Малиновским теория романтического позитивизма, или синхронного органицизма, явилась чем-то совершенно новым.

Однако трудно удержаться от размышлений по поводу того, не было ли это слияние различных элементов в единое и новое целое некоей уступкой политическим склонностям автора. Малиновский был националистом в культуре и интернационалистом в политике. То, что он писал в конце жизни в книге, опубликованной уже после его смерти, доказывает, что он мечтал о таком интернациональном устройстве, которое сочетало бы в себе лучшие черты империи Габсбургов, с одной стороны, непрямого правления, практикуемого в колониях правительством Великобритании, — с другой, и принципов Лиги Наций — с третьей. Культурная независимость должна была вплавиться в централизованное политическое устройство. Он совершенно четко видел, каким образом политический национализм манипулирует прошлым. Созданный же им вид функционализма автоматически освобождал Малиновского от любых императивов, навязываемых Историей, но в то же время позволял дать волю собственному (и не только собственному) национализму культурному.

Таковы корни а-историзма, доминировавшего в английской социальной антропологии в течение многих десятилетий, а в некоторой степени сохранившегося и до сего дня.

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

Как и Малиновский, Витгенштейн приехал в Англию до первой мировой войны. Родом он был из Вены, из очень богатой семьи. Витгенштейн приехал изучать инженерное дело в Манчестере, но заинтересовался проблемами оснований математики. Выяснив, где можно заняться изучением этих проблем, он отправился в Кембридж, к Бертрану Расселу. Там он впитал относящиеся к данному предмету идеи Рассела, Уайтхеда, Пеано и Фреге.

Во время первой мировой войны Витгенштейн воевал в Италии; его соотечественник и родич Фридрих фон Хайек вспоминает, как встретил Витгенштейна на вокзале в Инсбруке, в то время весьма важном перевалочном пункте, когда тот направлялся на Северо-Итальянский фронт, на передовую. В конце войны он был взят итальянцами в плен. Среди вещей, которые были при нем, находилась рукопись «Логико-философского трактата», которому суждено было со временем принести автору не только славу, но и степень доктора философии Кембриджского университета. Один из экзаменаторов («оппонентов», как принято говорить в Советском Союзе) Витгенштейна, комментируя диссертацию, заметил, что, с его точки зрения, это гениальная работа, и что даже если он и ошибается, оценив ее столь высоко, то она во всяком случае вполне соответствует уровню требований, предъявляемых в Кембридже к диссертациям на соискание звания доктора наук. Заметим, кстати, что докторская диссертация Малиновского, представленная полутора десятками лет ранее, также получила весьма высокую оценку, будучи принята sub auspiciis Imperato -

ris *. В начале века и Австрия, и Великобритания были монархиями, каждая имела своего государя; однако в Кембридже не существовало традиции обращаться к авторитету монарха, чтобы дать высокую оценку научной работе.

Имя и авторитет Бертрана Рассела помогли Витгенштейну сохранить в плену не только жизнь, но и рукопись. Диссертация была опубликована отдельной книгой, включавшей как немецкий оригинальный текст, так и его перевод на английский.

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

1930-е годы

Интересно, что и здесь просматривается некая связь между двумя мыслителями: один из переводчиков трактата Витгенштейна на английский язык был и издателем книги, содержавшей весьма важное эссе Малиновского о проблемах языка и смысла, где его взгляды резко отличаются от тех, которые позже высказывает и популяризирует Витгенштейн. Однако пути их никогда прямо не пересекаются.

«Трактат» Витгенштейна остался единственной книгой, опубликованной автором при жизни, хотя посмертно было издано множество его работ. «Трактат» излагает теорию о языке и мире, о том, каким образом язык и мир отражают друг друга. Здесь не место задерживаться на деталях. Нам важны определенные общие положения, которые на этой стадии работы Витгенштейн трактует как нечто само собой разумеющееся. Позиция автора являла собой в чистом виде крайний вариант атомистической и универсалистской модели познания. Витгенштейн считает самоочевидным, что познание имеет ту форму, которой с самого начала наделяет его атомистическая теория. Знания, или система смыслов, по сути у всех людей одинаковы.

Если и существуют культурные различия, они суть лишь некие несообразности, помехи, которые на самом деле не следует учитывать при серьезном рассмотрении фактов или создании обобщающей эти факты теории.

И язык и мир состоят из гомогенных элементов, что и позволяет и тому и другому отражать друг друга; когда эти элементы составляются

* По благожелательной рекомендации государя (лат.)

в более крупные совокупности — совокупности смыслов или совокупности реальностей, то эти совокупности суть лишь собрания отдельно взятых и лишь внешне связанных структурных кирпичиков.

Такова была картина мира, представленная юным Витгенштейном, и автор утверждал, что истинность этой картины вряд ли может быть подвергнута сколько-нибудь серьезному сомнению. (Хотя впоследствии Витгенштейн изменяет свою точку зрения, присущий ему догматизм не покидает его до конца жизни.) Предложенная в трактате картина мало чем отличается от классической, сформулированной эмпириками теории, нашедшей в XVIII в. наиболее яркое выражение в работах Давида Юма. Отличало предложенный Витгенштейном вариант то, что его работа изобиловала понятиями, терминами и обозначениями, пришедшими из новой области математической логики, в которую в книге этой автором был сделан весьма значительный вклад. Природа как семантических, так и онтологических кирпичиков нашего мира моделировалась согласно новой системе исчислений формальной логики и теории множеств. Есть значительное сходство между позициями молодого Витгенштейна и Бертрана Рассела в его молодые годы. Интересно, что именно Рассел назвал свою тогдашнюю позицию «логическим атомизмом». Разница между двумя юными мыслителями заключается в том, что Витгенштейн гораздо более бескомпромиссен и максималистичен в своих формулировках. С позицией «логических позитивистов» Венского кружка, влияние Витгенштейна на которых было значительным, его сближало резкое отграничение познавательных или научных аспектов человеческой жизни от иных видов деятельности человеческого разума. Витгенштейн никоим образом не оставлял без внимания эти аспекты и, как представляется, интересовался взглядами Лихтенберга, Киркегора, Шопенгауэра и Толстого. Однако трактат его характеризует жесткое разделение — поистине жестокий апартеид — между миром науки, ассоциируемых идей, логики и доказательств, с одной стороны, и миром живых значений — с другой. Этот последний объявляется чем-то совершенно недоступным не только демонстрации и доказательствам, но даже и артикулированию.

Разграничивая в теории эти два мира — научно-артикулируемый и мистически-невыразимый, Витгенштейн тем не менее умудряется, так сказать, разделаться с ними обоими в одной небольшой книге и в одном и том же стиле. Это стилистическое единство придает книге тот особый характер, ту художественную ценность и обаяние, которые превратили философский трактат в произведение высокой поэзии. Примерно в это же время Т. С. Элиот трансформировал английскую поэзию, насыщая ее мистическими, религиозными, консервативными понятиями, включая в поэтические произведения прозаические элементы, извлекаемые из обыденной жизни и до тех пор считавшиеся непригодными для изысканных стихов и поэм. Витгенштейн создал произведение, в котором в высшей степени специальные, технические разделы трудной математической части были буквально без швов сварены в единое целое с афористическими утверждениями о смысле человеческой жизни. Невыразимость в смысле

ограничения пределов круга логических исчислении соединялась с невыразимостью элементарных, «экзистенциальных» аспектов человеческой жизни. Невыразимость глубин человеческой жизни связывалась с технически ограниченными возможностями системы исчислений.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Верхом на животных отправлялись в мир мертвых
В этом случае переводится безусловно как личностно
Выражения античная личность личность поведения
Одиссей. Человек в истории. г. истории 1 мертвецов
Методы каких наук использовать историкам в своих исследованиях народной исследования