<<<     ΛΛΛ     >>>   

Свиньин описывает могилу Суворова в Благовещенском соборе так: «Брон зовая доска, прикрепленная к северной стене, украшенная военными знака ми, составляет весь монумент Суворова. Надпись (им самим сделанная): "Здесь лежит Суворов" — весьма достаточна. Достойно сожаления, что прибавлено после: "Генералиссимус князь Италийский, граф Александр Васильевич Суво- ров-Рымникский родился 1729 ноября 13, скончался 1800 майя 6 дня"» (Свиньин. С. 66—67; в примечании к этим словам — излагаемый Ансело дальше анекдот о катафалке с гробом полководца). О происхождении «простой» надписи на могиле Суворова бытовала легенда, приписывавшая ее авторство Державину: «Существует такой рассказ. Перед смертию Суворов пожелал видеть маститого поэта. В разговоре с Державиным он, смеясь, спросил его:
— Ну, какую же ты мне напишешь эпитафию?
— По-моему, — отвечал поэт, — слов много не нужно: тут лежит Суворов!
— Помилуй Бог, как хорошо, — в восторге сказал Суворов» (Пыляев М.И. Старый Петербург. СПб., 1889. С. 34).

По смерти Ломоносова (1765) его семья осталась без средств, и памятник на его могиле был сооружен по инициативе и на средства графа Михаила Илларионовича Воронцова (1714—1767) в 1766—1767 гг. по эскизу Я.Я. Штелина в Италии, из белого каррарского мрамора, под наблюдением архитектора Ф. Медико (Штелину же принадлежит текст надписи, высеченной на двух сторонах надгробия по-латыни и по-русски).

Имеется в виду Серафим (Глаголевский; 1763—1843), митрополит Санкт- Петербургский и Новгородский в 1821—1843 гг.

14 июня 1826 г. в Петербурге состоялись похороны императрицы Елизаветы Алексеевны (1779—1826), скончавшейся 4 мая. Описание траурной процессии и церемонии похорон см. в письме XIV.

Известный увеселительный сад графа Александра Сергеевича Строганова (1738—1811) находился на Выборгской стороне в Новой деревне, между Большой Невкой и Черной речкой. «В Строгановском саду в праздничные дни происходили танцы на открытом воздухе; раскинуты были палатки, где угощали также даром вином и яствами» (Пыляев М.И. Старый Петербург. С. 433).

Луиза Фридерика Доротея (урожд. принцесса Прусская), княгиня Радзивилл — тетка императрицы Александры Федоровны.

«Не я первый заметил, — писал Ш. Массон, — что русские женщины в общем жесточе мужчин: они ведь гораздо невежественней и суеверней последних. Они почти не путешествуют, мало учатся и совсем не работают. Русские дамы проводят время лежа на диване, окруженные рабами, которые должны не только исполнять, но и угадывать каждое их желание» (Массон Ш. Секретные записки о России... М., 1996. С. 144). По большей же части, однако, записки французов, посетивших Россию в XVIII в., содержат исключительно благо приятные отзывы о манерах и образованности русских женщин. Изящество в одежде и манере общения подчеркивали в своих записках Фортиа де Пиль и де Корберон, а Л.-Э. Виже-Лебрен находила, что дамы в российских столицах в целом «развитее, способнее и тоньше», чем мужчины (см.: Артемова. С. 150).

Письмо XXI
Петербург, июнь 1826 года
Я упрекал себя в том, что до сих пор не посетил Кронштадт, одно из важнейших творений гения Петра I. Теперь наконец я вырвался из однообразного великолепия Петербурга и добрался на паровом судне до этого порта, всецело заслуживающего нашего внимания как своим положением, так и связанными с ним историческими воспоминаниями.
Закладывая новую столицу на краю своей империи, царь видел необходимость прикрыть ее от постоянной вражеской угрозы и защитить устье Невы. Во время одной из поездок по заливу в 1703 году он обнаружил на острове Ретусари отряд шведов; преследуемые солдатами Меншикова, они бежали, оставив походный котелок. Петр, не упускавший ни одной подробности, что могла бы напоминать его подданным о победах и увлекать их к новым подвигам, назвал остров Котлин (остров котелка) и увидел в нем пристанище для будущего флота и порт для торговых кораблей, которые желал привлечь к этим девственным берегам. Он сам определил места для строительства и всего за пятнадцать лет его творческая энергия превратила юго-восточный берег острова в неприступный форт и одновременно в гавань, открытую негоциантам всех стран. Тогда, в 1718 году, место это получило название Кронштадт («венец города»).
Не буду давать тебе здесь, дорогой Ксавье, подробного описания города, выросшего на этом берегу. Он имеет всего два лье в окружности, а все примечательные здания относятся к флоту. Мы осмотрим их бегло и остановимся в порту.
Сначала перед нами откроется канал Петра Великого, где можно строить и чинить несколько кораблей одновременно. План канала был начертан самим Петром, им же было начато строительство. В начале и в конце канала высятся две пирамиды с двуглавыми орлами наверху, держащими в когтях вместо скипетра и державы корабли. При помощи шлюза, оконченного уже при Елизавете, канал заполняется водой и опорожняется. Посетив Кронштадт в 1805 году, покойный император Александр прошел пешком по дну канала, а через несколько часов по нему проплыли три боевых корабля в полном снаряжении и вышли в гавань с развевающимися флагами. В Инженерном корпусе хранится модель башни необыкновенной высоты. Петр I хотел поставить ее в устье канала, чтобы под ней проходили большие линейные суда, как некогда галеры под Родосским колоссом. Она должна была служить одновременно маяком и обсерваторией, но проект этот остался неосуществленным.
Рядом с Адмиралтейством — другой канал, начатый в царствование Екатерины, в 1782 году. Он ведет к Купеческой гавани и служит для доставки грузов от береговых складов к кораблям. Парапеты одеты в гранит, а прекрасная литая решетка украшает канал по всей длине.
В красивом английском саду, месте гулянья жителей Кронштадта, примечателен — не стройностью, не размерами, но памятью о великом государе — простой дом, где живали Петр I и его главные фавориты Меншиков и Ягужинский . Канатная фабрика, пекарня и в особенности госпитали и лазарет, где великодушие императора даровало больным бесплатное лечение, заслуживают особого упоминания, но сначала остановимся, мой друг, на Штурманском училище, учрежденном прозорливостью Петра и первоначально находившемся в Москве . Училище это, выпускающее лучших мореходов России, было реорганизовано в 1804 году. Двести пятьдесят юношей готовятся здесь к военной карьере на счет правительства и двадцать, коих ожидает торговый флот, содержатся Министерством внутренних дел. Училище занимает дворец, который построил Меншиков, чтобы угодить своему господину: тот желал, чтобы обустройство этих пустынных берегов начали вельможи его двора. На башне дворца была устроена обсерватория для занятий астрономией. В 1807 году при Штурманском училище была учреждена школа юнг. Пятьсот мальчиков с раннего детства обучаются в ней по ланкастерской методе читать, писать и считать. Находясь на берегу моря, в окружении кораблей, будущие моряки с детства привыкают к ожидающим их опасностям: здесь знают, что моряков не вырастишь на суше.
На кораблях в гавани запрещено разводить огонь, и эта мудрая предосторожность достойна всяческих похвал, ибо, несмотря ни на какие меры, пожары до сих пор причиняют огромные бедствия. Несколько дней назад целиком сгорели склады с досками. Трудно сказать, где остановилось бы пламя, если бы английский капитан, теперь щедро вознагражденный императором за свою самоотверженность, не спас корабли, отбуксировав их от берега двумя пароходами.
Для моряков построена большая каменная кухня, именуемая голландской, где готовят для всех экипажей. Кок с первого корабля, вошедшего в Кронштадт при открытии навигации, к какой бы нации он ни принадлежал, получает прозвище адмирала. Так должны называть его коки всех остальных судов, причем каждый из них обязан принести в кухню бутылку рома и выпить в честь адмирала. Обычай этот соблюдается свято.
Военный флот страны пребывает сегодня в весьма жалком состоянии; события великой континентальной войны отвлекли все внимание правительства от этой важнейшей составляющей вооруженных сил империи. Хочется пожелать, чтобы Россия снова обратила свои взоры в эту сторону и моря не забыли цветов ее флага.
Сейчас, когда я пишу тебе, кронштадтский порт заполнен судами со всех концов света и являет собой любопытнейшую для путешественника картину. Радостное оживление моряков, добравшихся до пристани после превратностей долгого плавания, их пение, кипучая деятельность, подогреваемая ожиданием вознаграждения, смесь языков, разнообразие костюмов и флагов — все радует зрение и слух. Но особой отрадой для меня было услышать язык нашей родины и песни наших моряков! Ведь они не только такие же французы, как и я, они родились в том же краю! Эти суда, построенные в Руане или в Гавре, недавно отплыли от берегов, где прошло мое детство. Я жадно вслушивался в их наречие, радуясь чисто нормандским ошибкам в их языке. Время и пространство, казалось, перестали существовать. Глядя на эти корабли, которые скоро снова поднимут свои паруса и помчатся к моему родному городу, я восклицал вместе с Горацием:
Sic te diva potens Cypri,
Sic fratres Helenoe, lucida sidera,
Ventorumque regat pater!
Кронштадтский рейд, протянувшийся от вест-зюйд-веста к ост-норд-осту , — единственный в Европе, кроме рейда в Салониках, расположенный в пресных водах. Фарватер идет, расширяясь, от Кронштадта к Ораниенбауму и отмечен белыми бакенами с севера и красными с юга. Во время недолгих летних ночей зажигаются маяки. Тот, что возвышается на песчаной отмели, образующей остров у западной оконечности Котлина, — еще один памятник, увековечивший по воле Петра I мужество одного полковника, который, высадившись по приказу царя на этом клочке земли с горсткой солдат, отразил атаку целой армии шведов. Маяк, увенчанный именем этого храбреца, именуется Толбухиным маяком .
Расстояние от Петербурга до Кронштадта составляет семь или восемь лье. В то время как легкий пироскаф рассекает волны, пассажир, беззаботно сидя на верхней палубе, окидывает взглядом великолепную картину. Он видит, как воздымаются, словно прямо из вод морских, монастырь св. Сергия, Стрельна, Петергоф, Ораниенбаум, а с другой стороны замечает на горизонте дикие берега Финляндии.
Освещаемая ярким солнцем, эта панорама предстала передо мной во всем блеске, и я отнюдь не сожалею, что обстоятельства не позволили мне увидеть ее зимой, когда, укрытая снегом, она приобретает свой естественный вид. Лето в России, короткое и жаркое, кажется необычным временем года. Я очень хотел бы проделать путь от Петербурга до Кронштадта по льду, чтобы иметь возможность написать картину этого любопытного путешествия, опираясь не на рассказы, а на собственные впечатления.
В начале зимы, то есть тогда, когда это море, колышущееся теперь при каждом дуновении ветра, покрывается льдом, по нему прокладывают дорогу от Петербурга до Кронштадта и обозначают двумя рядами высоких вех. Вдоль дороги расставляют отапливаемые будки, возле которых в случае плохой видимости часовые раскладывают сигнальные огни и звонят в колокола, чей звук направляет и ободряет путешественников. На середине пути устраивают трактир. Множество людей обоего пола и всех возрастов, одетых в длинные шубы, беспечно скользят по хрупкой поверхности, отделяющей их от пропасти, и являют собой удивительное для жителя южной страны зрелище, наполняя его душу страхом, неведомым северянам. Но самую оживленную картину являет собой кронштадтский рейд, когда начинаются гонки на буерах. Буера — это лодки, поставленные, словно на коньки, на два железных полоза; третий полоз укрепляется под рулем. Для катающихся устроены сиденья по бортам этих лодок, которые могут иметь одну, две, а то и три мачты. Движимые ветром, особенно сильным зимой, и ведомые опытным кормчим, эти ладьи, различающиеся формой снастей и цветами флагов, развивают огромную скорость. Бледное солнце озаряет их холодным светом; паруса раскрываются, налетает аквилон, ладьи приходят в движение, и матросы, ловко маневрируя и обгоняя друг друга, проделывают десять лье меньше чем за час.
Петр I очень любил это катание по льду и приспособил его для полезных целей: неустанно следуя своему намерению воспитать русских моряков и опасаясь, что за долгую зиму они растеряют секреты управления судами, он учил их маневрировать на ледяной пустыне.
Я закончу это письмо, мой дорогой Ксавье, историей из жизни этого великого монарха. Застигнутый недугом, который вскоре свел его в могилу (что бы ни говорили историки, усматривающие причину смерти каждого самодержавного государя в преступных кознях), Петр I направлялся на обыкновенной своей шлюпке из Петербурга в Сестербек. К вечеру поднялся шторм, и император заметил лодку, плывшую из Кронштадта и выброшенную на мель возле деревни Лахта. Он отправляет всех матросов на помощь погибающим, а сам остается с юнгой, когда вдруг замечает в волнах женщину и ребенка. Повинуясь голосу сердца, Петр забывает о болезни, бросается в ледяную воду и спасает от неминуемой смерти мать и младенца. Разве подобный шаг не искупает многих ошибок, а подобная самоотверженность не стоит многих побед?
Письмо XXII
Петербург, июнь 1826 года
Я обещал, мой друг, провести тебя по главным зданиям этого обширного города. Сегодня мы совершим поход в крепость, интерес к которой привлекают сейчас новые обстоятельства: в ней содержатся, в ожидании приговора, заговорщики 26 декабря.
Когда Петр I, к имени которого непрестанно возвращается мое перо, ибо воспоминанием о нем дышат все эти памятники, им заложенные или задуманные, — итак, когда Петр I овладел шведской крепостью Нотебург (сейчас она называется Шлиссельбург) и фортом Ниеншанц и получил выход к портам Балтики, в том месте, где Нева разветвляется на два рукава, он выбрал маленький остров (четыреста туазов в длину и двести в ширину) и заложил на нем крепость, которая должна была защищать его завоевание. К более чем сорока тысячам рабочих, занятых на строительстве, Петр добавил еще захваченных им шведских пленников. Чтобы ускорить работы, он сам принимал в них участие вместе с первыми особами своего двора. Он взял на себя руководство бастионом, выходящим к Неве, левый бастион поручил Меншикову, средний — кравчему Нарышкину, выходящий к порту — канцлеру Зотову, а тот, что против Васильевского острова, — Трубецкому. Бастионы получили имена этих вельмож , и невозможно, мой дорогой Ксавье, отделаться от тягостного чувства при мысли, что в том самом месте, которое благодарный Петр I посвятил верности и преданности одного из Трубецких, теперь томится в застенке другой, уличенный в заговоре против наследника Петра и посягательстве на устои его империи.
Работы, о которых я здесь рассказал, были начаты в 1703 году, а три года спустя, 30 мая 1706 года, монарх заложил на фланге бастиона Меншикова первый камень крепости, которая приняла форму вытянутого и неправильного шестиугольника. Строительство продолжалось непрерывно до 1740 года, а в 1784 году Екатерина II, приказав выложить все обращенные к Неве стены крепости полированным гранитом, придала ей тот величественный вид, какой она имеет в наши дни.
На обширную территорию крепости можно пройти через трое ворот: Невские, Петровские и Никольские. К первым можно подъехать только с воды, ко вторым — по подъемному мосту через узкий рукав Невы, отделяющий остров от Петербургской стороны, третьи предназначены лишь для пешеходов.
Первое здание, поражающее взор и привлекающее к себе внимание внутри крепости, — Петропавловский собор. Здесь покоятся останки российских государей начиная с Петра I. Могилы царей, предшествовавших этому монарху, находятся в Московском Кремле, и мы еще вспомним о них, когда вместе будем обходить, мой дорогой Ксавье, эту древнюю, подлинную столицу Российской империи. Церковь св. Петра и Павла, длиной в двести десять и шириной в девяносто три фута, увенчана куполом и четырехгранной колокольней, оканчивающейся острым шпилем наподобие пирамиды, высотой в триста восемьдесят пять футов, включая фонарь, шпиль и крест. Эта колокольня, покрытая позолоченной медью, возвышается надо всем городом, и издалека кажется, что она возносится в небо прямо из Невы, чьи волны омывают валы форта. Внутри храм, главный свод которого поддерживают двенадцать колонн, украшен пилястрами, фризами и арабесками. Здесь также много картин на холсте; алтарь покрыт высокой резьбой, а царские врата, открывающиеся только тогда, когда служит архиепископ, замечательны своими размерами и необыкновенно богатым убранством. Написав эти слова, я вспомнил, мой друг, что уже описывал тебе царские врата других церквей, не дав необходимого, вероятно, объяснения. Должен напомнить тебе, что служители греческой церкви не принимают святых даров при прихожанах; алтарь и священник отделены от верующих дверками, открывающимися лишь в отдельные моменты службы и почти сразу закрывающимися; они и называются царскими вратами.
Первое, что предстает взору, как только входишь в собор, — могилы российских царей. Это гранитные плиты без всяких украшений, с простыми бронзовыми табличками, указывающими имя государя, даты рождения и смерти и годы царствования. Трофеи, покрывающие стены храма, говорят громче любых эпитафий и напоминают о подвигах, знаменовавших царствование этих монархов. Богатые щиты, палицы, алебарды, персидские, молдавские и турецкие флаги овевают царственные могилы тенью славы.
В крепости расположен также Монетный двор. Золотые и серебряные монеты чеканятся с помощью двух паровых машин, приводящих в движение все остальные; после усовершенствований, сделанных в 1806 году, в случае надобности здесь можно чеканить до 300 000 рублей в день.
В момент, когда Нева, ломая свои ледяные оковы, начинает биться о стены крепости, пушка объявляет этому великолепному городу, что он больше не отделен от торговой Европы. Комендант крепости в сопровождении капитана порта привозит эту новость императору по реке. Оба берега покрываются тогда толпами зрителей; нетерпеливые шлюпки начинают сновать по освободившимся волнам, между берегами устанавливается сообщение, иногда прерываемое на две недели прохождением льда с Ладожского озера. Лодки плывут во все стороны, и каждый житель города, радуясь пробуждению природы, приветствует солнце как друга, которого уже не чаял увидеть и который скоро исчезнет вновь.
В день Троицы народ стекается в крепость на праздник освящения вод . Я присутствовал при этой церемонии, объединяющей жителей Петербурга всех сословий, и мог любоваться великолепным видом, какой являют в этот момент стены цитадели. На этих темных стенах, привычных лишь к перекличке часовых, в этот день, единственный в году, появляется толпа, наслаждающаяся необычной прогулкой. Думаю, однако, что в этом году на стенах крепости пролились и слезы: среди людей, наблюдающих за вскрытием реки, были те, чьи печальные взгляды блуждали вокруг стен, скрывающих дорогих им преступников, их детей и друзей! Не одна сестра, не одна мать, не одна супруга напрягали слух, надеясь различить из-за толстых стен дорогой для них вздох.
В этом месте, мой друг, уместно будет изложить историю заговора, который ознаменовал восшествие на престол императора Николая I. Правда, резец истории я держу рукой неопытной и неумелой, и в идеях самих заговорщиков было так много путаницы, а в их планах — так мало единства, что мне трудно будет пробраться через все повороты этого лабиринта. Поэтому я ограничусь лишь несколькими соображениями, которые основаны на сведениях, сообщенных мне несколькими беспристрастными свидетелями этого рокового события.
Говорят, что эти могущественные аристократы взялись за оружие во имя свободы. Но не для себя ли одних алкали они свободы? Они пытались вырваться из-под ига верховной власти — какое же отношение к этому заговору аристократов имел народ? Разве над ним тяготеет царский скипетр? Нет, ибо государственные крестьяне свободны! Можно ли верить, что эти гордые потомки бояр, разорвав посредством убийства путы, приковывающие их к трону Петра I, нашли бы себе подобных в рабах, жизнь которых они получили в наследство от предков и которыми они торгуют, словно скотом? Народ не поверил им, и его безразличие к кровавой сцене, развернувшейся перед его глазами, показывает, как мало интереса вызвала она у него.
Возможно, что некоторые из этих заговорщиков-аристократов, воспитанные на благородных идеях, следуя своему экзальтированному воображению, мечтали о новых судьбах для народа, которому, как им казалось, они служили и который их не понимал. Как жестоко они должны были быть разочарованы, бросив взгляд вокруг себя! Русский человек, характер которого сформирован многими веками покорности, не представляет себе жизни без властелина. Его можно увлечь каким-нибудь именем, но он не восстанет во имя изменения образа правления. Его политические мнения — это лишь симпатии, потому и вооружить удалось лишь немногих, взывая к их верности. В пользу этих соображений говорит следующий анекдот, за подлинность которого я могу поручиться. 26 декабря полковник Муравьев, один из главных заговорщиков , побуждал солдат к восстанию и объявил им об установлении славянской республики. Когда он закончил свою речь, дышавшую самым ярым республиканизмом, из строя вышел старый сержант и сказал: «Господин полковник, мы будем кричать: "Да здравствует славянская республика!" — но вы не сказали, кто будет нашим государем». — «В республике нет государя», — отвечал Муравьев. При этих словах сержант повернулся к строю и закричал: «Не слушайте его, братцы! Он смеется над нами! Он говорит, что у нас не будет государя!»
Этот анекдот напомнил мне другой, времени войны за независимость в Соединенных Штатах. Во время перемирия три гренадера, француз, англичанин и американец, сошлись в одном кабачке. Двое первых пили вместе, третий сидел в своем углу один. Говорили о войне и о том, за что воюет каждый из них. «С нами все понятно, — сказал французский солдат англичанину. — Я воюю за своего короля, ты — за своего. Но хорош же этот дурень! За кого он-то воюет?» За последние тридцать лет представления европейского народа развились, он понял смысл слова «родина», но российский народ, не причастный к этому движению, остался на уровне этих гренадеров.
Этот заговор, а точнее — отчаянная выходка, заранее обреченная на провал, о которой так много и долго рассуждали в наших газетах , дал новому императору возможность проявить себя. Одно мгновение показало его будущее. При первом движении мятежа молодой государь встал во главе верных ему войск и воскликнул: «Вот время показать российскому народу, достоин ли я управлять им!» На Дворцовую площадь был выведен полк, который приветствовал появившегося императора криками «Ура, Константин!». Это был клич восставших солдат. Не выказав удивления, молодой монарх приблизился к солдатам и сказал им: «Если таково ваше расположение, место ваше не здесь. Ступайте к мятежникам, они ждут вас на Сенатской площади. Я скоро буду там. Ступайте!» Мятежные солдаты, пораженные непреклонным взором императора и спокойным мужеством, озарявшим его чело, покорились приказу и удалились .
В то же самое время императору доложили, что нет ответа от Измайловского полка, который он возглавлял до восшествия на престол. Он бросился к этому подразделению и напомнил об отречении своего брата, который передал ему скипетр, но был встречен мрачным молчанием. Тогда, обращаясь к солдатам, он произнес: «Посмотрим, каков ваш бунт! Я один перед вами: заряжайте же ружья!» Эти слова произвели эффект электрического разряда, возгласы восхищения раздались по рядам, и люди, уже готовые к восстанию, последовали за своим царем под тысячекратное «Ура, Николай!» . Спокойный и невозмутимый посреди этого волнения, ответствуя на ярость восставших словами милосердия, останавливая солдат, готовых начать стрельбу, он надеялся избежать кровопролития. Когда же эта надежда была потеряна, когда преданные ему люди пали на его глазах от предательских выстрелов, он вновь проявил заботу о растерявшейся толпе и приказал артиллерии и солдатам стрелять в воздух. Восставшие, собравшиеся на Сенатской площади, были прижаты к этому зданию; на его карнизах и колоннах до сих пор можно видеть следы пуль и картечи. И этого государя осуждали в газетах за слабость и нерешительность! Пусть выдвигавшие это обвинение явятся в Петербург, пусть расспросят свидетелей событий, то есть все население огромного города, и их мнение изменится. Монархи также нуждаются в справедливости .
Рассказывают, что в числе офицеров, замешанных в событиях этого дня, был один, имени которого я не назову, — это славное имя, записанное в анналы российской истории, налагает особую ответственность на того, кто его носит. Связи этого молодого человека, его высказывания и, возможно, некоторые действия должны были повлечь за собой суровые последствия. Его арестовали, и император пожелал допросить его лично: ему необходимо было найти верного подданного в лице молодого человека, чей предок был в свое время опорой империи. Вопросы государя,
предложенные с отеческой заботой, были составлены так, что осужденный неминуемо должен был быть оправдан. Казалось, его допрашивал не судья, но защитник, а при каждом его ответе монарх оборачивался к своим придворным со словами: «Я говорил вам, господа, *** не мог быть мятежником». Юноша, отправленный в свой полк, недолго ждал оправдательного письма и нового чина .
Я говорил выше, дорогой Ксавье, что в числе заговорщиков оказались несколько молодых людей, которых,влекло не самолюбие, но благородное побуждение: они устремились в пучину революции со всей силой воображения, свойственной юному возрасту, не подумав о том, что предполагаемое убийство заранее чернит дело, которому они хотели послужить. Они мало знали своих сообщников, неверно судили о народе, не думали о том, что, будучи побеждены, станут жертвами, а победив, все равно окажутся обманутыми в своих устремлениях. Среди них есть такие, которых литературный талант возвысил в глазах соотечественников. Братья Бестужевы и особенно молодой Рылеев опубликовали выдающиеся поэтические сочинения, но во всех них сквозит та же мысль, которой они были одержимы и которая привела их к мятежу. Я получил отрывок из неизданной поэмы Рылеева и посылаю тебе его перевод. Кажется, что в нем несчастный молодой человек, осененный таинственным предчувствием, изобразил свою собственную судьбу.
Исповедь Наливайко
(Отрывок из неизданной поэмы К. Рылеева)
Украинские казаки не могли дольше сносить притеснения поляков. Поляки нарушили договор, попрали законы края и презрели местную веру, введя унию. И вдруг является мститель: Наливайко убивает одного из ненавистных начальников и замышляет освобождение родины. Перед исполнением сего опасного дела он отправляет долг доброго сына церкви, очищает душу постом и поверяет свой план монаху-отшельнику.
«Отец мой! Не повторяйте, что я замыслил греховное дело. Ваши слова напрасны. Пусть даже это страшный, смертный грех... чтобы спасти Малороссию, край, где я родился, чтобы вернуть свободу моему народу, я готов принять на душу все преступления татар и жидов, отступничество униатов и тиранию сарматов. Не старайтесь более напугать меня, оставьте вашу проповедь. Для меня ад — рабство Украины, рай — свобода.
От самой колыбели в моей душе горит любовь к свободе. Мать и сестры пели мне о старых, счастливых временах. Тогда никто из нас не раболепствовал перед сарматом, объятый низким страхом; тогда никто здесь не влачил жалких дней под тяжким и гнусным игом. Казак заключал вольный союз с поляком, как равный, как свободный. Увы! Теперь все погибло, все исчезло, как сон! Уже давно казак стал рабом своего былого союзника. Жид, униат, литовец, поляк терзают нас, как стая кровожадных воронов. Уже давно закон в Варшаве спит. Напрасно стенает в оковах народ: жалобы его тщетны... Отец мой! Безумная ненависть к полякам владеет моей душой. Мой взор блуждает, угрюм и дик. Душа тоскует под тяжким игом. День и ночь одна мысль преследует меня, как тень. Она волнует меня и в тишине родных полей, и в шумном таборе, и в пылу битвы, и на молитве у святого алтаря: "Пора, — шепчет мне непрестанно тайный голос, — пора губить тиранов Украины".
Я знаю: страшная пропасть раскрывается перед тем, кто первым поднимется против угнетателей народа. Рок выбрал меня... Но скажите мне, в каком краю, в какие времена свобода бывала завоевана без жертв? Я умру за страну, где родился! Я это знаю, чувствую и с радостью, отец мой, благословляю свой жребий!» .
Это блестящее стихотворное произведение, конечно, проигрывает в переводе, однако перевод этот с абсолютной точностью передает мысль автора.
Прощай, мой дорогой Ксавье. Я, вероятно, утомил тебя длинным описанием крепости и ее заключенных. В эти дни идет следствие по их делу, и я полагаю, что вскоре об их дарованиях и их злосчастном преступлении останется одно воспоминание.
Письмо XXIII
Петербург, июнь 1826 года
Помнишь ли, друг мой, как когда-то, читая вместе историю готтентотов, мы не могли понять, как религиозный фанатизм может оказывать на людей настолько сильное влияние, чтобы они чудовищным образом увечили себя и видели в этом оскорблении природы способ восславить Бога?
Мы сожалели о невежестве этих диких народов и уж конечно не могли представить себе, чтобы в наши дни в Европе христиане исповедовали подобные убеждения. Так вот, в России существует так называемая секта староверов. Члены этой секты, которых гораздо больше, чем позволяли бы думать те жестокие правила, которым они подчиняются, чают попасть в сонм святых, лишая себя мужского достоинства, и то, что один из отцов церкви, Ориген, совершил когда-то из любви к знанию, эти люди совершают в надежде обрести небеса . Их идеи проникли даже в армию. Какое-то время назад несколько военачальников, не находя более в некоторых из своих солдат мужественного взгляда и крепости форм, непременного украшения воина, приказали выяснить причину этой внезапной метаморфозы, и после строгого дознания в одном полку оказалось около трехсот этих несчастных. Можешь себе представить, что правительство приняло строжайшие меры, чтобы остановить распространение вредного суеверия: если небу необходимы святые, то империя еще нуждается в народе .
Перечитывая свои письма, я подумал, что ты, как и я, предположишь, что русскому народу, находящемуся в плену самых темных суеверий и глупейших предрассудков, присуща не только преувеличенная набожность, толкающая его на последние крайности, но и ненависть к другим религиям. Оказалось, однако, что это совершенно не так: я не знаю другого народа, который был бы более терпим. Русский творит молитвы, коленопреклонения и крестные знамения в своих церквах, перед своими иконами, но без смущения входит в храм другой веры и держит себя там благочинно и почтительно. Ни иудей, ни магометанин, ни протестант, ни католик не вызывают у него неприязни. Возможно, он испытывает к ним жалость, но не осуждает и никогда не преследует их. Итак, ты видишь, мой друг, что эти люди, которых мы именуем варварами, в некоторых отношениях могли бы послужить нам примером.
Когда я описывал тебе русский обычай видеть дурное предзнаменование во встрече со священником, я полагал причину такого мнения в суеверном ужасе, но, ближе познакомившись со здешним духовенством, понял, что причину этого явления следует искать в другом. Скажу, не опасаясь быть опровергнутым, что в России священство вовсе не пользуется уважением и, за исключением нескольких епископов, не имеет никакого авторитета в народе. Образование духовных лиц не отдаляет их от низших классов настолько, чтобы внушать последним почтение, и то же по большей части приложимо к их нравам. С другой стороны, русские аристократы также не подают примера благоговения перед служителями культа, и их отношение к ним нисколько не поднимает священников в глазах народа. Когда священник посещает дворянина, тот не оказывает ему знаков почтения, приличных его должности, и не допускает даже в гостиную. Его угощают в буфетной, и его невоздержанность за трапезой, вызывая насмешки прислуги, еще более усугубляет презрение, навлеченное на него отношением господина.
Священники, правда, пользуются определенными привилегиями, и одна из них служит источником крайне неблаговидного обычая: их жилища неприкосновенны для полиции, по каковой причине часто оказываются прибежищем самого грязного из пороков, и под кровом, предназначенным для служителя алтаря, процветает самое гнусное из ремесел. Как можно, чтобы священник обитал в атмосфере разврата? Не должно ли его жилище быть так же чисто, как его жизнь, почитаемая как его служение?
Священники, принадлежащие к белому духовенству, должны быть женаты. Если смерть отнимает у них супругу, они не имеют права оставаться свободными вдовцами. Вынужденные выбирать между двумя видами рабства, они должны либо отправляться в монастырь, если хотят остаться во вдовстве, либо связать себя новыми брачными узами, которые, однако, навсегда исключат их из духовного звания. Архиепископы, епископы и митрополиты, так же как служители монастырей, обязаны хранить вечное безбрачие.
Раз речь сегодня идет о священниках, дорогой Ксавье, расскажу тебе анекдот об одном епископе. Эта история хорошо изобразит тебе обычаи этой страны и петербургских мошенников, не уступающих в ловкости парижским.
Когда происходит свадьба сына или дочери дворянина, обряд венчания обычно совершает епископ в домашней или дворцовой часовне, и при отъезде ему вручают запечатанный пакет с ассигнациями (так здесь называют бумажные деньги). Один епископ совершил такую службу в доме одного аристократа и, возвращаясь домой в экипаже, пересчитывал врученное ему вознаграждение. Обнаружив несоответствие между состоянием дворянина и его щедростью, он огорчился скромностью суммы, не превышавшей, кажется, тысячи рублей, когда его экипаж был остановлен всадником, мчавшимся галопом и одетым в ливрею только что оставленного дома. Принеся от имени своего господина тысячу извинений за допущенную ошибку, он попросил возвратить полученный пакет и заменил его на другой, запечатанный тремя печатями и гораздо более объемистый. Обрадованный надеждой на более щедрую награду, епископ вернул ассигнации посыльному, и тот мгновенно скрылся из виду, унося деньги и благословение преосвященного. Последний поспешил открыть новый пакет — и обнаружил в нем... старые газеты! Хитрец выманил у него и тысячу рублей, и благословение. О чем, как ты думаешь, он больше сожалел?
Письмо XXIV
Петербург, июнь 1826 года
Некоторое время назад, мой дорогой Ксавье, мы говорили о воспитании мужчин в России, и в одном из писем я, если не ошибаюсь, описывал тебе разностороннюю образованность здешних молодых женщин и обширность их познаний. Сегодня я должен отвести тебя туда, где педагоги закладывают в юные головы те начатки знаний, плодам которых надлежит в будущем стать украшением общества.
В Петербурге, как и в Москве, существует несколько институтов для благородных девиц. Учреждения эти содержатся на казенный счет, состоят под непосредственным покровительством императрицы-матери и являются предметом ее неустанных забот и ежедневного попечения. Главнейшие из этих заведений в Петербурге — Монастырь благородных девиц и Институт св. Екатерины. Поскольку устав этих институтов и образ обучения в них одинаковы, я расскажу тебе только о первом, с которым вчера мог ознакомиться во всех подробностях.
Здания Монастыря благородных девиц, расположенные в отдаленном, но исключительно живописном квартале города, обширны и несут на себе ту же печать величия, что и все казенные учреждения Петербурга. В Монастыре проживают более восьмисот девушек от семи до восемнадцати лет. Те, кто не обладают достаточным состоянием, обучаются за счет императора, остальные вносят скромную плату. Иностранные языки, древняя и новая история, география, астрономия, физика, рисование, музыка и танцы — таковы предметы их постоянных занятий. Ученицы разделены на три класса, каждый из которых подразделяется на три отделения и никак не сообщается с другими. Ученицы разных классов носят платья различных цветов: в первом, состоящем из самых юных девиц, принято коричневое платье, во втором голубое, в третьем белое. В каждом классе девушки проводят по три года, и, как бы скоро ни продвигались в обучении одаренные более быстрым или более зрелым умом, они переходят в следующий класс лишь вместе с подругами. Правда, после экзаменов в конце каждого года они могут переходить из отделения в отделение, достигая первого ряда того класса, к которому принадлежат; таким образом, в течение трех лет их занятия остаются одними и теми же и переступить установленного предела они не могут . Девушка, быстро осваивающая дозволенный объем знаний, посвящает свое время углубленному изучению основ наук или искусств, что помогает ей, когда двери распахиваются и круг занятий делается шире. Я присутствовал на различных экзаменах, прошел класс за классом путь, проделываемый воспитанницами, и был поражен правильностью ответов, верностью суждений, разносторонностью познаний буквально всех учениц. Возможно, что некоторые ответы были выучены и почерпнуты из памяти, а не из воображения, но многие, без сомнения, не были приготовлены заранее: их оригинальность не оставляла в этом никакого сомнения. Экзамены, как ты понимаешь, происходили по-французски, и я испытал истинное удовольствие, наблюдая, как основательно изучают в Европе нашу современную литературу. Писатели, которые во Франции расплачиваются за успех ежедневными оскорблениями, коими их осыпают голодные газетные писаки, те,
Что ложь едят на завтрак, а на обед скандал,
могут найти утешение во мнении иностранцев. Расстояние, удаляя от злободневной суеты, так же как и время, позволяет судить справедливо.
К каждому из трех классов прикреплены знающие и умелые преподаватели, а повседневное руководство обучением доверено женщинам самым выдающимся, которые, отвечая за нравственное воспитание, закладывают добродетель в юные сердца будущих матерей семейств.
До сих пор, мой дорогой Ксавье, я говорил только о благородных девицах, каковыми и в самом деле являются большинство учениц этого Института. Но двери его не закрыты и для девушек другого сословия, которые получают особое образование, соответствующее их положению: это дочери богатых мещан и купцов. Они платят за свое обучение и составляют предмет не меньших забот, чем дочери дворян; различие только в характере занятий. Поскольку судьба уготовила для них более скромный образ жизни, им предлагают занятия, подобающие нравам и представлениям тех мужчин, чьими спутницами им предстоит стать. Тайны наук, соблазнительные тонкости искусств, чары литературы заменены для них несколькими иностранными языками и рукоделием. Вместо карандаша, компаса или кисти они вооружены обычной иглой и уносят в свои семейства не те таланты, что сделали бы для них тягостными исполнение их повседневного долга, но скромные добродетели искусных хозяек.
Мне кажется, мой друг, что в стране, где сословия так отдалены друг от друга и различные классы общества не могут перемешиваться, мудрость подобного установления заслуживает всяческих похвал . От скольких сожалений и огорчений будут избавлены девушки, в чьи головы не заронены идеи, чуждые классу, в котором им предстоит жить и умереть! Углубленные занятия, воздвигнув барьер между ними и их семействами, разорвали бы все их связи, разрушили бы все привязанности, а по выходе из монастыря эти юные создания стали бы ожидать судеб, которые в России для них невозможны. Чувства, внушенные им в детстве, не возвышаются над их состоянием, и в зрелом возрасте они довольствуются той долей счастья, какую это состояние может им обеспечить.

Письмо XXV
Петербург, июль 1826 года

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Въезд императора в москву состоялся в воскресенье императора русской
Государь изволил прибыть в 9 часов сентября пушкина
Русский литератор
Мой дорогой ксавье