Пиши и продавай! |
1. Почему христианская церковь не искореняла каленым железом сохранявшиеся в деревнях пережитки язычества? Из французского «Романа о Лисе» (XII в.)Меж тем и воронуТьеслину Невмоготу, не ел с утра, И отдохнуть давно пора. Нуждою выгнанный из бора, Домчался вмиг он до забора, Хоть тени и страшась любой, Но броситься готовый в бой Глядит, сыры на солнцепеке Лежат; уж на исходе сроки Стеречь поручено,— в дому И не выходит почему-то Что ж, подходящая минута: Во двор бросается Тьеслин, Оттаскивает сыр один — Но, выбежав ему вдогонку, Старуха камни и щебенку Давай швырять, вопя:«Эй, сир, Немедленно верните сыр!». Видать, рехнулась сторожиха. Тьеслин ей: «Тихо, бабка, тихо! Неважно, прав иль виноват, Я сыр не понесу назад. Вора приманивает щелка Пастух беспечный кормит волка. Тем, что остались, нужен страж — А этот сыр уже не ваш. Тряхнул я славно бороденкой, Работою доволен тонкой, В налете был немалый риск — Поймав, вы мне вчинили б иск. Какой он желтый и пахучий! Вы не могли мне сделать лучший Подарок. Съем его в гнезде: Поджарю, вымочив в воде Сперва. Желаю вам того же. Лечу, мне мешкать здесь негоже». И полетел, от счастья шал, Как раз туда, где Лис лежал. Облюбовали бук бароны, Тот — корни, этот — гушу кроны, Но разве справедлив удел, Чтоб этот ел, а тот глядел? Тьеслина клюв с размаху всажен В глубь сыра, хоть еще он влажен, — И первому конец ломтю. Вот так-то, бабушка, тю-тю, Не углядели: круг ваш сырный Хорош — и мягкий он, и жирный. Вновь рубанул с плеча, и вниз, Туда, где спал вполглаза Лис, Упала маленькая крошка. А так как дремлет Лис сторожко, Вмиг поднял морду: что к чему Не надо объяснять ему. Чтобы ясна была картина Вполне, вскочил он и Тьеслина Узрел: да это ж куманек Его — и сыр, гляди, меж ног. Кум,— радостно вскричал, — не вы ли Визитом мой приют почтили? Вы! Узнаю черты лица! Мир праху вашего отца, Что мог и в терцу петь и в кварту Певцов во Франции — Ругарту, Как сам он хвастал, равных нет. И вы, я помню, с детских лет Учились пению прилежно. Все так же ли поете нежно? Могли ли ретроенку( Ретроенка — жанр средневековой песенной лирики.) спеть? Расставлена искусно сеть: Раскрылся клюв — грубее крика Не слышал Лис. «Что за музыка! — Воскликнул. — Голос ваш окреп. Но эту вещь хотелось мне б Услышать спетой выше тоном». Тьеслину, как и всем воронам, Дай только петь: взвопил артист. Сколь мощен голос, столь и чист, — Лис молвит. — То-то всем утеха! Чтоб пущего достичь успеха, Не ешьте больше ни ореха. Ну, в третий раз — и без огреха! С усердьем свой пропел мотив Певун — аж когти распустив,— Забыл, что держит сыр, растяпа. Пред Лисом сыр упал, но лапа Не шевельнулась у плута — Мешает делу суета. Желанье жгучее он гонит, Хитро задумав, что не тронет Закуски лакомой, пока Не схватит также куманька. Как будто сыр и не был сброшен, Отходит в сторону, взъерошен, Невесел, слаб, на лапу хром: Мол, если и не перелом Бедра, то очевидно — рана Не зажила после капкана. И все Тьеслину напоказ. — Бог от беды меня не спас, — Лис хнычет. — Сколько ни мудри я, Мук не избегнуть. О Мария Святая! Столь тяжелый дух От сыра, словно он протух. Не то, что быть не может съеден, Для ран сам запах этот вреден. Врач наложил на сыр запрет — И вот, желанья даже нет. Тьеслин, меня б вы одолжили, Спустившись и от этой гнили Избавив. Я вас затрудню Лишь потому, что в западню Попал на днях, — а не стряслось бы Беды, стыдился б, верьте, просьбы Такой чтоб кость бедра срослась, Лежать я должен. Буду мазь Втирать и пластырь класть на рану, Покуда на ноги не встану. И тем, как жался он внизу, И тем, что подпустил слезу, Лукавцу удалось подвигнуть Глупца на то, чтоб наземь спрыгнуть. Но, помня, что исподтишка Лис нападает, дать стречка Готов Тьеслин, поодаль стоя. Лис наседает: «Что такое? Боитесь, кто-нибудь вас съест?» Плут делает призывный жест И смотрит. Забывает ворон В минуту эту, сколь хитер он. Коварный следует прыжок, Однако Лиса сносит вбок, — Дичь фьють из челюстей: в гарнире Лишь перья, да и тех четыре. Рад, что отделался легко, Тьеслин; уселся высоко В ветвях — хрипит, считая раны: Как — без опаски, без охраны — Решился к рыжему льстецу Спуститься я! Внушив доверье К себе, мерзавец вырвал перья Мне из хвоста и из крыла, Геена бы его взяла! Клянусь, что о себе злодею Напомнить я еще сумею! Безмерно огорчен Тьеслин, Лис в объяснение причин И вдался бы, да тот не склонен К беседе — сыр им проворонен. Круг этот, ладно, — буркнул,— ваш, Но больше вам подобных краж Не совершить. А я-то речи Поверил, дурень, об увечье. И долго он еше ворчал. Однако Лис не отвечал, Утешиться готовясь пиром; Да только не наесться сыром Грошовым — на один лишь зуб: Хоть несколько таких ему б. Но, съев, признал, что объеденье И что ни разу от рождения Не ел столь вкусного нигде, А он уж знает толк в еде. Ждать больше нечего, к тому же И ране, кажется, не хуже, И если так, то Лис отнюдь Не против вновь пуститься в путь.Вопросы1. В чем отличия сюжета из «Романа о Кисе» от известной басни И. А. Крылова «Ворона и лисица»? § 34. Феодалы и феодализм.Кто такие феодалы?Крестьяне работали на своих хозяев, которыми могли быть светские сеньоры, церковь (отдельные монастыри, приходские церкви, епископы) и сам король. Всех этих крупных земельных собственников, живущих в конечном счете благодаря труду зависимых крестьян, историки объединяют одним понятием — феодалы. Условно говоря, все население средневековой Европы до тех пор, пока не окрепли города, можно разделить на две очень неравные части. Огромное большинство составляли крестьяне, а от 2 до 5% придется на всех феодалов. Нам уже понятно, что феодалы вовсе не были слоем, только высасывающим из крестьян последние соки. И те и другие были необходимы средневековому обществу. Феодальная лестницаКак известно, в церкви существовала строгая иерархия, т. е. как бы пирамида должностей. В самом низу такой пирамиды — десятки и сотни тысяч приходских священников и монахов, а на вершине — римский папа. Похожая иерархия существовала и среди светских феодалов. На самом верху стоял король. Он считался верховным собственником всей земли в государстве. Свою власть король получил от самого Бога через обряд помазания и коронации. Верных своих соратников король мог наградить обширными владениями. Но это не подарок. Получивший от короля феод становился его вассалом. Главная обязанность любого вассала — верой и правдой, делом и советом служить своему сюзерену, или сеньору («старшему»). Получая от сеньора феод, вассал приносил ему клятву верности. В некоторых странах вассал обязан был стать перед сеньором на колени, вложить руки ему в ладони, выразив этим свою преданность, и затем получить от него какой-нибудь предмет, например знамя, жезл или перчатку, в знак приобретения феода. «Вассал моего вассала — мой вассал»?В некоторых странах, например Германии, считалось, что все, кто стоит на ступенях этой «феодальной лестницы», обязаны повиноваться королю. В других странах, прежде всего во Франции, действовало правило: вассал моего вассала — не мой вассал. Это означало, что какой-нибудь граф не будет выполнять волю своего верховного сеньора — короля, если она противоречит желанию непосредственного сеньора графа — маркиза или же герцога. Так что в этом случае король мог иметь дело напрямую только с герцогами. Но если граф когда-то получил землю и от короля, то ему приходилось выбирать, кого из двух (или нескольких) своих сюзеренов ему поддерживать. Божий мирОграничить размах междоусобий стремилась церковь. С конца X в. она настойчиво призывала к «Божиему миру» или к «Божиему перемирию» и объявляла тяжким грехом нападение, совершенное, например, в крупные христианские праздники или же накануне их. Временем «Божиего мира» считались порой сочельник и пост. Иногда в течение каждой недели дни с вечера субботы (а подчас с вечера среды) и до утра понедельника провозглашались «мирными». Нарушителям «Божиего мира» грозило церковное наказание. Церковь объявляла греховным и в другие дни нападение на безоружных паломников, священников, крестьян, женщин. Беглеца, укрывшегося от преследователей в храме, нельзя было ни убивать, ни подвергать насилию. Нарушивший это право убежища оскорблял и Бога, и церковь. Путник мог спастись и у ближайшего придорожного креста. Такие кресты до сих пор можно увидеть во многих католических странах. Вопросы1. Можно ли поставить знак равенства между понятиями «феодализм» и «средние века»? Из «Песни о Роланде» (XII в) о рыцарском иоединке между Карлом Великим и арабским эмиромДень миновал, вечерний час подходит, Но меч враги не вкладывают в ножны Отважны те, кто рати свел для боя Их ратный клич звучит, как прежде, грозно «Пресьоз!» — кричит эмир арабский гордо. Карл «Монжуа!» в ответ бросает громко По голосу один узнал другого. Сошлись они на середине поля Тот и другой пускают в дело копья, Врагу удар наносят в щит узорный, Его пронзают под навершьем толстым, Распарывают на кольчугах полы, Но невредимы остаются оба Полопались у них подпруги седел. С коней бойцы свалились наземь боком, Но на ноги вскочили тотчас ловко, Свои мечи булатные исторгли, Чтоб снова продолжать единоборство. Одна лишь смерть конец ему положит. Аой! Отважен милой Франции властитель, Но даже он не устрашит эмира Враги мечи стальные обнажили, Бьют по щитам друг друга что есть силы. Навершья, кожа, обруча двойные — Все порвалось, расселось, расскочилось, Теперь бойцы одной броней прикрыты. Клинки из шлемов высекают искры. Не прекратится этот поединок, Пока эмир иль Карл не повинится. Аой! Эмир воскликнул: «Карл, совету внемли: В вине покайся и проси прощенья. Мой сын тобой убит — то мне известно. Ты беззаконно вторгся в эту землю, Но коль меня признаешь сюзереном, Ее получишь в ленное владенье» (Ленное владение, или лен,— то же, что феод.)— «Мне это не пристало, — Карл ответил.— С неверным я не примирюсь вовеки. Но другом буду я тебе до смерти, Коль ты согласен воспринять крещенье И перейти в святую нашу веру». Эмир ответил: «Речь твоя нелепа», И вновь мечи о брони зазвенели. Аой! Эмир великой силой наделен. Бьет Карла он по голове мечом. Шлем разрубил на короле клинок, Проходит через волосы его. Наносит рану шириной в ладонь, Срывает кожу, оголяет кость. Шатнулся Карл, чуть не свалился с ног, Но не дал одолеть его Господь. К нему послал он Гавриила вновь, И ангел молвил: «Что с тобой, король?» Король услышал, что промолвил ангел. Забыл о смерти он, забыл о страхе. К нему вернулись разом мощь и память. Мечом французским он врага ударил, Пробил шишак, украшенный богато, Лоб раздробил, разбрызгал мозг араба, До бороды рассек эмира сталью. Упал язычник, и его не стало. Клич: «Монжуа!» бросает император.Из «Песен о Гильоме Оранжеком» (XII в.) о ссоре между вассалом и сеньоромОтважен граф Гильом, могуч и росл. Коня сдержал он лишь перед дворцом, Там под оливой спешился густой, По лестнице из мрамора идет, Ступает так, что поножи долой Слетают с добрых кордовских сапог. В смятение и страх поверг он двор. Король поднялся, указав на трон: «Гильом, извольте сесть рядом со мной». «Нет, государь,— сказал лихой барон.— Мне лишь сказать вам надо кое-что*. Король ему в ответ: «Я внять готов». «Готов иль нет,— вскричал барон лихой,— А выслушаешь, друг Людовик, все. Тебе в угоду не был я льстецом, Наследства не лишал сирот и вдов, Зато не раз служил тебе мечом, Верх для тебя взял в битве не одной, Сразил немало юных храбрецов, И этот грех на мне теперь по гроб: Кто б ни были они, их создал Бог. С меня он взыщет за своих сынов». «Сеньор Гильом,— рек доблестный король,— Прошу вас потерпеть чуть-чуть еще. Весна пройдет, ударит летний зной, А уж тогда один мой пэр ( Пэр («равный») — в Англии и средневековой Франции почетное название представителя высшей знати.) умрет, И я вам передам удел его, Равно как и вдову, коль вы не прочь». С ума Гильома гнев едва не свел. Воскликнул граф: «Клянусь Святым Крестом, Не в силах рыцарь ждать столь долгий срок, Коль он еще не стар, но нищ казной, Нуждается в еде мой добрый конь, А я не знаю, где добуду корм. Нет, слишком круты и подъем и склон Пред тем, кто чьей-то смерти втайне ждет И на чужое зарится добро»... «Король Людовик,— гордо бросил граф,— Все пэры подтвердят мои слова. В тот год, когда покинул я твой край, Письмом Гефье Сполетский обещал, Что он полгосударства мне отдаст, Коль зятем я ему согласен стать. А ведь легко бы, поступи я так, Мне двинуть и на Францию войска». Такое тут король сказал со зла, Чего б Гильому лучше не слыхать. Но этим лишь усугубил разлад: Пошла у них еще сильнее пря... «Клянусь, сеньор Гильом,— король промолвил,— Апостолом, блюдущим луг Нерона,( Имеется в виду апостол Петр. Нерон когда-то разбил парк в той части Рима, где позже была папская резиденция.) Есть шесть десятков пэров, ваших ровней, Которым тоже не дал ничего я». Гильом ответил: «Государь, вы лжете, Мне ровни нет среди людей крещеных. Вы не идете в счет: на вас корона. Себя не ставлю я над венценосцем. Пусть те, о ком вы речь вели со мною, Подъедут ко дворцу поодиночке На скакунах лихих, в доспехах добрых, И коль их всех я в схватке не прикончу, А заодно и вас, коль вам угодно, На лен я притязать не стану боле». Поник король достойный головою, Потом опять глаза на графа поднял. «Сеньор Гильом,— воскликнул государь,— Я вижу, зло таите вы на нас!» «Такой уж я породы, — молвил граф. — Кто служит людям злым, с тем вечно так: Чем больше сил на них он тратит зря, Тем меньше и желает им добра».Вопросы1. Найдите в сказочном описании поединка Карла Великого и эмира признаки того, что поэма сочинена в эпоху Крестовых походов. § 35. Девиз — куртуазность!Кодекс рыцарской честиЕвропейские рыцари XII—XIV вв. выработали своеобразные нормы поведения, «правила чести», которым должен был следовать любой настоящий рыцарь. Этим правилам подчинялись не только на низших ступенях феодальной лестницы. Графы, герцоги, короли тоже считали себя рыцарями, а значит готовы были соблюдать кодекс рыцарской чести. Создав особые правила поведения, сеньоры как бы стремились отгородиться от простолюдинов, подчеркнуть свое отличие от «мужланов». Культ прекрасной дамыРыцарю |
|
|
|