<<<     ΛΛΛ     >>>   

119 Ларин Ю. Частный капитал в СССР // Антология экономической классики. Т. 2.
М., 1993. С. 446.

290

мые банки», компании по торговле недвижимостью, захватывая
(точнее, формируя) самый выгодный рынок.

Надо сказать, что эти «пионерские группы» были достаточно
замкнутыми, могли сказать про себя: «Чужие здесь не ходят». Разумеется,
в условиях бума обогащения сохранить герметичность нереально,
как нереально и в полном порядке старой номенклатуре,
не ломая строй, переместиться в первые ряды рыночной элиты и
плотно оккупировать возникающий рынок. Но благодаря крепкому
административному контролю за «раздачей» больших льгот
(а значит, состояний) это в значительной мере удалось. По крайней
мере существенного перемещения «больших денег» после
1991 года не было. Хозяйственная элита, возникшая к тому времени,
оказалась достаточно стабильной. Параллельно возникали
и новые группы политической элиты: смесь «перестроившейся»
старой номенклатуры и тех, кто рискнул броситься в большую
лотерею, открывшуюся с началом первых в истории России свободных
выборов.

Должен сказать, что вопреки распространенным в печати
стонам и крикам размах номенклатурного разворовывания в
1990–1991 годах намного превосходил все, что мы имели на этой
ниве в 1992–1994 годах. Отдельные крупные «панамы» (чеки
«Урожай-90», например) не имеют тут решающего значения. Дело
не в тех или иных скандалах, которые всегда были и будут, а в системе.
Система 1990–1991 годов с полной неопределенностью в правах
на лжегосударственную собственность, с полной безответственностью
(да тут еще и два параллельных центра власти – Кремль и Белый
дом, а для «окраинных» республик – Кремль и местная власть)
была как будто (или на самом деле?) специально создана, чтобы, не
боясь ничего, не стесняясь ничем, обогащаться. Номенклатура вышла
на «нейтральную полосу», «ничейную землю», где можно было
делать все, и мечтала лишь оставаться там подольше.

В те годы много ругали Ленина, но именно тогда блестяще
подтвердилась данная им характеристика государственномонополистического
капитализма (империализма) как хищнического,
паразитического, загнивающего. Эффективность этого
посткоммунистического империализма оказалась столь велика,

что страна действительно приблизилась к грани экономического
коллапса.

Такова цена стихийно складывавшегося исторического компромисса.
Номенклатура для своей выгоды, по своей мерке, в
естественном для себя темпе строила капитализм. Но именно это
и позволило всей стране (в том числе под демократическими, антиноменклатурными
лозунгами) мирно, без гражданской войны
пройти значительную часть объективно необходимого пути к
рынку.

К концу 1991 года мы имели гибрид бюрократического и экономического
рынков (преобладал первый), имели почти законченное (именно за счет
принципиальной юридической неопределенности в отношении формальных
прав собственности) здание номенклатурного капитализма. Господствовала
идеальная для бюрократического капитализма форма – лжегосударственная
форма деятельности частного капитала. В политической сфере – гибрид
советской и президентской форм правления, республика посткоммунистическая
и преддемократическая.

И пока господствующие классы успешно решали свои проблемы,
хозяйство разорялось дотла. Конечно, ненужной промышленной
продукции выпускалось в конце 1991 года почти в
2 раза больше, чем сейчас (осень 1994 года), только магазины
были пусты, деньги (советские дензнаки) не работали, приказы не
выполнялись, нарастало ощущение «последнего дня». Речь шла
об угрозе голода, холода, паралича транспортных систем, развала
страны.

2

Вот в эти дни и начались «пожарные реформы» и была призвана
команда «камикадзе».

Нас позвали в момент выбора. До этого времени номенклатурная
приватизация развивалась по классическому при «азиатском
способе производства» сценарию: приватизация как тихое разграбление
сатрапами своих сатрапий. В средние века этот процесс
мог тянуться десятилетиями, при современных темпах хватило и
трех лет (1989–1991), чтобы увидеть дно колодца. Но принципиальные
черты остались те же: келейная, паразитическая приватизация
без включения рыночных механизмов и смены юридических
форм собственности. Официально на 1 января 1992 года
в России было приватизировано 107 магазинов, 58 столовых и
ресторанов, 36 предприятий службы быта. Реально – по способам
распоряжения собственностью, извлечения доходов и т.д.–
номенклатурой была приватизирована практически вся сфера
хозяйства. Но после успешного завершения номенклатурой приватизации
страна была на краю гибели. Это отлично понимала
даже номенклатура, ведь она жила и обогащалась в «этой стране»
и потому была готова к уступкам... небольшим. Такая приватизация
всегда кончалась в восточных обществах одинаково: взрывом
и новой диктатурой. Общий цикл социального развития этих
обществ: диктатура – разложение (приватизация) – взрыв – новая
диктатура. Взрыв маячил. Парадокс: именно тогда, когда психологическое
доверие к демократической власти было как нельзя велико,
мы объективно как нельзя ближе подошли к опасной черте
«грозящей катастрофы» и «борьбы с ней» известными методами.

Понимая всю остроту ситуации, мы понимали и то, что есть возможность
повернуть в другое русло. Из номенклатурного беспредела,
до которого мы дошли, есть два выхода – взрыв (новая диктатура)
или «расшивание» социального пространства, переход от
бюрократического к открытому рынку, к включению его механизмов,
от скрытой, «номенклатурной», к открытой, демократической,
приватизации, от государственно-монополистического капитализма
– к «открытому» капитализму, что в те дни и было сделано.

Если до конца 1991 года обмен власти на собственность шел
в основном по нужному номенклатуре «азиатскому» пути, то с началом
настоящих реформ (1992) этот обмен повернул на другой,
рыночный путь.

Введение свободных цен, указ о свободе торговли, конвертируемость
рубля, начало упорядоченной приватизации, если их
расценивать с социально-экономической точки зрения, означали
следующее.

Без насильственных мер, без чрезвычайного экономического
положения удалось мягко изменить систему отношений собственности,
катастрофическую систему конца 1991 года.

Я принципиальный сторонник сочетания: жесткие стратегические
цели и мягкие тактические средства их достижения. Примером
можно считать политику начала 1992 года. Цель была ясной:
восстановить управляемость экономики, введя в сложившуюся
систему организующие, объективные правила игры. Возможен
лишь один ход: ввести в действие объективные законы экономики,
которые ограничат сложившийся к тому моменту беспредел.
Тактически это было «мягкое» средство: оно механически не нарушало
сложившийся баланс социальных сил. Директоров и министерских
чиновников никто не снимал, не арестовывал их счета,
не изымал коммерческую переписку, их положение, средства,
связи оставались при них. Их ограничивал отныне не административный
произвол, а закон рынка, закон цены. Когда мне говорят
«болельщики со стороны», что нельзя было отпускать цены,
не проведя предварительно демонополизацию, я хочу их в ответ
спросить: как они представляют себе демонополизацию, когда в
экономике нет никакой рыночной среды, не действуют вообще
никакие законы, ни административные, ни экономические?..

Позволю себе процитировать одну статью, где достаточно
точно зафиксирована моя рефлексия по поводу начала реформ:
«Мы начинали реформы в очень интересной ситуации, когда
можно долго перечислять, чего у нас не было и почему реформы
проводить нельзя. Я сам мог прекрасно объяснить, почему в
1992 году их проводить нельзя. Не было стабильной поддержки
в парламенте, не было нормальных, дееспособных институтов

власти... они были поражены кризисом власти начала 90-х годов.
Шестнадцать центральных банков вместо одного, не было традиций
частного предпринимательства, не было сильного частного
сектора, как в Польше. Не было ни копейки валюты, золотого
запаса, не было возможности привлечь свободные ресурсы на
международном финансовом рынке. Но плюс к этому у нас не
было возможности ждать, ничего не делать и объяснять, почему
ничего нельзя делать»120.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Кто выговорит государство с более звонкой медью в голосе
Правительством российской федерации с 1992 года считаете ли вы 49
О социально экономической ситуации в российской федерации
Большая часть общества ожидала дальнейшего ухудшения ситуации в стране
8 миллиарда рублей