<<<     ΛΛΛ     >>>   

Не найдя принципа для объединения различных новых республик Франции ни в природе, ни в конституциях, я задумался над тем, что ваши законодатели могли бы предложить в качестве "связующего вещества". Их конфедераты, спектакли, гражданские праздники, энтузиазм я не принимаю в расчет - это не более чем обычные трюки. Но проследив их политику и действия, мне думается, я мог бы определить способы, с помощью которых они будут пытаться объединить эти республики. Это, во-первых, конфискация с последующей вынужденной циркуляцией бумажных денег; во-вторых, высшая власть, сконцентрированная в Париже; и, в-третьих, общая армия всего государства. Прежде чем перейти к проблемам, связанным с армией, я хотел бы остановиться на двух предыдущих.

Если считать, что конфискация, сопровождаемая увеличением денежного обращения, может служить "связующим веществом", то я не могу отрицать, что оба эти фактора могли бы способствовать объединению отдельных частей страны в единое целое, когда бы не безумие управления, ведущее к их отталкиванию. Но даже если предположить, что такая программа может на длительное время обеспечить необходимую связь, то все-таки, коли конфискации окажется недостаточно, чтобы обеспечить функционирование денежной системы (а я уверен, что так и будет), неизбежно наступит разъединение, разруха и беспорядки во всех конфедеративных республиках; причем это произойдет как во внешних взаимоотношениях, так и внутри их самих.

Единственное, что определенно несет с собой такая программа, что явится не побочным, а прямым результатом ее осуществления, так это появление правящей олигархии в каждой из республик. Оборот бумажных денег, не обеспеченных реальными ценностями, их принудительное обращение вместо металлических королевских монет, их участие во всех коммерческих и гражданских операциях приведет к тому, что вся власть, сила и влияние окажутся в руках тех, кто руководит и осуществляет этот оборот.

Мы в Англии чувствуем влияние Банка, он центр всех операций по купле-продаже. Тот, кто не видел силы денежного хозяйства банковского предприятия, мало знает о влиянии денег на человечество. Здесь все зависит от управляющих этим хозяйством, и ничего - от нас. С денежным хозяйством нераздельно связан процесс изъятия и передачи на продажу конфискованных земель и осуществление постоянного перехода бумаг в землю и земель в бумаги. Если мы проследим этот процесс и его результат, мы сможем хотя бы приблизительно судить об интенсивности той силы, с которой эта система действует. При этом способе дух биржевой игры, спекуляции, специфическая характеристика собственности улетучиваются; она приобретает неестественную, чудовищную активность и устремляется в руки дельцов, крупных и мелких, парижских и провинциальных, всех обладателей денежной мошны. Новые дельцы, привычные к любым авантюрам, не имеющие постоянных привычек или особых склонностей, сделали своей профессией рыночный оборот, в который включили все что угодно - землю, ценные бумаги и деньги, любую вещь, приносящую прибыль.

Ваши законодатели, новаторы во всем, первые основали республику на этой азартной игре и вдохнули в нее торгашеский дух, который стал ее жизненным дыханием. Величайшее достижение их политики - превращение Франции из великого королевства в большой игорный дом, а ее жителей в нацию игроков; они сделали спекуляцию такой же всеобъемлющей, как жизнь, а все человеческие чувства свели к страстям и предрассудкам тех, кто живет в надежде на случай и удачу. Они во всеуслышание провозгласили, что их республиканская система не может существовать без этого игорного фонда и что нить их жизни прядется из торговли и спекуляций. Конечно, старая игра на деньги была злом; но это зло касалось только отдельных личностей. Даже когда она достигала широкого распространения, как, например, на Миссисипи, она затягивала сравнительно немного людей. Но если закон, который в большинстве случаев запрещал эту игру, поощряет и толкает всех к разрушительному игорному столу, внося дух и символику игры в мельчайшие дела, втягивая в нее каждого, то ужасная болезнь подобно эпидемии захватывает мир. Человек у вас не может ни заработать себе на обед, ни купить его без спекуляции. То, что он получил утром, вечером уже имеет другую цену. Кто будет работать, не зная размера своего вознаграждения? Кто станет копить, не зная стоимости того, что он сохраняет? Человеческая бережливость превратится в болезненный птичий инстинкт.

Хотя политика правительства систематически направляется на создание нации игроков, те, кто вынужден играть, почти не знают правил игры; еще меньшее число людей находится в условиях, позволяющих пользоваться своим знанием. Большинство должно выступать в роли обманутых меньшинством, которое управляет машиной этих спекуляций. Какое влияние такое положение оказывает на людей, не живущих в городах, очевидно. Когда крестьянин привозит на рынок зерно, городской магистрат обязывает продать его за ассигнаты по номинальной стоимости; но когда с этими деньгами он идет в лавку, то обнаруживает, что на другой стороне улицы это зерно стоит на семь процентов больше. Второй раз на такой рынок он не придет. Горожане будут возмущены и попытаются заставить крестьян привозить зерно. Начнется сопротивление; и побоища, которые уже состоялись в Париже и Сен-Дени, могут возобновиться по всей Франции. Власть, полученная буржуа и денежными воротилами в результате революции, сконцентрировалась в городах. Помещики, мелкие землевладельцы и крестьяне ее не получили. Суть деревенской жизни, сама природа земельной собственности с сельскими работами и радостями, которые они несут с собой, не способствуют объединениям, обычным для города. Как бы вы ни пытались объединить деревенских жителей, они остаются индивидуалистами. Любой вид кооперации среди них почти не осуществим. В то же время в городе объединения естественны. Привычки горожан, их занятия, дела, их праздность постоянно толкают к взаимным контактам. Их добродетели и пороки социальны; они легко объединяются и подчиняются дисциплине, они податливы в руках тех, кто собирается использовать их для гражданских или военных целей.

Все эти соображения не позволяют сомневаться, что если этот конституционный монстр сможет продолжать действовать, то Францией будут управлять корпоративные агитаторы, городские общества, состоящие из правителей денежного мира, общества по продаже церковных земель, стряпчие, агенты, биржевики, спекулянты и авантюристы, которые составят бесчестную олигархию, основанную на разрушении монархии, церкви, дворянства и народа. Так кончаются все грезы о равенстве и правах человека. Они будут поглощены этой олигархией, забыты и утрачены навсегда. Таков первый принцип, признанный служить "связующим веществом" для республик. Вторым цементирующим принципом для новых республик должна была стать концентрация высшей власти в Париже, и он тесно связан с другим способом объединения, с денежным обращением и конфискацией. Именно в этой части проекта мы должны искать причину разрушения всех связей, церковных и светских, в провинциях и подведомственных областях и распада всех старых объединений, как, впрочем, и создания самих практически разъединенных республик. Власть Парижа - главная пружина всей политики Собрания. Благодаря власти Парижа, в котором сосредоточены биржевые операции, лидеры этой клики командуют правительством. Все направлено на то, чтобы подтвердить главенство этого города над республиками. Париж компактен, он обладает огромной силой, не идущей ни в какое сравнение с силой любой из "квадратных" территорий. И эта сила собрана и сжата внутри тесной окружности. Части города естественно и легко соединяются, они не подчинены схеме геометрического устройства. Другие части королевства, разорванные, разрозненные и лишенные всех привычных связей, не могут, во всяком случае в течение некоторого времени, совместно выступить против Парижа. Чтобы утвердить этот план, Собрание позже пришло к решению, что две республики не могут иметь общее руководство.

Для человека, способного охватить взглядом целое, очевидно, что сила Парижа, сформированная таким способом, породит систему общей слабости. Собрание хвалится тем, что в результате "геометрической" политики любые местные идеи будут отвергнуты и люди перестанут быть, как раньше, гасконцами, пикардийцами, бретонцами, но будут только французами, с одной страной, одним центром, одним Собранием. На самом деле это приведет к тому, что население отдельных районов в очень скором времени утратит чувство принадлежности к стране. Ни один человек не будет ею гордиться или испытывать привязанность к своему квадрату. Только власть и превосходство Парижа, его давление еще как-то удерживают республику вместе.

Переходя от гражданского устройства страны к Национальному собранию, которое заявило о себе и действует как суверенное правительство, мы видим, что оно, обладая по конституции всей возможной властью, не имеет внешнего контролирующего органа. Перед нами правительство без фундаментальных законов, без установленных правил поведения и судопроизводства, не имеющее ничего, что укрепляет любую государственную систему. Будущее этого собрания очень важно для страны.

По-видимому, правила новых выборов и новые тенденции, связанные с денежным обращением, приведут к тому, что оно станет ареной интересов различных групп. Новое собрание будет хуже сегодняшнего, если это только возможно. Сегодняшнее, разрушая и видоизменяя все, не оставит следующему за ним ничего, что сделало бы его популярным. Соревнуясь с предыдущим, новое станет предпринимать действия еще более бесстыдные и абсурдные. Смешно было бы думать, что новое собрание сможет работать в спокойной обстановке.

Ваши умелые законодатели, стремясь в спешке сделать все разом, забыли одну весьма важную вещь - они забыли создать Сенат или аналогичное учреждение; это была ошибка, которую ни в теории, ни на практике до сих пор не делал ни один республиканец. Никогда мы не слышали о государстве, управляемом только законодательным собранием и его исполнительными чиновниками и не имеющем органа, к которому напрямую обращаются иностранные государства, который обычно оказывает влияние на правительство и обеспечивает согласованность его действий. При короле подобный орган действует как Совет. Монархия может существовать и без него; но он представляется очень важным при республиканском правлении, занимая промежуточное положение между высшей властью, осуществляемой народом или делегированной им, и исполнительной. В вашей конституции нет и следа чего-нибудь подобного; ваши великие законодатели таким образом продемонстрировали свою беспредельную верховную несостоятельность.

Как бы ни был мал мой талант, он все же позволяет мне разобраться в плане отправления правосудия, созданном Национальным собранием. Следуя своему неизменному курсу, создатели вашей конституции начали с полного уничтожения судов. Эти почтенные учреждения, как и многое в старой системе, нуждались в реформе, даже при сохранении монархии. Чтобы приспособить их к новой государственной системе, потребовалось бы внести в их работу несколько больше изменений. Но в их устройстве были особенности, и немалые, которые заслуживали одобрения, ибо они были мудры. Главное превосходство судов состояло в том, что они были независимы. В их работе было множество сомнительных моментов; так, несмотря на независимость, суды были продажны и взимали мзду. Назначаемые монархом, они практически вышли из-под его власти. Они сопротивлялись деспотическим нововведениям и позволяли себе опираться только на прочность законов и верность им. Они хранили закон - этот священный залог - во все времена. Они надежно оберегали частную собственность. Судебная власть не только не зависела от государственной, но и во многом уравновешивала ее. Следовало бы сохранить эту позицию судебной власти и сделать ее, как и раньше, в чем-то внешней по отношению к государству.

Суды не всегда лучшим образом, но все же корректировали очевидные недостатки монархии. Когда демократия становится абсолютной властью в стране, такое независимое правосудие еще более необходимо. Придуманные вами временные, местные суды, зависимые в своих действиях, могут быть хуже любых трибуналов. Напрасно было бы искать у них справедливости по отношению к чужакам, к гнусным богачам, к представителям разгромленных партий, к тем, кто поддерживал на выборах нежелательных кандидатов. Новые трибуналы не могут абстрагироваться от отвратительного духа политических раздоров. И там, где они могли бы наилучшим образом отвечать потребностям объединения, они сеют подозрительность, они поражены таким ужасным злом, как пристрастность.

Если бы ваши суды были сохранены, а не полностью разрушены, они могли бы служить новому государству, хотя и не точно тем же, но близким целям, каким служил в свое время афинский Ареопаг, уравновешивая и исправляя недостатки демократии. Известно, что Ареопаг занимал значительное место в государстве; известно, как заботливо его поддерживали и с каким священным трепетом к нему относились.

Конечно, французские суды не были полностью свободны от политических интриг, но это зло внешнее и случайное, оно не шло от их устройства; теперь же при выборе судей на шестилетний срок оно становится неизбежным. Некоторые англичане считают, что причинами отмены старого судопроизводства явились взяточничество и коррупция. Но это не так. Проверки показали, что крупная коррупция встречалась довольно редко.

Следовало бы с осторожностью отнестись к сохранению старой обязанности судов по регистрации и опротестовыванию всех декретов, как это делалось во времена монархии. Это дало бы им право возводить в разряд общих юридических актов приуроченные к конкретному случаю демократические декреты Национального собрания. Пороки античной демократии, способствовавшие ее падению, состояли в том, что они, как и вы, руководствовались случайными декретами. Эта практика вскоре исказила смысл и логику законов, и уважение к ним народа упало.

Вместо того чтобы ограничить монархию и посадить судей за стол независимости, вы постарались привести их к слепому подчинению. Вы обещали судьям дать новый закон, в соответствии с которым им нужно будет действовать. Пока же их заставили дать клятву повиноваться всем правилам, приказам и инструкциям, которые они время от времени будут получать от Национального собрания. Подчинившись, они становятся опасным инструментом в руках правящей власти, которая в разгар дела может полностью изменить правило, по которому суд должен принять решение. Такой конфуз возможен, так как судьи обязаны своей должностью местным властям, а команды, которым они поклялись подчиняться, исходят от тех, кто не принимал участия в их назначении.

Пример того, что происходит на судебных заседаниях, может дать суд в Шатле. Он должен был судить преступников, посланных Национальным собранием или попавших туда по другому доносу. Заседание происходило под стражей. Судьи не знали, по какому закону они должны судить, ни именем какой власти они выносят решение, ни срока своего пребывания в должности. Они выносили приговор, опасаясь за собственную жизнь. Но когда они вынесли оправдательное решение, то вскоре увидели людей, которых освободили, повешенными у дверей суда.

Собрание обещало свод законов - коротких, простых, ясных и т.д. Короткий закон многое оставляет на волю судьи; и многое может решаться по устному волеизъявлению. Любопытно, что административные учреждения выведены из-под юрисдикции новых трибуналов, таким образом, от власти законов освобождены те люди, которым в первую очередь следовало бы им подчиняться.

Такая судебная система требует своего завершения. Она должна быть увенчана новым трибуналом. Это будет большой государственный суд, чтобы судить за преступления, совершенные против нации, иначе говоря, против власти Собрания. По-видимому, имелось в виду нечто вроде Верховного суда, появившегося в Англии во времена узурпации. Но поскольку эта часть плана еще не завершена, то невозможно вынести о нем точное суждение. Но можно предположить, что такой трибунал, представляющий вашу инквизицию или комитет по расследованию, загасит последние искры свободы во Франции и установит самую отвратительную и деспотическую тиранию, какую только знал народ. Если этому трибуналу будет подвергнуто любое проявление свободы и справедливости, собрание сможет передавать ему дела, касающиеся его членов.

Было ли при организации вашей армии проявлено больше мудрости, чем при устройстве судопроизводства? Это предмет более сложный, требующий знаний и внимания. Здесь недостаточно одного замысла, ибо армия - это третье "связующее вещество", позволяющее сохранить Францию как нацию. Вы голосовали за то, чтобы армия была большой, хорошо снаряженной и, наконец, оплачивалась исходя из принципа равенства. Но на чем строится ее дисциплина? или кому она должна подчиняться или повиноваться? Вы схватили волка за уши, и я желал бы, чтобы то удачное положение, которое вы при этом заняли, не помешало свободному обсуждению вопроса.

Итак, министром и государственным секретарем военного ведомства является господин де Ла Тур дю Пэн. Этот господин, как и его коллеги по административной деятельности, - самый рьяный поборник революции, оптимист, восхищающийся новым государственным строем, у истоков которого он стоял. Его мнение о фактическом положении военных во Франции важно не только постольку, поскольку он обладает официальной и личной властью, но и потому, что он ясно показывает современные условия, в которых находится французская армия, и проливает свет на военную политику Национального собрания. Оно поможет нам определить, насколько целесообразно в нашей стране следовать примеру Франции в этой политике. 4 июня г-н де Ла Тур дю Пэн предоставил отчет о положении своего ведомства, с тех пор как оно существует под эгидой Национального собрания. Никто не знает этого лучше него, и никто не может рассказать об этом лучше, чем он сам. Обращаясь к Национальному собранию, он сказал: "Его Величество на этих днях предложил мне довести до вас сведения о многочисленных беспорядках, о которых он ежедневно получает самые удручающие известия. Армия приведена в состояние буйной анархии. Целые полки осмеливаются нарушать законы, диктующие уважение к королю, порядкам, установленным вашими декретами, и присяге, которую они торжественно принимали. Мой долг обязывает меня сообщить вам об этих эксцессах, но сердце мое обливается кровью, когда я думаю об их виновниках. Это те самые солдаты, которые всегда были честны и лояльны и с которыми в течение пятидесяти лет я жил как друг и товарищ.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Таковы ваши права человека
В результате происшедших во франции событий у всей европы есть основания задуматься над тем
Берк Э. Размышления о революции во Франции истории 2 собрание
Которую им собирается милостиво дать собрание