<<<     ΛΛΛ     >>>   

«Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе Наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо Всемилостивейше повелеть Нашему Генерал-Адъютанту, Главнокомандующему войсками гвардии и петроградского военного округа, генералу от кавалерии Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу быть Верховным Главнокомандующим».

На подлинном Собственной Его Императорского Величества
рукой подписано:          «НИКОЛАЙ»

В С.-Петербурге.
20 Июля 1914 года.
Скрепил Председатель Совета Министров
статс-секретарь Горемыкин»

Существует мнение, будто бы в том случае, если бы Великий Князь оставался Верховным Главнокомандующим, то никакой февральской революции и не было бы. А между тем, если сравнить личность Государя и Великого Князя, то сравнение отнюдь не в пользу Николая Николаевича.
Английский представитель в Ставке, генерал Хенбери-Вильямс в течение многих месяцев общался с Великим Князем, прежде чем познакомиться поближе с Императором, и симпатизировал Николаю Николаевичу. Тем более ценен его отзыв о Государе Императоре:

«Этот очерк, посвященный покойному Императору Николаю II и ряду лиц и событий, связанных с ним, написан отчасти в форме дневника, поскольку это позволяет передать верные впечатления, которые я получал время от времени в период военных лет, проведенный мною в штаб-квартире русской армии.
Пожалуй, я видел Императора чаще и узнал его ближе, чем многие другие лица, находившиеся за пределами непосредственного окружения Государя во время его пребывания в должности Верховного Главнокомандующего, когда, вследствие его продолжительных отлучек из столицы, мне приходилось становиться посредником и по другим, а не только военным вопросам.
Когда меня направили в Россию в начале августа 1914 года, я имел лишь смутное представление об этой стране и ее народе. Однако во мне жил интерес к ней, поскольку один из моих предков был там посланником и хорошим знакомым Императрицы Екатерины Великой. Прибыв в эту страну, я убедился, что его имя по-прежнему окружено ореолом некоей таинственности, восходящей к тем дням, когда Императрица в своих письмах обращалась к нему: «Мадам», а он к ней — «Месье».
Я предполагал, что на каждом шагу буду встречать препятствия, что увижу Императорскую семью подавленной заботами, тревогами и страхом за собственную жизнь от бомбы анархиста или ножа убийцы.
Но, познакомившись с Императором, Императрицей и их детьми, я убедился, что все обстоит совершенно иначе, чем я думал. Я увидел счастливую и дружную семью. В этой стране слишком часто упоминалось слово «революция», а ее пророки были чересчур многочисленны и кровожадны, но все почему-то полагали, что Империя просуществует до конца войны.
Ее население и площадь были настолько велики, что в Англии многие говорили о «русском паровом катке».
Популярность и одушевление, охватившее народ, поддерживавший дело союзников, в отличие от минувшей — русско-японской войны — позволяли надеяться, что Россия сумеет успешно преодолеть тяжелые испытания, выпавшие на ее долю, покрыв себя славой и связав себя более прочными узами с теми из своих союзников, дружба с которыми не была прежде особенно тесной.
Возникновение Думы — то есть парламента — явилось шагом в нужном направлении и, хотя ее полномочия были ограниченными, появилась надежда, что положение улучшится и она станет ближе к аналогичным органам в иных странах.
Пьянство, которое было бичом в русско-японской войне, мешавшим успехам русских армий, стало недопустимым в мировой войне благодаря решительным и суровым мерам, принятым Императором, запретившим продажу водки. Меры эти оказались весьма полезными. Это подтвердили не только трезвое поведение солдат, но и рост вкладов в крестьянские банки, а ведь основным ядром армии были крестьяне.
Кроме того, Польша, на которую обрушились самые тяжелые удары военной судьбы, должна была получить самоуправление, которое эта несчастная страна так долго ждала. Таким образом, ее народ стал бы связан с Россией более прочной дружбой и вел бы более решительную борьбу с врагом, стоявшим у ее ворот.
Когда противники России опубликовали свои ультиматумы, военный министр России заверял широкие массы публики в том, что русская армия во всеоружии и готова к войне. Когда Верховным Главнокомандующим русской армией стал Великий Князь Николай Николаевич, население восприняло это назначение одобрительно. Правда, ходили слухи о германских симпатиях и интригах при дворе, но общее настроение было оптимистичным. Настроения были, можно сказать, «шапкозакидательскими». Все были убеждены, что война будет непродолжительной и веселой прогулкой.
Самоотверженные усилия Великого князя Николая Николаевича помочь союзникам даже ценой потерь со стороны русских войск, действовавших на северо-западном фронте, сделали русских еще более популярными на Западе. Однако неожиданно для всех, кроме узкого круга осведомленных лиц, стало известно о нехватке вооружения и боеприпасов, причем не из-за недостатка средств, что стало неожиданностью и для других союзников, а в результате коррупции.
И люди начали качать головой. Какой прок от парового катка, если для него нет топлива? Как водится, стали искать виноватого.
Пока положение начали исправлять, да еще и с задержками, неизбежными для такой страны, как Россия, в отличие от других стран, у злопыхателей нашлось достаточно времени для того, чтобы распускать клеветы и скандальные истории. Так возникли слухи о предательстве, о «германской партии» при дворе, о вредном влиянии Распутина. Оказалось, что во всем виноват министр, а затем — союзники. Недовольство начало приобретать угрожающие размеры.
В стране росла тревога, волнения. Первоначальные успехи сменились неудачами и отступлением, хотя ни Верховный Главнокомандующий, ни солдаты не были в этом виноваты.
Тогда в чем же дело? Все упиралось в административные вопросы. Под этим словом подразумевается снабжение боеприпасами, снаряжением, надлежащая эксплуатация шоссейных и железных дорог, а также коммуникации вообще.
Последние четыре фактора касались не только гражданского населения, но и армии. Вопрос усложнялся большим количеством беженцев, которые мешали действиям войск. Вопрос снабжения топливом и продовольствием — водораздел между довольством и недовольством, особенно, в условиях русской зимы — требовал, для своего решения, значительных усилий и работы слаженной, четкой системы.
Кому же следовало отдать при этом предпочтение — войскам или гражданскому населению? И в какой степени? Для решения проблемы была нужна твердая рука. Следовало также учесть и наличие коррупции и противодействие властям. И когда человек, обладающий такими качествами, был найден, преданность своему делу и добросовестность столкнулись с предательством и интригами, которым способствовали враги и недовольные.
Неудачи на фронте только поощряли противников власти. Но так продолжалось до тех пор, пока Император не возложил на себя обязанности Верховного Главнокомандующего. С его приходом на этот пост счастье, казалось, повернулось лицом к русской армии, но революция успела слишком глубоко пустить свои корни, а почва оказалась чересчур для этого благоприятной. Поэтому у Государя было мало надежды на успех.
Коррупция и интриги процветают в каждой стране, даже в Англии, которая и в прошлом не отличалась неподкупностью чиновников. Что же касается России, то эти дурные стороны были особенно заметны.
Если говорить о двух наших народах, то необходимо отметить их отличия. Русские, хотя во многих отношениях располагают к себе, — добрые люди, но обладают неустойчивым характером. Они очень быстро переходят от восторга к состоянию полной депрессии. Или наоборот. Правда, состояние депрессии, в котором они сейчас находятся, слишком продолжительно и глубоко.
Оценить их положительные качества можно лишь тогда, когда долго живешь среди них, хотя русские могут понравиться и при встрече с ними в какой-то другой стране. Повсюду я сталкивался с их гостеприимством, добротой, дружелюбием. Иногда мне кажется, что их искреннее желание угодить незнакомому человеку, доставить ему удовольствие восполняет слабохарактерность и неуверенность в себе.
Во всяком случае, таково было мое впечатление о России до того, как большевики захватили власть.
Я не намерен ни соглашаться, ни спорить с теми, кто писал о покойном Императоре и осуждал его. Хочу лишь отметить, что авторами рассказов о Государе были в основном лица, которые не были так хорошо знакомы с ним, как я. По большей части эти авторы враждебно настроены к Императору. Один из его критиков, пробыв всего сутки в России, описал личность Государя. Судя по этому описанию, я решил, что упомянутый критик провел эти сутки в сточных канавах Петрограда, поскольку нигде иначе он не мог бы почерпнуть столь же несправедливую, сколь и лживую, к тому же еще и злонамеренную информацию. Причем, рассказ этот относится к дореволюционному периоду.
Если Император и совершал какие-то ошибки, то их причиной отнюдь не было равнодушие к собственной стране или союзническому долгу.
Думаю, что у каждого перед умственным взором возникают видения, которые проходят, «словно корабли в ночи». Для меня одним из самых трагичных воспоминаний стал образ покойного Императора Всероссийского и его близких.
Печальные эти воспоминания освещены неизменной добротой, которую Государь проявлял ко мне в трудные для меня лично или моей страны минуты, его солнечной, жизнерадостной натурой, его неистребимым мужеством, которое не оставляло Государя даже в те минуты, когда все, казалось, складывается из рук вон плохо.
Верность союзническому долгу Царя сравнима лишь с его решимостью вести войну до конца.
«Забрасывать камнями» — не в моем характере. Я лишь честно расскажу, каким я его запомнил. Светлый образ Императора омрачается для меня его трагическим концом и запоздалым сожалением о том, что я мало что смог сделать для спасения Государя и его семьи, когда чаша весов еще могла склониться в другую сторону.
По ряду причин многие страницы моих воспоминаний не могли быть опубликованы, но те из них, которые приводятся в этой книге, выбраны отнюдь не для того, чтобы создать однобокий портрет монарха, не однажды подвергавшегося клевете, а чтобы отметить некоторые стороны его личности, на мой взгляд, представляющие интерес.
С самодержавием в России покончено. Мои воспоминания написаны вовсе не ради защиты Царского строя. А ради защиты личности Царя.
«Господин Критик» тотчас отзовется: «Конечно, все это очень хорошо, но в данном случае оба понятия так тесно связаны между собой, что трудно провести границу между ними». В известной степени это так, но до сих пор на весах богини правосудия гири установлены неточно.
Чтобы хоть как-то восстановить справедливость, я и решил написать свои воспоминания».

Этими словами Хенбери-Вильямс заканчивает предисловие к своей книге.
Несмотря на симпатии к Великому Князю, генерал признает, что в свою бытность Верховным Главнокомандующим Николай Николаевич старался держаться подальше от фронта. Был, по существу, трусоват.
В отличие от него (как впрочем, и от генералиссимуса И. В. Сталина, ни разу не побывавшего хотя бы вблизи от фронта) Император Николай II был человеком недюжинного мужества и храбрости. Он посещал фронтовые части в непосредственной близости от передовых, зачастую в сопровождении Цесаревича.
Это было не только в тот период, когда Император занимал должность Верховного Главнокомандующего, но и во время поездок «на Ставку» как в 1914, так и в 1915 году. Храбрость (впрочем, как и трусость) заразительны. Вот почему солдаты и матросы русской армии и флота проявляли чудеса стойкости и мужества. Каждый русский воин и подданный знал, что «за Богом молитва, за Царем служба не пропадет».
На Южном фронте произошла такая история. Русские разведчики должны были обследовать берег, занятый мадьярами. Стефан Веремчук, крестьянин деревни Бабалоки Княгининской волости Дубенского уезда Волынской губернии, тридцати лет от роду, перевозил на лодке разведчиков. После того, как они выполнили задание, крестьянин вернулся назад. Заметив происходившее, мадьяры схватили его. До разведчиков стали доноситься жуткие крики:
— Ой, ратуйте, православные, я же вас звиручав. За вас, православные, за Царя муки приймаю.
Не в силах слышать полные страданий вопли, один из разведчиков обратился к офицеру:
— Дозвольте, Ваше Высокоблагородие, сплавать на тот берег. Мочи нет, как кричит, болезный.
Поручик покачал головой:
— Нельзя. В воде вас перебьют. Подождем, как стемнеет.
С трудом дождавшись темноты, разведчики вернулись на австрийский берег. Добрый их помощник уже не кричал. На теле его обнаружили следы пыток: сухожилия на руках и ногах подрезаны, кости перебиты, в боках множество ран.
— Царствие Небесное рабу Божию умученному Стефану,— истово перекрестился унтер-офицер.
Выяснилось, что у страдальца осталась семья. Слепая мать, Мария Веремчук, 62 года. Жена Иустиния, 28 лет. Трое детей — мал-мала меньше. Макар 7 лет, Леонтий 5 лет и Федор одного года и трех месяцев от роду.
Главнокомандующий армиями фронта распорядился выдать семье Веремчука единовременное пособие в двести золотых рублей. Когда стало известно о кровавой расправе над беднягой, солдаты, пришедшие на подмогу разведчикам, разгромили вражеский гарнизон. Узнав о подвиге Стефана Веремчука, Государь повелел назначить пенсию матери и вдове погибшего. А малолетние сыновья, достигнув соответствующего возраста, будут определены на казенный счет в учебное заведение по усмотрению матери. Скорее всего, с тем, чтобы они получили сельскохозяйственное образование.
Начальник штаба предложил организовать подписку на сооружение часовни. Император согласился. Кроме того, он повелел настоятелям церквей объяснять мирянам значение подвига Стефана Веремчука, а также распространять описание его жизни как среди воинов, так и мирного населения Империи.
Великий князь Константин Константинович перед самым началом войны очутился в приграничных местах и видел толпы беженцев, уезжавших вглубь Империи. С большим волнением Великий Князь воскликнул: «Зачем же они бегут? Немцы не сделали бы им ничего дурного; ведь они же не варвары». Действительность опровергла его слова. Когда с началом войны Императрица Мария Феодоровна, гостившая в Дании, решила вернуться в Россию через Германию, ее не пропустили. Толпа на вокзале осыпала ее ругательствами, стала бить стекла в ее вагоне, и Императрице Матери пришлось вернуться назад, в Данию, чтобы оттуда поехать через Швецию и Финляндию в Россию.
В начале войны успех сопутствовал русским войскам. В Восточной Пруссии русские перешли границу и нагнали страху на пруссаков. Но из-за несогласованности, а, возможно, предательства, наступление окончилось поражением. Армия была еще не отмобилизована, недоставало военного снаряжения. Немцы назвали разгром русских армий «победой под Танненбергом». «Все историки на всех языках говорят о Танненберге, но никто не говорит о русской победе под Гумбиненом, — писал генерал Н. Н. Головин в 1934 году, — слава русского оружия умышленно замалчивается». Виной тому было поведение тогдашнего Верховного, В. К. Николая Николаевича, не допускавшего, чтобы славили кого-то кроме него. Героем же дня тогда был генерал-лейтенант Н. А. Епанчин, командир III корпуса.
Неудачным оказался план Великого князя разбить все армии на две равные части: одна против австрийцев, другая против немцев. Следовало сначала разбить слабейшего противника — австрийцев, а уж затем, собрав все силы в кулак, разбить немцев. Но у Великого князя не было твердо обозначенной цели. Он шел на поводу у союзников, которых интересовало одно — отвлечь от Франции как можно больше германских войск. Ходила мрачная шутка: «союзники готовы сражаться до последней капли... русской крови». Русские армии, разбитые в Восточной Пруссии, спасли Париж, до которого немцам было рукой подать.
Офицер-артиллерист Э. Н. Гиацинтов, уже в эмиграции, вспоминал:

«Весна 1915 года... нам, кроме огорчения, ничего не принесла... Снарядов у нас по-прежнему было очень мало, отпускали их, как в аптеке... и под давлением немецких войск нам пришлось продолжать отступление. Главнокомандующим продолжал оставаться Великий Князь Николай Николаевич, который, как я считаю,— писал Гиацинтов,— был более французом, чем русским,— потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободно только с одной целью, чтобы помочь французам и англичанам».

Государь Император старался не вмешиваться в управление войсками, отлично понимая необходимость единоначалия.
Но судьба армии, моральный дух ее войск всегда интересовали его. И Император часто бывал в войсках действующей армии.
Можно убедиться, насколько велико было моральное воздействие от присутствия на фронте Государя Императора.
Мы приводим отклики в русской прессе того времени, следившей за каждым шагом Державного вождя.
Особенно большую художественную и историческую ценность представляют собой выпуски Министерства Императорского Двора, озаглавленные «Государь Император в действующей армии». Текст был составлен генералом Дубенским.
Выпуски иллюстрировались художниками. Стоимость их была совсем невелика — рубль двадцать копеек. Весь доход от продажи изданий поступал на нужды раненых и их семейств, о чем заботилась Государыня Императрица Александра Феодоровна.

Мы приводим выдержки из одного из таких выпусков:

«Отбытие Его Величества.
Государь Император отбыл в действующую армию 18 ноября 1914 года.
В это время вся Россия жила в большом волнении, ожидая исхода происходивших серьезных боев. Германский император приказал своим войскам начать новое наступление на Варшаву. Германская армия под командованием фельдмаршала Гинденбурга развила свои операции на обширном фронте между Вислой и Вартой. Но немецкое наступление было отбито. Немцам были нанесены огромные потери, и часть их армии, окруженной русскими войсками, еле пробилась к северу к сильной крепости Торну.
В это тревожное время Государь направился в действующую армию. Его сопровождали: обер-гофмейстер Василий Долгоруков, генерал-адъютант граф Бенкендорф, флаг-капитан Его Величества генерал-адъютант Нилов, дворцовый комендант Свиты Его Величества генерал-майор Воейков, начальник военно-походной канцелярии Свиты Его Величества генерал-майор Орлов, флигель-адъютанты: граф Шереметев, Дрентельн, Саблин, лейб-хирург Федоров, генерал-майор Дубенский, командир 1-го железнодорожного полка генерал-майор Цабель, церемониймейстер барон Штакельберг и другие.
В Царской Ставке.
19 ноября Государь Император прибыл в Ставку. Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич встретил Его Величество на вокзале и вошел в вагон к Государю. До завтрака Государь выслушивал доклад Верховного Главнокомандующего о положении дел на фронтах. После завтрака Государь принимал доклады генералов Янушкевича и Данилова, а затем, после прогулки, у Его Величества опять состоялось совещание с Верховным Главнокомандующим. В эти дни продолжались ожесточенные бои между Вартой и Вислой. Видимо, германцы прилагали все усилия, чтобы прорваться к Варшаве. Серьезность положения чувствовалась и здесь, в Ставке. В тот же день, после 11 часов вечера, Государь Император, подробно ознакомившись с положением дел на западном театре, пожелал предпринять обширное путешествие через многие центральные и южные губернии на Кавказе.
[Описывая эту поездку, Государь сообщал Августейшей супруге:
«Мы едем по живописному краю, с красивыми высокими горами по одну сторону и степями — по другую... На каждой станции платформы набиты народом, особенно детьми, их целые тысячи... Мы катим вдоль берега Каспийского моря; глаза отдыхают, глядя на голубую даль: она напоминала мне наше Черное море... Невдалеке горы, чудесно освещенные солнцем...»
Затем Императорский поезд ехал по Кубани:
«Великолепен и богат этот край казаков. Пропасть фруктовых садов. Они [казаки] начинают богатеть, а главное, непостижимо чудовищное множество детей-младенцев. Все будущие подданные. Все это преисполняет меня радости и веры в Божье милосердие; я должен с доверием и спокойствием ожидать того, что припасено для России», — продолжал Государь.]
Путешествие Государя по России.
Всю ночь и утро навстречу Царскому поезду шли воинские поезда, направляющиеся на театр военных действий. Солдаты восторженными кликами «ура» приветствовали Державного Вождя русской армии. Они хотели, чтобы Государь слышал их радостные возгласы и почувствовал, что они, русские воины, с отвагой идут в бой. Первым городом, который посетил Его Величество, был древний Смоленск. В книге подробно описывается восторженная встреча Царя народом как в Смоленске, так и в других городах, которые Его Величество изволили посетить.
Государь поклонился святыням, принимал депутации, посещал лазареты, милостиво беседовал с ранеными, награждал отличившихся Георгиевскими медалями.
В Смоленске Государь милостиво разговаривал с мальчиком лет четырнадцати, «сыном 21-го Сибирского стрелкового полка» Сергеем Барамзиным, который был ранен и контужен за Вислой под Брезинами.
Этот худенький бледный ребенок вел себя очень скромно и застенчиво, а между тем, по словам сестер милосердия, он много помогал солдатам и храбро держался в боях.
После Смоленска Его Величество посетил города Тулу, Орел, Курск, Харьков, Екатеринодар и 26-го ноября прибыл в Тифлис.
Царские слова о содержании пленных.
В Орле произошел следующий эпизод. Государю Императору доложили, что в одном госпитале среди раненых много австрийцев и немцев и что со многими приходится говорить по-немецки, так как они не понимают русского языка. Государь Император при этом разговоре заметил:
— Надеюсь, что не делается никаких различий в содержании раненых и мы не поступаем так, как наши противники.
Потом, немного помолчав, добавил:
— Да будет им за это стыдно!
Государь у раненых.
При проезде всех попутных городов, как мы уже выше говорили, Государь посещал раненых как офицеров, так и нижних чинов. Надо было видеть радость раненых, удостоившихся счастья беседовать с Царем, видеть его ласковую улыбку, слышать милостивые слова. При посещении офицерских лазаретов слышались слова Государя:
— Садитесь, вам будет удобнее.
— Не вставайте, не вставайте.
— Я вам приказываю сидеть.
Раненым солдатам Государь также ласково говорил:
— Садись на кровать, тебе легче будет.
И при этом клал Свою руку на плечо раненому. Слезы радости и счастья блестели на глазах раненых при посещении Царем их лазаретов.
В Харькове при посещении лазарета Государь сказал раненому, уряднику 2-го Сунженско-Владикавказского полка Московцу:
— Вчера я видел двух твоих однополчан... А не правда ли, ваш начальник дивизии всегда впереди, — замечает Государь, вспоминая генерала графа Келлера, который ныне уже ранен.
— Так точно, — улыбаясь, отвечает солдат, — они уж не отстанут.
На Кавказе.
Разноплеменное население Кавказа, узнав о приезде Великого Государя, сейчас же стали посылать своих выборных для выражения Ему своих чувств преданности и верности России.
Сразу рушилось то, о чем мечтали турки. Они думали, что мусульманское население Кавказа сразу встанет на сторону врагов России и облегчит им борьбу с русским солдатом. Турки мечтали о волнениях и мятежах в горных областях. Но это-то население и проявило тот необыкновеный подъем духа, в эпоху Великой войны, который привел к формированию целых шести полков исключительно из кавказских туземцев.
В конце подробно описывается восторженная встреча Царя кавказским населением в Дербенте, Тифлисе, Карсе, Сарыкамыше, Меджингерте и Владикавказе.
[В Своем дневнике Государь так описывает эти встречи:
«26-го ноября [1914 г.]. Среда. Встал чудным солнечным утром. Оба хребта гор видны были отчетливо справа и слева. Утром вошел в поезд ген. Мышлаевский [помощник по военной части наместника на Кавказе], кот. я принял. В 11 час. прибыл в Тифлис. Граф Вор[онцов] был нездоров, и потому графиня встретила на станции с придворными дамами. Почетный караул от Тифлисского воен. уч. и начальство. Поехал с Бенкенд[орфом] в моторе; в одной черкеске было тепло. Народа на улицах была масса. Конвой Наместника сопровождал впереди и сзади. Посетил древний Сионский собор, Ванский армянский собор и Суннитскую и Шиитскую мечети. Там пришлось подыматься и спускаться по крутым извилистым улицам старого живописного Тифлиса. Порядок большой. Приехал во дворец после часа... Днем посетил три лазарета с ранеными: армянского благотворительного общ[ества], купеческого общ. и судебного ведомства...
27-го ноября. Четверг. Праздник Нижегородского полка провел в Тифлисе, а полк проводит его в Польше! В 10 час. начался большой прием военных, гражданских чинов, дворянства, городской думы, купечества и депутации крестьян Тифлисской губ. ... Принял двух раненых офиц[еров] — Нижегородцев и подп[оручика] кн. Туманова 4-го стр. И[мператорской] Ф[амилии] полка. После завтрака посетил больницу Арамянца — 180 раненых и лазарет в зданиях не открытой губ. тюрьмы — свыше 600 раненых. Вернулся после 6 час. и пил чай и сидел с Воронцовыми. После обеда воспитанники гимназий прошли с фонарями и пропели гимн перед окнами дворца. Вечером читал бумаги...
1-го декабря. Понедельник. Самый знаменательный для меня день из всей поездки по Кавказу. В 9 час. прибыл в Сарыкамыш. Радость большая увидеть мою роту Кабардинского полка в поч[етном] кар[ауле]. Сел в мотор и поехал в церковь, а затем через два перевала на границу в с. Меджингерт. Тут были построены наиболее отличившиеся ниж[ние] чины всей армии в числе 1200 чел. Обходил их, разговаривал и раздавал им Георгиевские кресты и медали. Самое сильное впечатление своим боевым видом произвели пластуны! Совсем старые рисунки кавказской войны Хоршельта. Вернулся в Сарыкамыш в 4 ч. и посетил три лазарета. Простился с ген. Мышлаевским, нач. штаба ген. Юденичем, другими лицами и с моей чудной Кабардинской ротой, в которой роздал 10 Георг. крестов...]
Какой бы город ни посещал Государь, он непременно посещал соборы, монастыри. «В Новочеркасск приехал к 10 час. Прямо в новый громадный собор...» «В 10 час. приехал в Воронеж, принял представляющихся и депутации и в 10 1/2 встретил дорогую Аликс с Ольгой и Татьяной... Поехали в собор, отстояли архиерейскую обедню, поклонились мощам свят. Митрофана и осмотрели небольшой лазарет тут же в монастыре...» «В 10 час. [7 декабря] прибыли в Тамбов. После встречи поехали в собор... Владыко Кирилл отлично и скоро отслужил литургию. Приложились к мощам св. Питирима и пошли к его колодцу. Заехали в военный лазарет и в поезд к завтраку. После завтрака посетили еще три лазарета...» О поездке Государя по Кавказу далее сообщалось:
Герой.
При посещении Сарыкамыша, обойдя выстроившийся караул роты Кабардинского Его Величества полка, Государь остановился перед знаменщиком, который был украшен тремя Георгиевскими крестами. Командир полка, полковник Барковский, доложил Его Величеству, что этот знаменщик, подпрапорщик Яковенко, был дважды контужен в бою, за выбытием офицеров командовал ротой и, несмотря на тяжелую контузию, оставался в строю почти всю ночь и пошел в лазарет только после настойчивого приказания командира батальона.
Государь лично навесил на грудь Яковенко Георгия 1-ой степени.
После того Государь спросил командира полка:
— Я думаю, что прибыли сюда не на несколько дней?
— Так точно, Ваше Императорское Величество, мы считаем Сарыкамыш как бы столицей...
Государь улыбнулся и направился далее.
Русские честно поступают.
В селении Меджингерт, находившемся на пути к передовым позициям, произошел случай, высоко характеризующий русского солдата.
Государь Император раздавал войскам боевые награды. Подойдя к правофланговому, Его Величество передал ему Георгиевский крест.
— Покорнейше благодарю, Ваше Императорское Величество, — сказал тот. Когда же Государь начал передавать крест второму солдату, тот отчетливо произнес:
— Я, Ваше Императорское Величество, не участвовал в бою.
Государь быстро взглянул на рядового, немного помолчал и затем громко сказал:
— Молодец, наверно, скоро заслужишь. Хорошо, что по совести заявил Мне.
И велел солдату оставить крест у себя. На всех этот случай произвел глубокое впечатление. Русский человек не мог обмануть Царя.
После этого Государь приказал солдатам говорить, участвовали ли они в боях.
... Русский народ везде один и тот же в своих чувствах к Монарху. В Москве какая-то старушка с костылем в руке, тряся подбородком, просила пропустить вперед:
— Пропустите, родимые, меня наперед; хочу перед смертью повидать Свет-Царя-Батюшку.
На земле донских казаков.
Возвращаясь с Кавказа, Государь посетил землю донских казаков. Население края с восторгом встречало Царя.
— Теперь и помирать можно, Царя видели, — говорили, крестясь и плача, старики.
— Я счастлив, что в это грозное, знаменательное для России время я мог посетить старый Дон, — сказал Государь в ответ на речь генерала Покотило в Новочеркасске.
В дальнейшем пути Государь посетил Воронеж, Тамбов, Рязань и Москву.
Опять у раненых.
В Москве, в одном из лазаретов, Государь наградил медалью раненого солдата Шарахутдинова.
— Ваше Императорское Величество, — просит солдат. — Разрешите мне Вашу ручку поцеловать.
— Это не полагается, — отвечал Государь. Однако руку протянул.
Шарахутдинов покрывает руку Государя поцелуями. Когда Государь отошел, к солдату приблизились Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны. Шарахутдинов обратился к Ним с вопросом:
— А как будет имя Ваших Высочеств? Я так сразу признать не могу.
Великие Княжны ответили и расспросили солдата о том, где он ранен. Во время беседы подошла Государыня Императрица и, нагнувшись, передала солдату образок.
— Ты знаешь, кто с тобой говорит? — спросила Императрица.
— Не могу знать. А Вы кто будете?
— Я — Ее Мать,— отвечала Государыня, указывая на Великую Княжну Марию Николаевну.
— А, так Вы будете Государыня Императрица. Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! Дозвольте мне Вашу ручку поцеловать.
Государыня жалует Шарахутдинову Свою руку.
Ласково улыбаясь, Государыня отошла от солдата. Дворцовый комендант генерал Воейков, заметив, что Шарахутдинов держит образок в руках и целует его, произносит:
— Ты надень этот образок на шею.
— Никак нет. Я татарин. Мне Магомет запрещает носить образа. Я всю жизнь буду беречь образок, который дала мне Императрица, но по нашей вере надевать и носить его не могу.
Спустя немного времени, проходя мимо Шарахутдинова, Государь сказал ему:
— Прощай, желаю тебе скоро поправиться.
В лазарете Императорского Величества Великой Княгини Ольги Александровны в Новочеркасске Государь подходит к раненому кубанскому казаку Демьяну Сергееву, передает ему медаль и ласково говорит:
— Я недавно был на твоей родине, Кубани.
Казак радостно взглянул на Его Величество и, улыбаясь, сказал:
— Ну, что там, Ваше Императорское Величество?
— Ничего, — улыбнулся Государь. — Казаков там еще много. Очень хорошо Меня принимали.
— Ну, а то как же, Ваше Величество!
Улыбнувшись простым речам казака, Государь отошел. Государь второй раз посетил Ставку Верховного Главнокомандующего, посетил гвардейские части и 19 декабря вернулся в Царское Село».
И Императрица, и Царские Дети делали все, что могли, чтобы помочь сражающимся за Русь Святую русским (точнее, российским, так как, кроме русских, воевали за нее и татары, и кавказцы, и прибалтийские немцы) воинам.
Об этом свидетельствуют записи в дневнике княжны Гедройц, старшего врача одного из Царскосельских лазаретов.
Хирург княжна В. И. Гедройц, о которой часто (и не всегда благожелательно) упоминается в мемуарах А. А. Вырубовой, записала в своем дневнике 20 августа 1914 года:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В 1910 году она родила великому князю сына
Страшно интересуется всем
Великий князь николай михайлович
Воспоминания о царской семье
Александр iii особенно заботился об их величествахnbsp