<<<     ΛΛΛ     >>>   

Империя, ведшая «мировую» политику на пределе сил, сделала главной целью производства не экономи­ческое процветание, а служение политической доктрине. Византия даже не торговала — она уделяла «варварам» свои «драгоценные» изделия и не заметила, как ее товары стали уступать по качеству западным. Военная экономика могла бы оказаться жизненной, если бы она функциони­ровала в условиях непрерывного роста территории, ком­пенсируя военные расходы грабежом захваченных стран и эксплуатацией новых подданных. Но военная эконо­мика Византии со второй четверти XI в. (исключая прав­ление Мануила I) являлась, как было сказано, следствием не столько агрессивности политики империи, сколько необ­ходимости в глухой обороне. Новых приобретений не было, а резервы продолжали сгорать в войнах.

Поэтому параллельно с ослаблением империи возра­стала роль ее дипломатии в стабилизации отношений с ино­земными государствами. Византийская дипломатия была тогда весьма изощренной. Многовековой опыт владыче­ства над народами, непрерывность государственной тра­диции — все это превращало ее в серьезную силу 4.

Ее идейной основой являлась все та же теория об исключительности прав империи в цивилизованном мире. В своих отношениях с любым государством Византия никогда не хотела выступать в качестве равной стороны. Даже побежденная и униженная, она не отступала, а сни­сходила. И это не был сознательно разыгрываемый ее дипломатами и политиками спектакль — это была их искренняя позиция.

Византийцы рассматривали соседние страны и народы не в изоляции, а в системе их связей между собой и с им­перией. Поэтому союз с одной из них всегда предусма­тривал — в качестве гарантий его соблюдения — соглаше­ние с враждебным союзнице соседним народом. Заключая мирный договор с Болгарией, империя одновременно до­могалась союза с врагами болгар — венграми; достигая соглашения с Русью, она склоняла к дружбе печенегов.

*

Организацией приема послов занималось ведомство дрома. Оно заранее определяло чин приема. Приветли­вость, с какой принимались послы, или, напротив, прояв­ляемое к ним пренебрежение должны были показать, говорит Анна Комнин, каково отношение василевса к тому, кто послов отправил. С особой пышностью обставлялся прием важных послов. Когда их представляли василевсу в первый раз, устраивалась помпезная немногословная церемония. Она описана послом Оттона I Лиутпрандом и Константином VII (он рассказывает, как принимал сам русскую княгиню Ольгу в 957 г.). Пока посол сгибался в поклоне, трон императора с помощью скрытых механизмов поднимался под потолок приемного зала, статуи львов по сторонам от трона рычали, привставая и взмахивая хвостами, искусственные птицы на золотых деревьях ще­бетали. Затем следовали деловые беседы — в разных помещениях дворца, в торжественной и интимной обста­новке, в кругу царской семьи и за трапезой, в ходе ко­торой пирующих развлекали музыкой, пением и зре­лищами.

Когда империя была заинтересована в переговорах, посла всячески обласкивали: его одаривали, ему показы­вали достопримечательности столицы и спортивные игры на ипподроме, водили его в бани, брали на охоту и про­гулки по морю и на конях. Алексей I говорил, что он принял знатного турка с почетом и предоставил ему воз­можность «насладиться роскошью» для того, чтобы тот навсегда проникся благодарностью к императору. Иногда василевс считал нужным поразить иноземных гостей ви­дом груд золота и драгоценных изделий в казнохрани­лище, тут же предлагая гостям указать, что им понрави­лось более всего, и вручал это в качестве подарка. Ники­та Хониат, говоря о печальном итоге Четвертого кресто­вого похода, упрекал Алексея I за то, что он, показав за­падным сеньорам и рыцарям казну империи, разжег их алчность: на Западе 100 лет не забывали об этих богатствах.

Когда же посол был неугоден или неуступчив, к нему сразу или вскоре проявляли открытое пренебрежение, «забывали» о его удобствах, плохо кормили, держали под стражей. Если империя решалась на разрыв с отправив­шим посольство государем, то посла порою оскорбляли и даже били по щекам.

Тщательно продумывались детали и при отправке в чужую страну собственных послов. Учитывались ранг посла, титул, пост, вес в обществе; определялись состав посольства, статус спутников посла, их число, ценность даров, вид императорской грамоты к иноземному го­сударю, форма официального приветствия и т. п. Ди­пломатические дары империи в Х—XI вв. бывали дей­ствительно порою дороги. Арабские эмиры высоко ценили их. Но с ослаблением Византии ей все труднее станови­лось поддерживать миф о величии царства ромеев. Иногда расходы на отправку посольства брал на себя какой-нибудь вельможа-«патриот», как взял их на себя, на­пример, в XII в. эпарх Евфимий Филокали, отправленный послом в Германию. Скромнее обставлялись и приемы иноземцев: подлинных драгоценностей и предметов роскоши, которые должны были лицезреть послы, не хватало, и их все чаще заменяли поддельными (стеклом вместо бриллиантов, позолотой вместо золота).

С конца Х в., как упоминалось, и особенно в XI в. Византия отказалась от старого принципа не выдавать за правителей иных христианских держав порфирородных родственниц императора. Система брачных связей ва­силевса превратилась в один из рычагов дипломатии. Правда, сначала императоры предпочитали отдавать в жены иноземным повелителям своих дальних родствен­ниц или даже просто знатных девиц, прибегая иногда к сознательному обману и неизменно пытаясь толковать брачный договор с правящим двором чужой страны как свидетельство ее зависимости от империи. Выдав за венецианского дожа сестру эпарха, Василий II полагал (так изображает дело Скилица), что ему удалось «под­чинить» венецианцев 5. «Разменной монетой» в диплома­тической игре становились также побочные дети василев­сов и членов его семьи.

Однако вплоть до середины XIV в. василевсы упорно отказывались от брачных союзов с иноверцами, в частно­сти — с арабскими эмирами и турецкими султанами. Алексей I отверг предложенный иконийским султаном проект брака между его сыном и Анной Комнин, не­смотря на очень выгодные условия и на большую опас­ность ссоры с Иконием. Анна в связи с этим проектом замечает, что участие в управлении царством мусульман она сочла бы «более злополучным, чем любая нищета».

Использовала византийская дипломатия и неудачли­вых родственников соседних государей: династические смуты и распри на родине постоянно забрасывали таких отщепенцев в империю, и она содержала их как всегда готовых ставленников императора на трон чужой страны (этим целям Мануила I служили, например, венгерские королевичи). Арабских эмиров-перебежчиков в империи крестили. Они получали чины, богатых жен, дома в столице. Знатных пленников император — в зависимости от степени выгоды — мог выдать врагам или отдать родичам и друзьям.

Византийские политики разработали целую систему дипломатических способов давления на нехристианские страны. Одним из наиболее зарекомендовавших себя было распространение христианства. Неофитам настойчиво внушалась мысль о греховности вооруженного выступ­ления против василевса. Не полагаясь, однако, на мирную проповедь, Византия была готова в случае необходимости прибегнуть к силе. Архиепископ Василий писал в XII в., что «варвары» лишь до тех пор не нарушают мира, пока десница василевса держит над ними занесенный скипетр.

Каждый из «варварских» народов империя стремилась заставить служить своим интересам. Для этого на про­тяжении значительного времени собирались сведения об этих народах, изучалась их история, быт, нравы, обычаи, материальные ресурсы, организация власти, отношения с соседями. Подозрительность, недоверие к союзникам, чрезмерная осторожность были характерными для ви­зантийской дипломатии. Константин IX, например, по нелепому подозрению покарал преданного ему печенеж­ского хана Кегена, и ранее дружественная большая орда печенегов перешла на сторону врагов империи.

*

Остановимся кратко на отношениях Византии с раз­личными из окружавших ее народов. В течение IX— XII вв., за исключением лишь отдельных периодов, основ­ное внимание византийской дипломатии было приковано к восточным границам, откуда империи грозила главная опасность. Во второй половине Х в., отразив арабский натиск, Византия перешла здесь к дипломатической борьбе как к основному средству обороны. Используя раздробленность арабского халифата и противоречия между отдельными эмиратами, империя привлекала на свою сторону одних арабов, заставляла их воевать против других. Только с середины XI в., когда на смену арабам явился гораздо, более грозный и сплоченный враг — турки-сельджуки, главную роль вновь стали играть не дипломаты, а полководцы.

Чрезвычайно изменчивыми (то дружественными, то натянутыми) были отношения империи с христианскими княжествами Кавказа. Границы с ними то исчезали, то вновь строго устанавливались; их правители то сами признавали суверенитет василевса, платили ему дань и помогали ему войском, то, напротив, порывали с им­перией, требовали с нее уплаты дани, поддерживали узурпатора и иных врагов императора. Малейшая ошибка влекла за собой серьезные осложнения. Например, Ро­ман I удостоил дружественного правителя Тарона Крикорика титула магистра с ругой в 20 литр. Прочие зависимые грузинские и армянские князья тотчас сочли себя обделенными. Император не имел возможности на­градить всех одинаково, и империи стоило немало труда унять смуту. Кроме того, задачи византийской диплома­тии осложнялись постоянными усобицами между грузин­скими и армянскими князьями.

Гораздо более резкими переходами от состояния мира к состоянию войны и наоборот отличались отношения Византии со славянскими народами Балканского полу­острова. Болгары дважды, в Х и в XII вв., угрожали лишить империю ее европейских владений. Царь Бол­гарии Симеон стремился даже к овладению константино­польским престолом.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Вторгаясь в земли империи
Литаврин Г. Г. Как жили византийцы 4 пламени
Империя империя дипломатии
Позванное василевсом для подавления восстания фомы славянина
Литаврин Г. Г. Как жили византийцы 3 церковь