<<<     ΛΛΛ     >>>   

Глава девятая
ЦАРСКАЯ СТАВКА

Ряд историков, особенно зарубежных, непомерно выпячивают роль Великого Князя Николая Николаевича. Не потому, что он «блестяще» руководил армией, а, думается, по той причине, что он был масоном и, следовательно, противником русской Царской власти.
Офицерская же масса — речь идет не о тыловиках, штабистах, которые в свое время составляли окружение Великого Князя — была иного мнения. Выразителем ее мнений был Эраст Николаевич Гиацинтов. В мемуарах, появившихся в печати в конце 1990-х гг. благодаря усилиям питерского журналиста и историка В. Г. Бортневского, увы, ныне покойного, офицер-фронтовик писал:

«К концу декабря <1914> или, может быть, даже в начале января 1915 года мы остановились на позиции на реке Ниде, севернее Барановичей. Барановичи — местечко, в котором располагалась Ставка Великого князя Николая Николаевича, так называемого Верховного Главнокомандующего русскими армиями — что было неправильно, так как Верховным мог быть только Государь, и никакой Великий Князь не мог претендовать на это звание.
К Великому князю Николаю Николаевичу я всегда чувствовал большую антипатию. Очень высокого роста, носящий всегда форму Л.-Гв. Гусарского Его Величества полка, с большим плюмажем на меховой шапке, он был необыкновенно груб, резок и очень строг. Это был совершеннейший антипод Великого князя Константина Константиновича, которого мы, юнкера, кадеты и офицеры, обожали в полном смысле этого слова. У Великого князя Николая Николаевича все черты характера были совершенно противоположные. Во-первых, нужно сказать, что он был большой интриган. Он не очень почтительно относился к Государю и хотел играть роль и как будто даже претендовал на то, что он может заменить Государя и быть Николаем III. Не знаю, насколько это верно, но твердо убежден и знаю по источникам, которые я теперь прочел, — заявляет Эраст Николаевич, — что он участвовал в заговоре дворцового переворота вместе с нашими левыми деятелями, среди которых главную роль играли Гучков, Милюков, Керенский, князь Львов и, к сожалению, наш генералитет, включая даже генерал-адъютанта Алексеева, хитрого, косоглазого генерала, очень умного, хорошего стратега, но абсолютно не верноподданного».

С тех пор, как Государь подписал Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату, коим повелел генерал-адъютанту, главнокомандующему войсками гвардии и Петроградского военного округа генералу от кавалерии Великому Князю Николаю Николаевичу быть Верховным Главнокомандующим, прошел год. Государь издал

«Приказ Армии и Флоту
23-го августа 1915 года
Сего числа Я принял на СЕБЯ предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий.
С твердою верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской.
«НИКОЛАЙ».

Что же заставило Государя Императора пойти на столь решительный шаг и принять на себя, и без того обремененного грузом Царского служения, такую ответственность, да еще в период самых тяжких испытаний для русской армии? «Император,— по свидетельству А. А. Вырубовой,— становился все более и более недовольным действиями на фронте Великого Князя Николая Николаевича». Государь сетовал, что армию гонят вперед, не закрепляя позиций и не имея достаточного количества боеприпасов. Результатом безответственной политики Великого Князя явилось отступление русских войск. К концу июня 1915 года ими была оставлена почти вся Галиция. На севере немцы углубились в Курляндию. 22 июля была оставлена Варшава. Ковно был взят немцами штурмом. Чересчур поспешно, не эвакуировав крупных интендантских запасов, были взорваны форты Бреста.
И после таких провалов Великого Князя протопресвитер о. Г. Шавельский смеет заявлять, что якобы «за последнее царствование в России не было человека, имя которого было бы окружено таким ореолом, и который во всей стране... пользовался бы большей известностью, чем этот Великий Князь». Но тот же о. Шавельский, преданный ...нет, не Государю Императору, а Великому Князю, признает, что Великий Князь отличался малодушием. Об этом свидетельствует следующий факт. «После сдачи немцам Ковно, он упал на кровать и, заливаясь слезами, восклицал:
— Ужас! Ковно отдано без бою... Комендант бросил крепость и куда-то уехал... крепостные войска бежали... армия отступает... При таком положении что можно дальше сделать?!.. Ужас, ужас!..»
Но Ковно не было последним пунктом, оставленным русскими войсками летом 1915 года. Пала Варшава, ряд других пунктов. Вовсе не зависть к «славе» Великого Князя, как утверждает Шавельский, двигала Государем, решившимся сменить Николая Николаевича на посту Верховного Главнокомандующего.
О причине снятия его с поста Государь писал Великому Князю:
«Дорогой Николаша! Вот уже год, что идет война, сопровождаясь множеством жертв, неудач и несчастий. За все ошибки я прощаю тебя: один Бог без греха. Но теперь я решил взять управление армией в свои руки. Начальником моего штаба будет генерал Алексеев. Тебя назначаю на место престарелого графа Воронцова-Дашкова. Ты отправишься на Кавказ и можешь отдохнуть в Боржоме, а Георгий вернется в Ставку. Янушкевич и Данилов получат назначения после моего прибытия в Могилев. В помощь тебе даю князя Орлова, которого ты любишь и ценишь. Надеюсь, что он будет для тебя полезен. Верь, что моя любовь к тебе не ослабела и доверие не изменилось. Твой Ники».

Письмо это было частное. Приводя его в своихмемуарах, одновременно соболезнуя Великому князю по поводу того, что «Государь так жестоко карает» бывшего Верховного, Г.Шавельский умалчивает о причинах снятия «Николаши» с высокого поста и не приводит Царский рескрипт, в коем, щадя самолюбие Великого князя, Император высоко отзывается о его деятельности. Восполним упущение автора мемуаров и приведем этот документ:

Высочайший рескрипт, данный на имя Верховного Главнокомандующего Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича.

«Ваше Императорское Высочество! Вслед за открытием военных действий причины общегосударственного характера не дали Мне возможности последовать душевному Моему влечению и тогда же Лично встать во главе армии, почему Я возложил Верховное Командование всеми сухопутными и морскими силами на Ваше Императорское Высочество.
На глазах всей России Вашим Императорским Высочеством проявлена на войне непоколебимая доблесть, вызвавшая глубокое доверие и молитвенные пожелания Мои и всех русских людей, неизменно сопутствовавшие Вашему Имени при неизбежных превратностях боевого счастья.
Возложенное на Меня свыше бремя Царского служения Родине повелевает Мне ныне, когда враг углубился в пределы Империи, принять на Себя Верховное Командование действующими войсками и разделить боевую страду Моей армии и вместе с нею отстоять от покушений врага Русскую Землю.
Пути Промысла Божьего неисповедимы, но Мой долг и желание Мое укрепляют Меня в этом решении из соображений пользы Государственной.
Усилившееся вторжение неприятеля с Западного фронта ставит превыше всего теснейшее сосредоточение всей военной и всей гражданской власти, а равно объединение боевого командования с направлением деятельности всех частей Государственного управления, отвлекая тем внимание от нашего Южного фронта.
Признавая, при сложившейся обстановке, необходимость Мне Вашей помощи и советов по Нашему Южному фронту, назначаю Ваше Императорское Высочество Наместником Моим на Кавказе и Главнокомандующим доблестною Кавказскою армиею, выражая Вашему Императорскому Высочеству за все Ваши боевые труды глубокую благодарность Мою и Родины.
Пребываю к Вам неизменно благосклонный.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано:
«и искренно и сердечно Вас любящий
НИКОЛАЙ».

Ставка. 23-го августа 1915 года.
Недовольство политикой Великого Князя накапливалось у Государя и Государыни давно. Великодушный Государь перестал доверять «Николаше». «Верноподданный» Великий Князь, без ведома Государя, вызывал министров в Ставку, давая им те или иные приказания. В результате в стране возникло как бы двоевластие. «Мы, министры, попали в страшное положение перед Ставкой,— сетовал С. В. Рухлов, министр путей сообщения. — ...Такая неестественная ситуация возникла оттого, что, планируя работу Ставки, исходили из факта, что с самого начала войны Верховное командование примет на себя Император». Великий Князь не пресекал слухи, будто бы он станет Императором Николаем III.
Вдовствующая Императрица пыталась отговорить сына возглавить армию. Тщетно Государь объяснял ей, что если дела пойдут так же, как это происходило до сих пор, то армии грозит полный разгром. В беседе с А.А.Вырубовой Царь признавался, что разговор с Императрицей Матерью оказался тяжелее, чем с министрами.
Государь отмел все возражения. Он видел, что необходимо его личное вмешательство в дела руководства армией. Что нужно положить конец промахам (или преступлениям?), которые совершались если не по инициативе Великого князя, то с его ведома. Отметим некоторые из таких «промахов». А. А. Вырубова отмечала:

«Все, кто носил в это время немецкие фамилии, подозревались в шпионаже <эту тактику у него заимствуют революционеры в феврале 1917 года>. Так, граф Фредерикс <министр Императорского Двора> и Б. В. Штюрмер <премьер>, не говорившие по-немецки, выставлялись первыми шпионами; но больше всего страдали балтийские бароны; многих из них без причин отправляли в Сибирь по приказанию Великого Князя Николая Николаевича, в то время как сыновья их и братья сражались в русской армии. В тяжелую минуту Государь мог бы скорее опереться на них, чем на русское дворянство, которое почти все оказалось не на высоте своего долга. Может быть, шпионами были скорее те, кто больше всего кричал об измене и чернил имя русской Государыни!»

В постигших русскую армию неудачах фронтовики обвиняли Ставку и военного министра, Ставка — военного министра и фронт, военный министр обвинял в неудачах Великого Князя Николая Николаевича. Но первые, вторые и третьи нашли козла отпущения — евреев.
С первых дней войны начались разговоры о том, как «евреи-солдаты перебегали к неприятелю или удирали с фронта; как мирные жители-евреи сигнализировали неприятелю, при наступлениях противника выдавали <русских> солдат, офицеров... В Галиции ненависть к евреям подогревалась еще теми притеснениями, какие терпело в период австрийского владычества местное русское население от евреев-панов <арендаторов>... Там с евреями особенно не церемонились».
Выступая против огульного обвинения всех евреев, о. Шавельский признавал: «При наступлениях они часто бывали позади, при отступлениях оказывались впереди. Паника в боевых частях не раз была обязана им... Не могла не казаться подозрительной и поразительная осведомленность евреев о ходе дел на фронте... В еврейском местечке Барановичах, рядом со Ставкой, события на фронте подчас становились известными раньше, чем узнавал о них сам Верховный со своим начальником штаба».
По инициативе единомышленника Великого Князя, начальника штаба генерала Н. Н. Янушкевича, было предпринято массовое выселение евреев из Галиции и русских областей, примыкающих к району военных действий. Штабом Великого Князя было установлено, что среди еврейского населения имеется множество шпионов, доставлявших нужные сведения неприятелю либо поджидавших прихода неприятельских войск, чтобы передать им данные о численности и вооружении русских войск.
В июне 1915 года в Барановичи приехал д-р Мазе, главный московский раввин, чтобы убедить о. Шавельского, главного пресвитера русской армии и флота, повлиять на Великого Князя Николая Николаевича сменить гнев на милость в отношении еврейского населения.
Одним из аргументов, которые привел д-р Мазе, был следующий:
— Поймите, победа немцев евреям невыгодна, ибо при владычестве немцев, более чем русские ловких в торговле, евреям труднее было бы жить, чем при владычестве русских.
Однако о. Шавельского д-ру Мазе убедить не удалось.
Выселение в глубь России десятков и десятков тысяч евреев, враждебно настроенных к Царской власти, продолжалось, хотя в большинстве своем в шпионской деятельности они не были замешаны. Шаг этот был нецелесообразным, если не пагубным. Ведь таким образом тысячи агитаторов против Царского правительства оказались в самом сердце России.
Не менее вредной была политика Ставки при Великом Князе и относительно эвакуации населения других народностей. Посевы и деревни, оставляемые жителями, сжигались русскими войсками; скот уничтожался. Политика эта подвергалась резкой критике со стороны Совета Министров, но лишь с приходом Государя на пост Верховного Главнокомандующего положение изменилось. Иностранная печать, в том числе и «союзная», выставляла «Великого Князя... патриотом, а Государя орудием германского влияния, — отмечала Вырубова. — Но как только Помазанник Божий встал во главе своей Армии, счастье вернулось к русскому оружию и отступление прекратилось».
В своем дневнике Великий Князь Андрей Владимирович отмечал:
«Смена штаба вызвала общее облегчение в обществе. Большинство приветствовало эту перемену и мало обратило внимания на смещение Николая Николаевича... В армии даже все это вызвало взрыв общего энтузиазма и радости. Вера в своего Царя и в Благодать Божию над Ним создала благоприятную атмосферу». А спустя месяц обстановка в Ставке улучшилась еще в большей степени. Прежде существовала нервозность. Одним своим присутствием Государь вносил спокойствие и уверенность. «Он со всеми говорит, всех обласкает, для каждого у него есть доброе слово», — свидетельствовал Великий Князь Андрей Владимирович. Но, хотя Николай Николаевич со своим штабом был отправлен на Кавказ, тлетворное его влияние сохранилось. В штабах фронта преступно-безответственные личности распространяли слухи, будто Государыня служит причиной всяческих неурядиц. Именно в нее-то и целили враги Царя и России. Один немецкий дипломат признался: «Нас нисколько не интересует... желает ли русский Император заключить сепаратный мир — нам важно, чтобы верили этому слуху, который ослабляет положение России и союзников».
После того, как Царь стал Верховным Главнокомандующим, в стране, взбудораженной отступлением 1915 года, воцарилось спокойствие. Экономическая жизнь была здоровой, повышение заработной платы с лихвой компенсировало некоторый рост цен. Строились новые огромные казенные заводы, переоборудовались старые. На заводах союзников были размещены большие заказы, за которые казна платила золотом.
Спускались на воду могучие корабли, а также самые быстроходные в мире эсминцы типа «Новик». Успешно действовал Черноморский флот. Ворота Балтики были прочно заперты для германских судов.
С именем «матроса-балтийца» в нашем сознании прочно связан образ громилы в перстнях, перепоясанного пулеметными лентами, получившего от Троцкого эпитет «слава и гордость нашей революции». Но это произошло позднее, после умелой работы германских наймитов. А при Царе матросы были самыми стойкими бойцами — на море и на суше. Известны случаи, когда комендоры (морские артиллеристы) отказывались покинуть тонущий корабль и били по врагу из орудий, стоя по колени в воде.
О подвиге матроса-электрика Балтийского флота Петра Семенищева (крестьянина Вятской губернии) 6 сентября 1915 года сообщал «Кронштадский Вестник».
Этот матрос служил в Морском полку Особого Назначения на сухопутном фронте военных действий. В декабре 1914 года он был послан в город Сандомир, незадолго до этого взятый русскими.
«Во время работ морской партии по снятию минных заграждений, поставленных австрийцами на реке Висле, одна из неприятельских мин, сорвавшись с якоря, поплыла по течению. Понимая, что мина может взорваться при столкновении с первым же судном или мостовым устоем, Семенищев бросился в ледяную воду реки. Ухватив мину зубами, рискуя быть разорванным на части, он начал буксировать ее к берегу. К счастью, все обошлось благополучно, мина была уничтожена. За этот подвиг Семенищев был награжден Георгиевским крестом 4-ой степени.
16 июля 1915 года в передовом окопе, перед которыми минерами Морского полка ставились фугасы, Семенищев увидел австрийских разведчиков, которые подошли к фугасам. Их было 8 человек. Вооруженный лишь австрийской винтовкой с пятью патронами и без штыка, Семенищев убил двоих из них, остальных обратил в бегство, но при этом и сам получил семь штыковых ран и два удара прикладом по голове.
Семенищев был эвакуирован в Москву. Через месяц он разыскал Морской полк и явился к командиру.
Его Императорское Величество, узнав о подвиге Семенищева, пожелал его видеть и, осчастливив его милостивыми расспросами, собственноручно наградил его Георгиевским крестом 2-ой степени».
В отличие от Великого Князя Константина Константиновича, не считавшего немцем «варварами», многие русские — и миряне, и духовные лица — убедились в их «культурности».

«Кронштадтский Вестник» сообщал 15 августа 1915 года:
«Протоиерей Н. М. Семеновский, настоятель Калишского собора, подвергся оскорблениям со стороны немцев, сидел в тюрьме и убедился в предательстве местных иудеев. Когда русских пленных переводили в Скольненище, а затем в Познань, местные немцы и иудеи кричали: «русские свиньи», плевали в них и пытались побить камнями. Голодные пленные солдаты рылись в помойках в поисках остатков пищи».
Впоследствии настоятелю отдали ключи от храма, богослужение совершать разрешили, но запретили упоминать в молитвах имя Государя Императора. (Так же поступили в марте 1917 года и высшие иерархи русской православной церкви.)
Однако протоиерей Н. М. Семеновский заявил, что никакие смертные муки не заставят его не произносить молитвы за Государя. Тогда немецкий комендант разрешил упоминание, но при условии молитвы и за кайзера Вильгельма — «державного обладателя страны сей». Но настоятель рассказывал: «Я это не произносил и за Вильгельма не молился».
Как вели себя «культурные» немцы, не считавшие себя «свиньями», свидетельствуют следующие факты.
Придя в собор, настоятель увидел, что двери в храме разломаны, на полу окурки, собачьи следы. Царские врата раскрыты, на престоле груда книг, нот. Священные сосуды, потир, дискос, звездница, лжица и другие предметы украдены. Похищены также антиминс, Евангелие и запрестольный крест. Кружки для сбора денег вскрыты, деньги взяты. Храм пришлось очищать от скверны. Звонить в колокол разрешалось лишь в течение пяти минут. Якобы для того, чтобы не беспокоить больных и раненых немцев.
Между тем сами немцы в дни своих немецких праздников звонили не переставая. Когда русские войска оставили Варшаву, в колокольне собрался целый оркестр. Он играл похоронный марш России, и колокола, не смолкая, гудели целый день.
Калиш словно вымер. Улицы переименованы. «Варшавская» стала «Гинденбургской». 28 августа настоятеля обменяли на немецкого пастора. Через Швецию и Финляндию протоиерей Семеновский вернулся в Россию.
Не менее «культурными» проявили себя и союзники немцев — австрийцы, брататься с которыми призывали большевики и иные враги России.
Нескольким русским героям удалось вырваться из австрийского плена. Они рассказали о смельчаке Николае Алексееве, рядовом 82-го Дагестанского полка. Вместе с другими пленными австрийцы заставляли его рыть окопы и строить укрепления. Он отказался. За это австрийцы подвергли его истязаниям. Поставив русского солдата спиной к дереву на несколько кирпичей, они связали ему ноги бечевкой, подвесив на гвозде, затем кирпичи выбили из-под ног. Австрийский офицер, размахивая револьвером у него перед носом, угрожал Алексееву смертью. После этого солдата, проявившего неустрашимость и высокое понимание долга, посадили в тюрьму.
Потом Алексеева увезли в лагерь для военнопленных. Дальнейшая судьба его неизвестна. О геройском поведении в плену солдата было доложено Его Величеству Государю Императору.
Его Величеству благоугодно было повелеть сообщить на родину Алексеева о его подвиге и принять меры к выяснению его судьбы. Николай Алексеев был родом из Казанской губернии Цивильского уезда Тебердинской волости, деревня Старый Кармалов.
Иначе вели себя в светских салонах. Будущий участник убийства Григория Ефимовича Распутина Великий Князь Дмитрий Павлович, обращаясь к французскому послу, спросил его, верно ли, что «союзные правительства накануне вмешательства, чтобы не допустить Государя принять командование».
Но, в отличие от Великого Князя, у Мориса Палеолога нашлось достаточно порядочности, чтобы объяснить «русскому патриоту», что это внутренний вопрос, решение которого зависит от Государя.
В плен было взято около 2 миллионов неприятельских солдат. К концу 1916 года резко увеличилось производство вооружения и боеприпасов: винтовок — вдвое, пулеметов — вшестеро, снарядов в 9 и 16 раз, в зависимости от калибра; тяжелых орудий — вчетверо, аэропланов — втрое. Кроме того, начиная с конца 1915 года, Россия стала получать в огромных количествах военное снаряжение из-за границы. Была проделана огромная работа по строительству железных дорог. Так, Мурманская железная дорога была построена всего за 20 месяцев, хотя длина ее составила 1050 километров. Государь самолично разрабатывал крупномасштабную десантную операцию на фланге германских армий, примыкающем к Балтийскому морю.
Но чем больше усилий прилагал Царь для достижения победы над врагом, тем упорней становилось противодействие его внутренних и внешних врагов, начиная с «прогрессивного блока» в Думе и кончая вражеской агентурой, щедро финансируемой, как Германским Имперским Банком, так и международной закулисой. Представители некоторых думских фракций собирались у М. В. Родзянко «по вопросам, вызванным переживаемым моментом». В Москве, под председательством князя Г. Е. Львова, Земский и городской союз начал свои тайные совещания «с целью спасения родины» путем переворота. Брожение в умах коснулось даже войск фронта, чему способствовало появление в рядах офицерства множества прапорщиков, окончивших ускоренные курсы военных училищ, и разложение среди части офицеров Генерального штаба, немало «потрудившегося» над тем, чтобы войска гвардии, представлявшей собой самый верный оплот Престола, перебрасывались с одного участка фронта на другой и участвовали в наиболее кровопролитных боях.

* * *

Узнав о том, что в прифронтовую полосу прибывает Государь Император и Цесаревич, к полотну железной дороги толпами прибывали крестьяне, радостно приветствовали их и низко кланялись. Они душой чувствовали, что они за народ, за крестьянство. Недаром Григорий Ефимович Распутин — такой же, как они, простой мужик, бывает у Царя, дает ему советы, и Царь к ним прислушивается.
Взяв в свои руки командование армией, Государь отнял у врага надежду на замирение. Немцы, в частности, кайзер Вильгельм, знали, что русский Царь — человек чести и слова и союзникам не изменит. Поэтому враги Царской власти предприняли все возможное, чтобы скомпрометировать русского Императора. Немецкий «агитпроп» устами своих ставленников сочинял всякие небылицы, частушки, которые распевали не нюхавшие пороха новобранцы. Когда же Государь был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени, который он высоко ценил, продажные «фольклористы» сочинили кое-что «почище»: «Царь-то с «Егорием», а Царица с Григорием».
Новый, 1916 год, он встретил в Ставке.
1-го декабря 1915 года Царь издал приказ:

«Минул 1915 год, полный самоотверженных подвигов МОИХ войск. В тяжелой борьбе с врагом, сильным числом и богатым всеми средствами, они истомили его и своей грудью, как непреоборимым щитом Родины, остановили вражеское нашествие.
В преддверии Нового 1916 года Я шлю МОЙ привет вам, МОИ доблестные воины. Сердцем и мыслью Я с вами в боях и окопах, призывая помощь Всевышнего на ваши труды, доблесть и мужество. Помните, что без решительной борьбы над врагом наша дорогая Россия не может обеспечить себе самостоятельной жизни и права на пользование своим трудом, на развитие своих богатств. Проникнитесь поэтому сознанием, что без победы не может быть и не будет мира. Каких бы трудов и жертв нам ни стоило это, мы должны дать России победу.
В недавние дни Я приветствовал некоторые полки на прославленных сентябрьскими боями полях Молодечно и Вилейки. Я сердцем чувствовал горячее стремление и готовность всех и каждого до конца исполнить свой святой долг защиты Родины.
Я вступаю в Новый Год с твердою верою в милость Божию, в духовную мощь и непоколебимую твердость и верность всего русского народа и военную доблесть Моих Армии и Флота.
На подлинном Собственной Его Императорского Величества рукой написано: «НИКОЛАЙ».

Подобно античному герою, Антею, который получал новые силы, стоило ему коснуться Матери-Земли, русский Царь черпал из источника, который называется «Православие, Самодержавие, Народность». Но, увы, как и Антей, Царь оказался оторванным от народа. «Черные сотни» спасли русское самодержавие в 1905 году, когда простые русские люди, «вооруженные» лишь Царскими портретами, трехцветными флагами и любовью и преданностью Царю, смяли толпы вооруженных револьверами и бомбами бунтовщиков. Так было в Киеве, когда в больницах оказалось 200 человек русских и всего 70 «жертв погромов». Последней каплей, переполнившей чашу терпения русских, был эпизод в Киевской Городской Думе. О нем сообщала газета «Киевлянин» № 311 за 1905 год. Эпизод произошел 18 октября 1905 года. «Бунтовщики сорвали портрет Государя Николая Александровича, прорвали дыру в полотне, и один из студентов с рыжей, носатой физиономией еврейского типа, просунув голову, кричал: «Долой Николашку! Теперь я могу быть царем!» Толпа кричала «ура». Начали рвать портреты покойных Государей и разбили доску мраморную».
В 1905 году удалось вытащить из рамы носатую физиономию, но в 1917 году — нет. Потому что, как вспоминал один из носатых, «в 1905 году мы сделали ставку на солдат — и проиграли, а в 1917 году — на генералов, и выиграли».

* * *

Во второй половине 1915 года русская армия не только перестала отступать, но и перешла в наступление в районе Тарнополя и Трембовли. Первые же успехи подняли дух российского воинства. Боевые действия англо-французских войск, принесшие им успех в районе Шампани и Арраса (в этой связи произошел обмен поздравительными телеграммами между русским Императором и французским президентом Пуанкарэ), хотя и не облегчили положение русской армии, но ослабили натиск германцев на восток.
В конце января 1916 года Государь посетил Северный и Западный фронты. После того, как Царский поезд остановился неподалеку от Двинска (нынешний Даугавпилс), Государь, пропустив церемониальным маршем почетный караул, вместе с генералами Плеве, Гурко и другими военачальниками в открытом автомобиле отправился к месту смотра, расположенному в нескольких верстах от станции. Там Государь сел верхом на коня ( наездник он был великолепный) и проехал между рядами полков, останавливаясь у каждого из них. Поблагодарив за верную службу кавалерийские и артиллерийские части, Император направился к сводному пехотному полку, где были представлены офицеры и нижние чины от всех пехотных частей, действовавших в одной из армий фронта. Побеседовав с офицерами, Император обратился к полку со следующими словами:
«Я счастлив, что мог прибыть сюда и увидеть представителей вашей доблестной армии и выразить в вашем лице, господа офицеры, и вы, молодцы, Мое душевное и горячее спасибо всем вашим доблестным частям за их неустанно преданную, тяжелую славную боевую службу Родине и Мне. Горжусь, что нахожусь во главе одной из таких армий, которую составляете вы, молодцы; от всей души желаю вам дальнейших подвигов и окончательной победы над нашим дерзким и упорным врагом. Дай вам Бог здоровья и всякого успеха в предстоящих трудах ваших. Уверен, что никто не посрамит Земли Русской. Передайте всем товарищам вашим Мое сердечное спасибо и надежду их повидать».
Когда стихло «ура», сопровождавшее Царские слова, генерал Гурко сказал: «Во свидетельство нашей готовности отдать все наши силы за Царя и Родину и во славу Государя Императора — Самодержца всей православной Руси, наше русское громовое «ура». При кликах войск Государь Император оставил место смотра и возвратился к часу дня в поезд. Его Величеству угодно было пригласить к Себе на завтрак генерала Плеве, генерала Гурко, начальников дивизий и бригад и командиров отдельных частей. За завтраком Государь Император милостиво беседовал с приглашенными, расспрашивая их о походной жизни. После завтрака Императорский поезд отбыл для дальнейшего следования. 30-го и 31-го января Государь Император смотрел кавалерийские части на Западном фронте. И здесь та же картина радостной встречи войсками своего Верховного Вождя. Его Величество в сопровождении главнокомандующего армиями, генерал-адъютанта Эверта и командующего армией генерала Литвинова, сначала объезжал кавалерию, а потом пропускал всю массу конницы мимо Себя...
«Эскадрон за эскадроном стройными рядами проходила наша конница,— вспоминал очевидец,— слыша себе Царское спасибо, и надо было видеть, в каком блестящем порядке представились на этом грандиозном Царском смотру и всадники, и кони, несмотря на трудности походной жизни в течение вот уже 18 месяцев».
Чтобы внести успокоение, среди членов Думы, Император, который прибыл с фронта в Петроград, 9 февраля присутствовал на молебне в церкви Таврического дворца. Затем обратился к депутатам: «Счастлив находиться... посреди Моего народа, избранниками которого вы являетесь... Твердо верую, что все вы... внесете в основу вашей работы весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему Отечеству... От всей души желаю Государственной Думе... всяческого успеха».
Так называемые «общественные организации» приносили мало пользы. Правый депутат Н.Е.Марков резко осудил их: «Все эти общественные военно-промышленные комитеты ничего до сих пор не сделали: ни одного ружья, ни одной пушки».
Свое отношение к думцам образно выразил Григорий Ефимович Распутин: «Дума — это собачья свадьба. Свои собаки дерутся, а вместе ходят и чужих не подпускают! Вот что — гнать ее надо, эту Думу!»
Не надолго приехав в Царское Село, Государь уже день спустя отправился в Ставку. В это время немцы начали беспрецедентный штурм Вердена, смешав с землей французские укрепления. Чтобы ослабить их натиск, русские войска начали наступление в районе Вильно. Наступление шло медленно, немцы ожесточенно сопротивлялись. К тому же, была весенняя распутица. Наступление замерло, но дело было сделано.
Наследник Цесаревич, несколько месяцев остававшийся в Царском Селе, 17 мая (1916 года) в сопровождении наставников приехал к Отцу в Ставку. Две недели спустя началось знаменитое Брусиловское наступление.
30 сентября в Царскую Ставку прибыла сербская военная миссия. С миссией прибыл сербский посланник Сполайкович и генерального штаба полковник Айваз-Оглы. Генерал Юришич, первый адъютант Короля, по поручению последнего вручил Государю Императору звезду ордена Карагеоргия 1-ой степени с мечами и золотую медаль «За храбрость» Наследнику Цесаревичу, чему тот несказанно обрадовался.
6 ноября, в день храмового праздника Морского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Корпуса, юный Августейший Шеф послал первую свою телеграмму Морскому Корпусу: «Сердечно поздравляю Мое Морское училище с праздником и желаю ему дальнейшего процветания на пользу и славу нашего родного флота. Алексей».
Видя, что под водительством Государя армия готова и дальше одерживать победы, тем более, что дни, когда артиллерия оставалась без снарядов, а войска — без пулеметов, патронов и даже винтовок, ушли в прошлое, враги Государя засуетились. Пустивший корни заговор, признаки которого были замечены еще при смене Верховного Командования в лице Великого Князя, разрастался. Причина была одна: как «великокняжеская фронда», так и «Прогрессивный блок», поддерживаемый мнимыми «союзниками», опасались, что после победы России в войне под командованием Государя Императора авторитет его будет настолько высок, что ни о какой смене власти не может быть и речи. И «профессор исторической клеветы» Милюков, и пустобрех мнимый монархист Пуришкевич, и будущий «Главноуговаривающий» Александр Федорович Керенский — все они с думской трибуны обрушивались на Царскую власть. Несмотря на предупреждения честных людей. В декабре 1916 года журналист П. Ф. Булацель обличал разрушителей: «...Вы с думской кафедры призываете безнаказанно к революции, но вы не предвидите, что ужасы французской революции побледнеют перед ужасами той революции, которую вы хотите создать в России... Вы готовите могилу не только «старому режиму», но и бессознательно готовите могилы себе и миллионам ни в чем не повинных людей. Вы создадите такие погромы, такие варфоломеевские ночи, от которых содрогнутся даже одержимые революционной манией демагоги бунта, социал-демократии и трудовиков!»
И действительно, год с лишним спустя в Севастополе матросы устроили «Еремеевскую ночь» (испорченное «Варфоломеевская ночь»), убив сотни офицеров и «буржуев».
Удар, обрушившийся на Распутина, на самом деле был направлен на Государя и Императрицу. И пришелся он на день после знаменитого приказа Императора, который, хотя и подчеркивал неизменную верность союзническому долгу, подтвердил приверженность Государя принципам Царского служения. Приводим приказ полностью:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В ноябре государыня подружилась с одним юным офицером
По причинам общегосударственного характера император величество
На юге живет молодая женщина вылитая великая княжна мария николаевна александра императора
Убьете убить распутинаnbsp
Кузнецов В. Русская Голгофа истории России 1 николая