<<<     ΛΛΛ     >>>   

На этом огромном переплетении мифов и далеких от реальности теоретических схем создан новый образ Центральной Азии, как группы государств с разной скоростью погружающихся в тоталитаризм. Отличительными чертами нового мифа об этих странах и народах являются утверждения о неприспособленности к рыночным отношениям, глубоких корни религиозного фундаментализма, застойности экономической жизни, чрезмерной приверженности патриархальным отношениям и постоянной борьбе между различными клановыми группировками.

Такой подход вызывает возражение, в первую очередь среди специалистов, которые имеют давний опыт изучения народов и государств центральноазиатского региона. Естественно, что многие проблемы существуют. Также как и все новые государства центральноазиатские страны подвержены коррупции, существует борьба элит за передел собственности, слабо влияние общества на принятие государственных решений, малочисленен средний класс, не находят своего выражения в парламенте и партийной системе интересы социальных групп. Это - болезни общие. И страны имеют разный опыт их лечения.

Но когда эти проблемы объявляются присущими только странам данного региона можно говорить об отходе от науки и переходе к политике. И здесь сказывается высокомерие в оценках помноженное на нежеление углубиться в серьезную аналитическую деятельность. Приложение простых и апробированных схем к региону и получение заведомо определенных выводов к сожалению, стало нормой многих публикаций.

Противников схематичного подхода достаточно много. Они указывают на существующие различия внутри региона, которые определяют сегодняшние реалии. Например, Г.Ю. Ситнянский, научный сотрудник отдела Средней Азии и Казахстана Института этнологии и антропологии РАН критикует позицию М.Б. Олкотт: "В 2001 году Московский центр Карнеги выпустил брошюру Марты Брилл Олкотт "Двенадцать мифов о Центральной Азии". Брошюра посвящена десятилетию независимости государств региона и является вторым изданием работы 1996 года (тогда государства Центральной Азии отмечали свое пятилетие). Брошюра анализирует двенадцать наиболее распространенных, по мнению автора, заблуждений относительно ближайшего будущего народов региона. По большей части, с авторской критикой нельзя не согласиться: мифы действительно являются мифами, реальное положение дел иное. Однако при внимательном прочтении работы нельзя не заметить, что Марта Брилл Олкотт в значительной мере сама оказалась в плену еще одного, тринадцатого мифа - о том, что вся Центральная Азия представляет собой некое единое цивилизационное, этнокультурное, геополитическое целое, и именно так этот регион следует рассматривать и под этим углом надо анализировать положение дел в настоящем и будущем. Между тем, центральноазиатский регион четко делится на две части. В советское время такими двумя частями считались Казахстан и Средняя Азия, рассматривавшиеся порознь (и до сих пор российские этнографы вместо "Центральная Азия" предпочитают говорить "Средняя Азия и Казахстан"). Однако и эта точка зрения ошибочна, по крайней мере, по двум причинам. С одной стороны, довольно обширная - размером с любое из среднеазиатских государств - часть Юго-Западного Казахстана (я имею в виду Кзыл-Ординскую и Чимкентскую области) исторически тяготеет скорее к Узбекистану. С другой стороны, по крайней мере, Северная Киргизия по своим географическим, геополитическим, этнокультурным и прочим параметрам тяготеет, скорее, к Казахстану, чем к Средней Азии. Поэтому при делении центральноазиатского региона необходимо выделить две части: Евразийскую степную казахско-киргизскую и среднеазиатскую оседло-мусульманскую. Границу между ними очень условно можно провести по линии: южная граница Казахстана между Каспием и Аралом - Аральское море - немного восточнее Сырдарьи - горы Каратау - гора Манас - границы между Чуйской, Таласской и Нарынской, с одной стороны, и Ошской и Джалал-Абадской, с другой стороны, областями Киргизстана" [13].

В публикациях С. Панарина также утверждается, что в регионе господствует тенденция к утверждению авторитарной модели политического развития в форме светского унитарного государства. Правда автор уже признает, что о господстве этой тенденции пока можно говорить только применительно к Узбекистану и Туркменистану, в то время как в Кыргызстане и Казахстане сохраняется убывающий потенциал демократического политического развития [14].

Смешение в одну цивилизацию кочевников и оседлых народов присуще для некоторых историков Центральной Азии. Данный регион в истории, во всяком случае, российской и советской всегда объединялся в единое понятие. Но, с другой стороны, это объединение всегда имело подспудную оговорку. Например, совсем недавно мы жили в регионе, который не случайно назывался - Средняя Азия и Казахстан. И эта особенность Казахстана проявлялась в другой идеологической установке, - кочевники стояли на низшей ступени развития. Тем более что их устройство не укладывалось в марксистскую систему формаций. А. Тойнби в своем перечне отнес кочевническую цивилизацию к задержавшимся в развитии. Но он делает важную поправку, объясняя критикам, "что если бы использовал выражение "примеры задержки" вместо "задержавшиеся в развитии цивилизации", я бы избежал этой критики и мне не пришлось бы оправдывать позицию, которой я пытался придерживаться в этой главе. На деле только одна из моих так называемых "Задержавшихся в развитии цивилизаций", кочевническая, действительно квалифицирована так, чтобы носить метку "цивилизация"; и кочевническая цивилизация находится в классе сателлитов" [15].

Внимательное изучение региона приводит к пониманию того, что в нем существуют цивилизационные границы. И поиск особенного, частного, сугубо индивидуальных черт не является чем-то особым, эта тенденция общемировая. Детальное и глубокое изучение истории, свободное от идеологического диктата, обнаруживает тенденцию изучения цивилизаций, культур и субкультур, которое ведет к поиску не столько общего, сколько различий между ними. Более того, тенденция поиска идентичности ведет к переосмыслению прежних оценок, к выделению локальных цивилизаций.

"Явственно обнаружилась планетарная взаимосвязь самых разных аспектов и проявлений культуры. Вместе с тем локальные цивилизации самоидентифицируются и противостояние между ними по видимости усиливается. Новое заключается в том, что столкновение этих двух тенденций сейчас опасно обострилось. Однако указанные противоречивые тенденции своими корнями уходят в далекое прошлое народов" [16].

И эта тенденция поиска этнической, цивилизационной идентичности после почти векового пребывания в тоталитарной системе, отрицающей любую идентичность, вполне естественна.

В регионе существует две цивилизации - кочевая и оседло-земледельческая. Естественно, что они не могут не быть во взаимодействии друг с другом. Взаимоотношения кочевых и оседлых народов таковы, что "кочевники в принципе не могут жить совсем изолированно от оседлых народов, - будь то высокоразвитые цивилизации или же культуры, не достигшие этой стадии развития. Контакты с земледельческими культурами могут ослабляться или усиливаться, а временами и ненадолго прерываться. Это зависит от процессов, протекающих внутри кочевого общества, и в целом соответствует пульсирующему ритму его развития [17].

Такой симбиоз не отрицает главного - глубинных различий в основах двух цивилизаций, которые оказывают серьезное влияние и на современные процессы.

Историческое и культурное наследие, традиции политической жизни определяют и разный подход к современным проблемам. И на этой основе в регионе формируется новый клубок противоречий. В частности, кыргызский исследователь Н. Омуралиев выделяет, наряду с конфессиональными, межэтническими, территориальными и внутринациональными и цивилизационные конфликты. К этим конфликтам он относит не только известное этнокультурное и этнопсихологическое различие в образе жизни азиатских и европейских народов, но и цивилизационные противоречия по различиям в образе жизни оседлой, земледельческой и кочевой, скотоводческой цивилизаций, в рамках, например, родственных тюркоязычных народов [18].

Мы не можем не считаться с мощным воздействием интеграционных процессов, расширением глобализации, которые касаются и стран региона. Но нельзя не видеть и того, что существующие в настоящее время тенденции развития центральноазиатских государств наглядно показывают за декларируемой интеграцией все более и более явственный процесс расхождения.

Объективность такова, что государства Центральной Азии отошли от тех оснований, которые способствовали интеграции региона в советское время - плановая экономика, государственная собственность на средства производства, единый тип политической надстройки и т.д.

Различный уровень политической либерализации общества, экономической свободы населения и развития рыночных отношений, вмешательства государства в экономику, различная степень идеологического плюрализма и прав человека уже достаточно явственны.

Модели развития, которые формируются в каждой из республик Центральной Азии, не позволяют сформировать базу интеграции региона на современных принципах. Центральная Азия еще достаточно далека от тех универсальных критериев, которые определил Совет Европы на о. Корфу в 1994 году, позволяющих подать просьбу о полноправном членстве в европейском союзе. При этом особо были выделены:

- стабильные институты по охране законности, уважения прав человека и национальных меньшинств;

- функционирующую рыночную экономику;

- конкурентоспособность при встрече с рыночными силами в Союзе;

- способность взятия на себя членских обязательств, включая цели политического, экономического и монетарного союзов [19].

История региона показывает, что уровень развития государств региона никогда не был сходным. В своей работе Ш. Ислам (Институт мировой экономики США) отмечает: "На основании данных 1991 года, Казахстан, у которого показатели немногим ниже, чем в Малайзии, несмотря на продолжающийся спад производства, все еще может считаться богаче Ирана и Турции. Напротив, Таджикистан - самый бедный в регионе. Расстояние между Казахстаном и Таджикистаном, как между Чили и Иорданией. Политически наиболее влиятельный Узбекистан - страна с самым большим населением и богатым культурным наследием - на предпоследнем месте в регионе по уровню доходов. Экономическая структура отличается таким же своеобразием: Казахстан и Киргизия с 35% промышленности в ВВП находятся на уровне Турции (34%) и выше Ирана (21%); самая отсталая - Туркмения (промышленность дает 15 % чистого материального продукта), но она же вторая по богатству в регионе. Таким образом, экономические различия, а не единообразие характеризуют государства Центральной Азии" [20].

Разной была и степень урбанизации в регионе. Конечно, доля городского населения здесь заметно уступала славянским республикам, а в Таджикистане и Туркменистане в 80-е годы прошлого века даже снижалась. Тем не менее, в 1990 году доля городского населения в Узбекистане составляла 41 процент, в Кыргызстане - 38 процентов, в Таджикистане - 32 процента, в Туркменистане - 45 процентов, в Казахстане - 57 процентов [21].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Казахстан в эпоху феодализма
Укреплению империи способствовало рекрутирование в состав элиты представителей покоренных народов
История арабов
Время как сельской молодежи насчитывается 1 685 100 человек
Брошюра посвящена десятилетию независимости государств региона