<<<     ΛΛΛ     >>>   

«Наши противники за последнее время стали прибегать к различного рода прокламациям и обращениям к войскам и населению района военных действий, призывающим к прекращению борьбы и к миру. Австрийцы перешли в этом отношении все пределы наглости, гнусности и высшей преступности. Из австрийской армии нарочно назначенные нижние чины разбрасывают среди наших войск прокламации, в которых обнаглелые враги дерзают обращаться якобы от Имени Священной Особы Государя Императора и как бы за Его подписью к вам, доблестные сыны Святой Руси.
Всякий верноподданный знает, что в России все беспрекословно повинуются от Верховного Главнокомандующего до каждого солдата единой священной и державной воле Помазанника Божия, нашего горячо обожаемого Государя Императора, который един властен вести и прекратить войну. Наш враг, не рассчитывая более на силу своего оружия и на успех на поле брани, задумал гнуснейший подлог, совершая тем самым преступное дело. Знайте, русские чудо-богатыри, что только полное нравственное разложение и окончательное сознание невозможности дольше бороться в честном бою оружием могли побудить врагов наших на такое неслыханное низкое преступление. Твердо верю, что с Божией помощью наша победоносная армия своими подвигами в предстоящих боях сумеет дать должный ответ недостойному противнику.
Повелеваю всех лиц, захваченных с подобными прокламациями, предавать немедленно полевому суду для суждения со всей строгостью законов военного времени, как государственных преступников».
«Генерал-Адъютант Николай».

* * *

В конце августа 1915 года, после того, как Великий Князь Николай Николаевич, смененный Государем на посту Верховного Главнокомандующего, покинул Ставку, немцы, сосредоточившие крупные силы северо-западнее Вильно, прорвали фронт русской армии. Казалось, предсказания недругов сбудутся и смена командования окажется роковой. В Ставке пали было духом, но Государь оставался невозмутим и уверен в своих силах. Его спокойствие и уверенность, казалось, передались и остальным. «Ни шагу назад!» — таков был Царский приказ. И он был выполнен. Не в двух шагах от Москвы, как это случилось осенью 1941 года, а гораздо западнее.
Войсками генерала Эверта немецкий прорыв был ликвидирован. А в октябре русские войска одержали победу над австрийцами. Фронт стабилизировался. Отступление, продолжавшееся при Николае Николаевиче с мая по август, окончилось.
Вернувшись на несколько дней в Царское Село, Государь Император решил взять с собой в Ставку Цесаревича. Он был уверен, что появление Наследника перед фронтовыми частями укрепит их дух. Как ни тяжело было Императрице лишиться общества сына, она согласилась с супругом.
Смену Верховного Командования фронтовики приветствовали. Это подтверждает в своих воспоминаниях боевой офицер Эраст Николаевич Гиацинтов (он был первым мужем известной русской, а затем советской артистки С. В. Гиацинтовой):

«...Наша дивизия продолжала отступать вместе со всей Русской армией. Конца-края, казалось, этому не было. Не помню — не то в августе, не то в сентябре <23 августа 1915 г.— В. К.> получили приказ о том, что Государь Император принял на себя верховное командование всей русской армией, а Великого князя Николая Николаевича отослали на Кавказ наместником Государя на Турецкий фронт (Кавказский). Нужно подчеркнуть, что Государь принял на себя эту тяжелую обязанность Главнокомандующего всей Русской армией не в момент побед, когда бы он мог украсить свою голову лавровым венком, а как раз в самое тяжелое время, когда не было ни снарядов, ни пополнений хорошо обученных. Кадровая армия к концу, или вернее, к осени 1915 года превратилась совершенно во что-то другое... В пехоте нередки были случаи, когда не только ротами, но и батальонами приходилось командовать прапорщикам, которые не имели достаточной военной подготовки и выпускались в офицеры после 4-месячного курса. Это, конечно, не способствовало боевому духу. И вот в такое время Государь взвалил на свои плечи эту непосильную ношу.
И... произошло в полном смысле этого слова чудо! Мы вдруг остановились и встали уже на зимние позиции. Стали поступать снаряды, винтовочные, пулеметные патроны в достаточном количестве, и наш фронт ожил... К нам стало поступать в большом количестве военное снаряжение и пополнение людьми. Возвращались офицеры после излечения от ран. И фронт, вернее, армия приобрела свою боеспособность.
Совершенно непонятно, почему петербургские круги, Дума и все прочие либеральные элементы так восстали против принятия на себя Государем главного командования армией. Для нас, фронтовиков, это было совершенно непонятно. Мы это приняли как должное: Государь должен командовать нами, а не какой-нибудь Великий Князь, хотя бы он и принял на себя пост Верховного Главнокомандующего. Армия окрепла, остановилась на своем месте, окопалась, и начался 1916 год. Снарядов у нас было хоть отбавляй. Мы были готовы совершить окончательное наступление и сокрушить Германскую империю».

Год спустя Император вспомнит о судьбоносных днях, когда он принялрешение возглавить армию и сменить Великого Князя Николая Николаевича, направив его на Кавказ в качестве своего наместника. В письме к Императрице Царь признавался:
«Ц. Ставка. 8 августа 1916 г.
Моя любимая!
Очень благодарю за дорогое короткое письмо. Я думал с особою нежностью о тебе вчера вечером и сегодня утром, когда ты причащалась в нашей уютной пещерной церкви.— Кажется, будто прошел год с тех пор, как мы причащались вместе в те тяжелые дни, перед моим отъездом сюда! Я так хорошо помню, что когда я стоял против большого образа Спасителя, наверху в большой церкви, какой-то внутренний голос, казалось, убеждал меня прийти к определенному решению и немедленно написать о моем решении Ник[олаше], независимо от того, что мне говорил наш Друг.
Прошу тебя, поблагодари Его за присланные мне два цветка. M-r Гиббс приехал, но гораздо позже, чем мы ожидали. Бэби, кажется, рад его видеть.
Пока до 15 — на фронтах затишье, хотя в Буковине бои еще продолжаются. На Кавказе развивается сильное наступление в центре нашего фронта...
Сегодня идет дождь, но очень тепло. — Храни Господь, моя милая женушка, тебя и девочек!
Попроси Татьяну прислать мне теперь же один из моих серебряных портсигаров!
Целую нежно.
Навеки твой старый
Ники.»

Мы приводим газетную хронику дальнейших событий, связанных с пребыванием Царя и Наследника в прифронтовой полосе.
«Государь Император с Наследником Цесаревичем на южном фронте.
Телеграмма Министра Императорского Двора
11-го октября Государь Император с Наследником Цесаревичем отбыл из Царского Села на южный фронт. В месте расположения штаба Главнокомандующего фронтом Государь Император, приняв рапорт от генерал-адъютанта Иванова, проследовал далее в Императорском поезде для посещения армий, входящих в состав южного фронта.
Его Величество сопровождал Главнокомандующий генерал-адъютант Иванов.
12-го октября Императорский поезд имел остановку на три часа на одной из станций Юго-Западной железной дороги. Здесь Его Величество был встречен командующим армией генерал-адъютантом Брусиловым.
Приняв на станции почетный караул, Государь с Наследником Цесаревичем в сопровождении генерал-адъютантов Иванова и Брусилова, Великого князя Дмитрия Павловича, Министра Императорского Двора и командующего Императорской главной квартирой генерал-адъютанта графа Фредерикса и свиты проследовал в автомобиле к одной из выступающих в бой пехотных бригад, в состав которой входят также артиллерия и кавалерия.
Государь, выйдя из автомобиля, обходил вместе с Наследником Цесаревичем фронт, здороваясь с частями. Пропустив затем бригаду церемониальным маршем, Государь Император еще раз обходил войска вместе с Наследником Цесаревичем и благодарил их за службу, выразив уверенность, что они поддержат честь и славу русской армии перед врагом».
Убедившись, что Император настроен решительно, что никаких надежд на замирение нет, враги Царской власти начали «подбирать ключи», чтобы проникнуть в русскую крепость изнутри. Думается, не было совпадением, что именно 23 августа в швейцарской деревне Циммервальд состоялась конференция левых партий. Пораженцы типа Ленина приобрели вес. Но, если целью пролетариата, по мнению участников конференции, был мир, то Ленин требовал «империалистическую войну превратить в гражданскую», т. е. братоубийственную.
25 августа была подписана программа так называемого «прогрессивного блока» Государственной Думы. В него вошли даже такие «монархисты», как В. В. Шульгин. Блок объединяло недовольство существующей властью. Задолго до выступления Ллойд-Джорджа, который будет радоваться падению русской исторической власти — монархии — депутат Шингарев говорил: «После севастопольского грома пало русское рабство... Эта война приведет к тому, что в муках родится свобода страны, и она освободится от старых форм и органов власти».
Но пока армия сражалась, вдохновленная присутствием в Царской Ставке и в прифронтовой полосе своего Державного вождя. Читаем:
«Перед фронтом был вызван конный отряд одной из кавалерийских дивизий. Его Величество лично вручил боевые награды наиболее отличившимся в делах против неприятеля.
Перед своим отбытием Государь Император милостиво беседовал с находившимися здесь сестрами милосердия, работающими вблизи передовых позиций и пожаловал их Георгиевскими медалями.
С места смотра при кликах «ура» Его Величество с Наследником Цесаревичем проехал на главный перевязочный пункт, где посетил раненых во втором и пятом хирургических летучих отрядах Красного Креста и раздал раненым знаки отличия.
Учитель французского языка Царских Детей Пьер Жильяр в своих мемуарах вспоминает:

«Мы въехали в густой лес и вскоре заметили небольшое здание... Государь, сопутствуемый Алексеем Николаевичем, вошел в дом, подходил ко всем раненым и с большой добротой с ними беседовал. Его внезапное посещение в столь поздний час и так близко от линии фронта вызвало изумление, выражавшееся на всех лицах. Один из солдат, которого только что вновь уложили в постель после перевязки, пристально смотрел на Государя и, когда последний нагнулся над ним, он приподнял единственную свою здоровую руку, чтобы дотронуться до его одежды и убедиться, что перед ним действительно Царь, а не видение. Алексей Николаевич стоял немного позади своего отца, глубоко потрясенный стонами, которые он слышал, и страданиями, которые угадывал вокруг себя».

Всеобщее внимание было приковано к Царской Ставке. Одни с надеждой ожидали перемен в лучшую сторону: страна устала от отступления своей армии, и важный вид бывшего Верховного давно уже не вызывал во многих ничего, кроме насмешливых замечаний в его адрес. Другие, главным образом, сослуживцы и сторонники «Николаши» (семейное прозвище Великого Князя) ожидали дальнейшего отступления, если не разгрома русских войск.
Побывавший в Ставке корреспондент «Петроградской газеты» рассказывает о том,

«Как живет и работает Царская Ставка».
В одном из городов Белоруссии разместилась Ставка. Его Величество занимает небольшой двухэтажный дом и живет собственно только в двух комнатах второго этажа этого дома. Одна комната — Царский кабинет, другая — спальня Государя Императора. Тут же, во втором этаже, помещается Министр Двора граф Фредерикс и дворцовый комендант генерал Воейков. У каждого из них по комнате. Внизу, в первом этаже, помещаются: флаг-капитан, генерал-адъютант Нилов, в должности гофмаршала князь Долгоруков, лейб-хирург Федоров и военно-походная канцелярия при доме Его Величества, где квартирует и флигель-адъютант Дрентельн. Самое небольшое и необходимое количество слуг: камердинер Государя, несколько лакеев, скороход — вот и все.
Недалеко от этого дома, тут же, около городского небольшого садика, в казенных зданиях и провинциальных гостиницах живет остальная, крайне небольшая свита Государя Императора, Великий Князь Кирилл Владимирович, походный атаман Борис Владимирович, Дмитрий Павлович, командир Конвоя Его Величества граф Граббе, флигель-адъютант Саблин и другие лица, сопровождающие Его Величество. Конечно, ни о какой роскоши не приходится говорить, вспоминая о Царской Ставке. Жизнь здесь трудовая, тихая, простая, без всякой тени каких-либо удовольствий и развлечений; все с утра до вечера работают.
Вот порядок дня в Ставке Его Величества. В начале 10 часа утра Государь в защитной рубашке с ременным поясом, в высоких сапогах, быстро выходит из Своего дома и ровной легкой походкой направляется к штабу. За ним следуют дежурный флигель-адъютант, конвойный урядник. Штаб недалеко, рядом с Царским домом, и Государь сейчас же проходит в подъезд штаба.
Там Его Величество вместе с генералом Алексеевым разбирает донесения, поступившие за ночь и утром с громадного фронта нашей действующей армии, и Сам лично узнает о всем том, что произошло в боевых столкновениях наших войск. Целые картины, вся обстановка столкновения миллионов народа проходят перед глазами Государя. Царь не только выслушивает доклад Своего начальника штаба, но непосредственно, по телеграммам получает впечатление о действиях Своих армий. Рядом с Царем, тут же около карт, которые лежат на столах и висят на стенах, находится начальник штаба, генерал М. В. Алексеев.
Проходят часы, и в напряженных трудах, обсуждая самые сложные и неожиданные события войны, Государь и начальник штаба продолжают работу. Только около 12 с половиной Государь покидает штаб и идет в Свой дом. В это время здесь в зале собираются уже лица, приглашенные к Высочайшему завтраку. Кроме 10-12 человек, обычно присутствующих за столом Государя, к завтраку приглашаются военные агенты союзных армий: английской, французской, бельгийской, сербской, черногорской, итальянской, японской, высшие чины штаба Верховного Главнокомандующего и несколько других лиц. Завтрак тянется недолго, завтрак простой и, конечно, никаких вин не стоит на столе. За завтраком Государь беседует с присутствующими, а по окончании завтрака всегда приветливо обходит приглашенных лиц. Для каждого русский Царь найдет что сказать, и всякий, кто удостоился чести быть на Царской трапезе, уходит обласканный.
Во втором часу дня Государь проходит к Себе в кабинет, где опять погружается в дела и доклады. Только в середине дня часа на полтора-два Его Величество выезжает из дома на моторах и где-нибудь верстах в 20 за городом, в сопровождении лиц ближайшей Свиты, совершает прогулку. Затем опять Царственный труженик за столом, опять идут доклады, доклады без конца. Опять Государев ум, Государево сердце переживает все то, о чем ему доносят правительственные лица изнутри России и о чем телеграф сообщает с фронтов. В половине восьмого обычно бывает Высочайший обед. К нему, так же, как к завтраку, приглашаются, помимо лиц, постоянно находящихся при Государе, должностные лица. Обед простой, из трех блюд.
В тот же день Государь Император с Наследником Цесаревичем отбыл в Императорском поезде для дальнейшего следования».

После того, как Государь сообщил военному министру А. А. Поливанову, «любимцу Думы», о своем намерении возглавить армию, тот доложил об этом членам кабинета. Несмотря на то, что все были недовольны «стилем работы» Ставки под водительством Великого князя, решение Императора «верные слуги» встретили в штыки. Пошли разговоры о том, что в случае дальнейших поражений армия и страна будут во всем винить Царя.
А. А. Поливанов говорил: «Подумать жутко... если Государю Императору пришлось бы от своего имени отдать приказ об эвакуации Петрограда или, не дай Бог, Москвы». Именно это проделают в 1918 году новые хозяева генерала — большевики, которые оставят Петроград и сбегут в Москву.
Зато председатель Совета Министров, зная, что все попытки отговорить Государя будут безрезультатны, заявил: «Его убеждение сложилось давно. Он не раз говорил мне, что никогда не простит себе, что во время русско-японской войны Он не встал во главе действующей армии. По Его словам, долг Царского служения повелевает Монарху быть в момент опасности вместе с войском, деля и радость, и горе... Когда на фронте почти катастрофа, [Его Величество] считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войска и с ним либо победить, либо погибнуть...»
Спустя три недели после того, как Император занял пост Верховного Главнокомандующего, наступление врага было остановлено. За пятнадцать месяцев пребывания Государя в должности Верховного Главнокомандующего не было уступлено врагу ни пяди земли. На Волыни, в Галиции и на Буковине было отвоевано около 30 тысяч квадратных километров. Была отбита у турок почти вся Армения.
Скучая в Царской Ставке по семье, с которой прежде редко расставался, Государь послал за сыном, и тот стал жить с отцом в Могилеве, куда еще при Николае Николаевиче была переведена Ставка. Императору хотелось приучить Наследника, которого в основном окружали любящие его сестры и Императрица, к мужскому обществу, к военной атмосфере, начать приобщать мальчика к отцовским заботам и делам. По словам Императрицы, Государь не желал повторять ошибку своего покойного родителя, слишком поздно вздумавшего привлечь сына к государственной деятельности. Кроме того, как справедливо полагал Император, присутствие Наследника вблизи передовых позиций еще больше укрепит мораль русских войск, сражавшихся за Веру, Царя и Отечество.
Да и самому Наследнику хотелось побывать в Ставке. «Милый Беби опять начал потихоньку говорить о том, не возьмешь ли Ты его в Ставку, и в то же время ему грустно со мной расставаться», — писала супругу Государыня в сентябре 1915 года. «Одиночество стало в тягость Государю, — свидетельствовал и Жильяр. — Он был лишен лучшего Своего утешения — Семьи. Императрица это поняла, и было решено, что Наследник поедет с Отцом. Это была первая Ее разлука с Ребенком. Императрица просила меня при отъезде каждый день давать ей знать об Алексее Николаевиче. Я свято исполнил этот приказ».
1 октября 1915 года Наследник вместе с Государем уехал в Царскую Ставку. На нем была форма одной из его шефских частей. В числе таких частей были Л.-Гв. Атаманский, Л.-Гв. Финляндский, 51-ый пехотный Литовский и 12-ый Восточно-Сибирский стрелковый полк. Наследник Цесаревич был также шефом Ташкентского Кадетского Корпуса и Всех Казачьих Войск Атаманом. В августе 1916 года Государь Император назначил Наследника шефом 1-го Волгского полка Терского казачьего войска.
Видя своего Державного Вождя и Наследника в непосредственной близости от неприятельских окопов, войска испытывали высокий душевный подъем.
Иногда в Царскую Ставку на несколько дней приезжала Государыня Императрица в сопровождении Великих Княжен, своих дочерей, и А. А. Танеевой (Вырубовой). Жили они в Царском поезде. Вернувшись в Царское Село, Императрица с нетерпением ждала от супруга писем, в которых тот подробно рассказывал о сыне, его здоровьи, занятиях, играх. Зимой 1915 года ребенок захворал. А. А. Танеева (Вырубова) вспоминает:

«В середине декабря 1915 года Император вновь поехал в Ставку, взяв Алексея Николаевича с собой. В расстоянии нескольких часов пути от Царского Села у Алексея Николаевича началось кровоизлияние носом. Доктор Деревенко, который постоянно его сопровождал, старался остановить кровь, но ничего не помогало, и положение становилось настолько грозным, что Деревенко решился просить Государя вернуть поезд обратно... Какие мучительные часы провела Императрица, ожидая их возвращения... Императрица стояла на коленях около кровати [сына], ломая себе голову, что дальше предпринять. Дома я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича. Распутин приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил Наследника, сказав родителям, что серьезного нет ничего и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло».

До самого лета 1916 года Цесаревичу пришлось оставаться в Царском Селе. Вернувшись в Царскую Ставку, в Могилев, он получил повышение — чин ефрейтора.
Вместе с Алексеем Николаевичем в Могилев приехали и три его наставника: Петров, преподававший ему русский язык и литературу, Пьер Жильяр и Сидней Гиббс. Оба учителя иностранных языков поочередно, через день, выполняли обязанности гувернера. Окончательно поправившись, мальчуган обратился к ним с просьбой затевать с ним игры. А. А. Танеева (Вырубова) свидетельствовала:

«Перед отъездом в армию Государь с Семьей причастился Св. Тайн в Феодоровском соборе; я приходила поздравлять Его после обедни, когда Они пили всей семьей чай в зеленой гостиной Императрицы».
«В октябре [1915 г.] Государь вернулся ненадолго в Царское Село и, уезжая, увез с Собой Наследника... Это был первый случай, что Государыня с ним рассталась. Она очень по нем тосковала, — и Алексей Николаевич ежедневно писал Матери большим детским почерком. В 9 часов вечера она ходила наверх в его комнату молиться, — в тот час, когда он ложился спать».

В Могилеве Наследник освободился от своей прежней застенчивости. В разговорах со своими наставниками он признавался, что в Ставке ему живется гораздо веселее, чем в Царском Селе. Обедали его учителя вместе с Наследником, но завтракали обязательно в обществе Государя и Его свиты. Меньше двух дюжин человек за столом никогда не сидело. Но подчас за Царским столом собиралось и десятков шесть человек, а то и больше. Иногда классная комната превращалась в приемную Императора. В классную заглядывали Великие Князья, в их числе дядя Наследника, Михаил Александрович, чтобы повидаться с Алексеем Николаевичем. А уж о русских и иностранных генералах, которых в губернаторском доме бывало множество, и говорить нечего.
«Душу поднимающее настроение овладело мною после смотра этого славного [21-го армейского] корпуса — оно проникло и в Алексея», — вспоминал о смотре войск под Режицей Император 2-го октября 1915 года.
Иногда Государь приглашал в свой кабинет учителя английского языка и сына, которые занимались там, не мешая Императору работать. Если к Государю приходили посетители, мистер Гиббс и Алексей Николаевич через боковую дверь удалялись в соседнюю комнату.
По обычаю, заведенному еще в Царском Селе, Наследник перед сном читал вечерние молитвы вместе с матерью. Обычай оставался неизменным и в Царской Ставке: перед тем, как сыну лечь в постель, Государь заходил к нему и молился вместе с ним. Иногда порядок этот нарушался: это случалось, когда у Императора было слишком много посетителей.
По утрам Государь уходил в здание Ставки, где работал вместе со своим начальником штаба генералом М. В. Алексеевым. Со вступлением Императора в должность Верховного Главнокомандующего, вопреки опасениям многих, в том числе начальника английской военной миссии генерала Хенбери-Вильямса, обстановка как на фронте, так и в тылу, резко улучшилась. Улучшились и отношения между военными и гражданскими властями.
«Мы относились трагически к перемене командования, — признавался 28 октября 1915 года гр. Д. А. Олсуфьев. — Все мы ошибались. Государь видел дальше. Перемена повела к лучшему... Война пошла лучше. Прекратился наплыв беженцев, не будет взята Москва, и это бесконечно важнее, чем кто будет министром и когда будет созвана Дума».
Авторитет и доброжелательность Государя были важным фактором для деятельности Царской Ставки. Все отмечали феноменальную память Царя. Подчас какой-нибудь офицер, прибывший в Ставку с докладом и затем приглашенный на завтрак, терялся, видя незнакомые лица вокруг себя. Появлялся Государь. Заметив и узнав новичка, он обращался к нему по имени-отчеству — Николай Николаевич, Иван Степанович или как-то иначе — и принимался расспрашивать о делах в полку, о полковых офицерах, при этом вспоминая такие подробности, словно их прежняя встреча произошла накануне, а не много месяцев, а то и лет тому назад. Царские дети такой памятью не обладали. Наследник в свободное от уроков время катался на моторе, играл с учителями в лесу.
Государыня Императрица, скучавшая по сыну, наведывалась в Царскую Ставку. 3 (16) октября 1916 года «прибыл поезд дорогой Аликс с дочерьми»,— как отметил в дневнике Государь. Прихворнувший накануне Наследник на следующий день поправился. 5-го октября прибыла депутация от 1-го Волгского полка, которая поднесла своему Августейшему шефу — Цесаревичу — синюю черкеску и оружие. Осень была холодная, но когда сын был здоров, Государь гулял с ним в садике. После пятимесячного пребывания Государя в Ставке 19 октября он уехал в родное Царское Село.
До переворота оставалось около четырех месяцев. Появились первые признаки беды: утром 7 октября 1916 года в Севастопольской бухте взорвались пороховые погреба на линкоре «Императрица Мария» — крупнейшем на Черном море. Корабль перевернулся и затонул, унеся с собой множество жизней моряков. Без сомнения, это была диверсия.
Вернувшись с Наследником в Царское, учителя продолжали с ним занятия. Арифметика с 9 до 10 часов, история с 11 до 12, английский с 12 до часу дня. С 10 до 11 часов обычно устраивалась прогулка. После завтрака был отдых. Затем игры в парке с 3 до 5 часов. С 5 до 6 часов снова английский. Вместе с наставниками Цесаревич сопровождал Государыню, трудившуюся в лазарете. Бывало, что Алексей Николаевич наблюдал операции и очень жалел раненых. Ему ли было не знать, что такое страдание.
Сколько усилий потребовалось от Государя, чтобы сломить сопротивление министров, опасавшихся, что дела на фронте пойдут хуже. О том, что, вопреки опасениям министров, с прибытием Государя Императора в Ставку в качестве Верховного Главнокомандующего, положение на фронте улучшилось, свидетельствует письмо Императора от 9 сентября 1915 г. из Могилева, адресованное Государыне:
«Дорогая моя, возлюбленное Солнышко,
Спасибо, спасибо за твои милые длинные письма... Поведение некоторых министров продолжает изумлять меня!.. Они боялись закрыть Думу — это было сделано! Я уехал сюда и сменил Н<иколашу>, вопреки их советам; люди приняли этот шаг как нечто естественное и поняли его, как мы. Доказательство — куча телеграмм, которые я получаю со всех сторон — в самых трогательных выражениях... Здесь я могу судить правильно об истинном настроении среди разных классов народа: все должно быть сделано, чтобы довести войну до победного конца... Это мне официально говорили все депутации, которые принимал на днях, и так это повсюду в России. Единственное исключение составляют Петроград и Москва — две крошечные точки на карте нашего отечества!... <Шавельский> сообщил мне массу утешительных вещей — разумеется, и печальных — но бодрый дух царит над всем...
Всегда твой Ники».

Корреспондент «Петроградской газеты» писал:
«Государь Император на Южном фронте».
13 октября в 9 часов утра Царский поезд прибыл на станцию Б. Государь Император с Наследником Цесаревичем, Великим князем Дмитрием Павловичем, генерал-адъютант Иванов и вся Свита пересели в автомобили, чтобы следовать к войскам генерала Щербачева. До места смотра было верст двадцать. Дорога шла по холмистой местности, среди черноземных полей, засеянных свекловицей. Навстречу попадались селения не разрушенные, совершенно малороссийского типа, в селениях почти везде остались жители. По шоссе опять тянулись военные обозы, грузовики, какие-то войсковые команды. Было видно, что позиции недалеко...
Генерал Щербачев собрал войска на обширном возвышенном поле. Здесь были представители почти всех полков, входящих в состав его армии. Особенность этого Царского смотра армии генерала Щербачева состояла в том, что все люди были боевые солдаты, все офицеры и генералы были боевые военачальники.
Государь Император с Наследником Цесаревичем, генералами Ивановым, Щербачевым и Свитой обошел по фронту представлявшиеся войска. Невольно бросался в глаза бодрый геройский вид представителей тех частей, которые так победоносно дрались в Галиции и совершили столько славных дел.
Когда затем войска проходили мимо Государя, Его Величество часто обращался к Наследнику, стоявшему рядом, и рассказывал ему о славном прошлом боевых частей. И при виде этих молодцов, спокойнее становилось на душе и росла глубокая уверенность, что несмотря на временные наши неудачи мы все же сломим немцев.
По окончании смотра Государь вышел с Наследником на середину построения войск и обратился к ним с речью, в которой благодарил славных представителей геройских частей и просил передать Его сердечный привет и Царское спасибо их товарищам.
Снова единодушное «ура!» понеслось в ответ на милостивые слова Государя. Когда все смолкло, Государь вновь обратился к войскам со следующими словами:
— В воздаяние ваших геройских славных подвигов награждаю командующего армией орденом Святого Георгия 3-й степени.
Генерал Щербачев с глубоким волнением принял орден из рук Государя, причем Его Величество поцеловал командующего армией, а генерал Щербачев поцеловал руку Царя. С помощью генерал-адъютанта Иванова генерал Щербачев повесил себе на шею драгоценную награду, полученную от Самого Царя почти на поле брани. С волнением внимательно смотрели на этот редкий случай награды все окружающие и войска. Генерал Щербачев скомандовал:
— Слушай, на караул! — Войска взяли на караул, а вновь награжденный командующий армией произнес:
— Во славу нашего Державного Вождя ура!
И опять несмолкаемое «ура» стало перекатываться по рядам войск.
Высокий, стройный генерал Щербачев молодцевато держался перед Его Величеством. Звонкий громкий голос командующего армией, когда он провозглашал «ура» Державному Вождю, звучно пронесся по рядам. Все невольно посмотрели на Государя, Цесаревича и стоявшего перед ними генерала Щербачева.
Затем Государь стал обходить офицеров, беседовал с ними, рассматривал вместе с генералом Щербачевым, Ивановым и начальником штаба карту расположения наших и австрийских войск, а затем, сев в автомобиль, отбыл к армии генерала Лечицкого. Государь с Наследником и самой ближайшей Свитой посетили П. Полк.
Он расположился для смотра около леса, всего в 5 верстах от передовой линии. Место это было совсем недавно обстреляно неприятельской тяжелой артиллерией. Отдаленный гул выстрелов был слышен даже во время Царского смотра. Автомобили были оставлены в лесу, и Государь с Наследником и Свитой прошли пешком к месту смотра. Полк представился в прекрасном боевом виде. Государь похвалил людей, поблагодарил полк за геройскую службу и пожелал дальнейших успехов в боях.
Отсюда Царский поезд проследовал верст за 50 к армии генерала Лечицкого, где собрались части войск пехоты, кавалерии, артиллерии. Особенно много было конных частей и среди них известная дикая туземная дивизия. Горцы на красивых конях производили какое-то особенное впечатление своей лихостью. Государь поблагодарил этих обитателей Кавказа за службу, и те на их непонятном языке приветствовали Царя».

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Кузнецов В. Русская Голгофа истории России 1 величество
Императрица вошла в комнату с наследником на руках
В ноябре государыня подружилась с одним юным офицером
Старший офицер экипажа
В дневнике государь записал 9 января