|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Сегодня мы можем подвести предварительный итог социальноэкономическим
переменам последних лет.
Если постараться обобщить их в виде формулы, то ее можно
представить как обмен власти на собственность. Это так и совсем
не так. Именно эта формула выявляет основное социальноэкономическое
и политическое противоречие нашего времени.
Обмен номенклатурой власти на собственность... Звучит неприятно,
но, если быть реалистами, если исходить из сложившегося
к концу 80-х годов соотношения сил, это был единственный
путь мирного реформирования общества, мирной эволюции
государства. Альтернатива – взрыв, гражданская война... с последующей
диктатурой новой победившей номенклатуры.
Россию у номенклатуры нельзя, да и не нужно отнимать силой,
ее можно «выкупить». Если собственность отделяется от
власти, если возникает свободный рынок, где собственность все
равно будет постоянно перемещаться, подчиняясь закону конкуренции,
это и есть оптимальное решение. Пусть изначально на
этом рынке номенклатура занимает самые сильные позиции, это
является лишь залогом преемственности прав собственности.
Дальше свои позиции каждому владельцу придется подтверждать
делом. В любом случае такой обмен власти на собственность
означал бы шаг вперед от «империализма» к свободному,
открытому рынку, от «азиатского способа производства» к европейскому,
означал бы конец самой номенклатуры как стабильной,
пожизненной, наследственной, не подвластной законам рынка
политико-экономической элиты.
Это один вариант «обмена власти на собственность». Он устраивал
демократию, но не номенклатуру.
Номенклатуре (директорам, руководящим чиновникам Совмина,
генералам ВПК и КГБ, секретарям обкомов и райкомов и
т.д.), которая действительно ради обретения собственности шла
на смену системы, поступалась частью своей административной
власти, нужен был другой вариант обмена: приобрести собственность
и сохранить гарантию власти. Им нужно было, чтобы соб-
ственность в стране двигалась не под влиянием рыночных законов,
а по-прежнему в магнитном поле власти.
Номенклатура хотела растащить систему (госсобственность)
по карманам и вместе с тем сохранить элементы этой системы,
дающие гарантию власти над собственностью. Номенклатурный
птенец проклевывается из твердой скорлупы – там ему тесно, но
вне яйца – страшно.
Тут, кстати, нет ничего специфически номенклатурного. Многие
мечтали об «очень частной» собственности – частной для
себя лично, для своего клана, по способу управления, владения,
распоряжения доходами и государственной для всех остальных.
Известный и вполне конкурентоспособный наш предприниматель
М. Юрьев пишет: «Интересам крупного бизнеса в отличие
от мелкого и среднего, а также основной массы населения в наибольшей
мере отвечает полулиберальная экономика: либеральная
для него, но не либеральная для других»116. Если же такой «крупный
капитал» изначально образует правящий класс, связанный
старыми властными отношениями, то он будет пытаться твердо
реализовать свои интересы.
Идеальная формула для бюрократии звучит так: прибавить к
власти собственность! За основу рынка следует взять старый «бюрократический
рынок», где позиция участника определяется его
чином, административнои властью, но научиться извлекать из
этого рынка настоящие денежные доходы. На нашем «новоязе»
это называлось довольно точно – «регулируемый рынок». Регулируемый
номенклатурой. Провести разгосударствление таким образом,
чтобы в результате, перефразируя ленинское определение
империализма, производство (расходы на производство и риск)
осталось общественным, но присвоение стало частным. Сохранить
основу государственно-монополистического капитализма,
империализма. Приватизация официально не провозглашается,
открыто не проводится, но реально она идет «совершенно секретно»,
идет только в своем кругу, для своих.
На первом этапе развитие выглядит примерно так: контроль
над собственностью сохраняется в руках государства (бюрокра
116 Бизнесмены России: 40 историй успеха. М., 1994. С. 193.
тии), но зато контроль над самими бюрократами государство ослабляет,
а фактически утрачивает. Или другими словами: чиновники
пользуются по-прежнему огромными возможностями в управлении
и распределении ресурсов (как слуги государства), но в отношениях
между собой, внутри государственной системы, переходят
на откровенно рыночный язык, уже без особого камуфляжа торгуя
друг с другом и с бизнесменами, включенными в номенклатурный
круг, финансовыми (льготные кредиты) и природными (квоты,
лицензии) ресурсами, которыми они распоряжаются, основными
фондами и продукцией «своих» предприятий и т.д. Когда-то автор
термина «административно-командная система»117 предложил,
чтобы каждый чиновник вполне официально получал «маржу» –
определенный процент с разрешенной им торгово-финансовой
операции. Видимо, так известный экономист представлял формирование
рынка... «при самой системе». Если под «официально»
понимать «гласно», то на это номенклатура совершенно не согласна,
если же «официально» значит по твердой таксе, по строгим
правилам, то это действительно составляло их мечту, которую
они и реализовывали.
Так складывалось поистине идеальное для бюрократии решение:
по способу присвоения они оказываются в роли владельцев,
«сами себе капиталисты», но по степени ответственности они не
только не капиталисты, но даже и не традиционные чиновники –
дисциплина предельно ослаблена. Если же прибавить к этому
еще одно: создание при различных госпредприятиях своих (принадлежащих
родным и близким директоров) кооперативов, ТОО,
МП, СП и т.д., экономический смысл которых «обналичивать»,
«отмывать» деньги для номенклатуры, то получается поистине гениальное
решение. Открыты все пути для обогащения, сломаны
все рычаги ответственности. Это положение «приказчика», «слуги
государства» при том условии, что хозяина нет, государство парализовано.
Конструкция системы была в действительности очень простой.
Открыто действует старый бюрократический рынок, но
117 Попов Гавриил Харитоньевич – экономист, политический деятель и публицист,
первый мэр Москвы.
288
при нем, находясь в подчиненном по отношению к нему положении,
формируется и нормальный экономический рынок. Однако
этот последний фактически выполняет лишь «подсобную»
роль – «отмывает» деньги, помогает постоянно «конвертировать»
властные полномочия чиновника в деньги. В сущности, это была
административно-командная система, научившаяся эксплуатировать
рынок (точнее, создавшая «под себя» рынок, чтобы его эксплуатировать).
Ничего нового, конечно же, в этом не было. Поучительно сравнивать
эту конструкцию с бюрократическим рынком времен нэпа,
описанным, скажем, Ю. Лариным в 1927 году. Перечисляя (разумеется,
с прокурорской интонацией) «12 способов нелегальной
деятельности частных капиталистов», он выделяет самое главное –
наличие «соучастников» и «агентов» в государственном аппарате.
«В составе государственного аппарата был не очень широкий, не
очень многочисленный, измеряемый, может быть, всего несколькими
десятками тысяч человек круг лиц, которые... служа в хозорганах...
в то же время организовали различные предприятия или
на имя своих родственников, компаньонов, или даже прямо на
свое собственное. А затем перекачивали в эти частные предприятия
находившиеся в их распоряжении государственные средства
из государственных органов, где они служили. Совершив такую
перекачку, они обычно оставляли вовсе госорганы и «становились
на собственные ноги»118. Далее он пишет: «Под лжегосударственной
формой существования частного капитала я имею в
виду то, когда частный предприниматель развивает свою деятельность,
выступая формально в качестве государственного служащего,
состоя на службе и получая служебные полномочия... На
деле тут имеется договор между частным поставщиком, частным
подрядчиком, частным заготовителем и государственным органом.
Но формально этот поставщик, подрядчик, заготовитель и
т.д., считаясь государственным служащим, действует не от своего
имени, а от имени госучреждения... Одним словом, он пользуется
всеми преимуществами, принадлежащими государственному
118 Ларин Ю. Частный капитал в СССР // Антология экономической классики. Т. 2.
М., 1993. С. 440.
органу, а в действительности он – частный предприниматель, состоящий
только в договорных отношениях с государственными
органами»119.
Любопытно, что совокупную величину частного капитала
этих «нескольких десятков тысяч» Ю. Ларин определяет в
350 миллионов золотых рублей 1923 года, т.е. в современном масштабе
цен – приблизительно около 5 триллионов. Несомненно,
что сегодня (и даже в 1990–1991 годах) размеры частных капиталов
в России значительно больше. Но если суммы разнятся,
то механизм образования схвачен довольно точно. Фактически
с 1988 года большая, все растущая часть государственной экономики
вполне могла считаться «лжегосударственной формой существования
частного капитала». А еще через несколько лет эта
форма стала доминирующей.
Не сразу, шаг за шагом пришли примерно к такой ситуации
где-то к 1990 году. Но каждый шаг приносил новые выгоды номенклатуре.
Вехами были и закон о кооперации, и выборы директоров,
и понижение их ответственности перед министерствами
(параллельно общее снижение до нуля так называемой партийной
дисциплины, на которой держалось все в государстве), и
изменение правила, после которого предприятия получили возможность
«накручивать» зарплату и исподтишка взвинчивать
цены на свою продукцию, притом что формально цены отпущены
не были. Период «позднего Н. Рыжкова» и В. Павлова, с 1988
по 1991 год, с моей точки зрения – самый «золотой» период для
элитных политико-экономических групп. Не случайно основы
большинства крупных состояний и фирм, которые доминируют
у нас и сегодня, были заложены именно в те годы.
<<< ΛΛΛ >>>
Революция пер
Определяли важнейшие поворотные моменты в русской истории xx века
Прихватив свою собственность системы частной
Расстраивали всю государственную машину
Осуществляемую президентом российской федерации
|
|
