Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Валлерстайн И. Три отдельных случая гегемонии в истории капиталистической мир-экономики
В отношении сложной, постоянно развивающейся широкомасштабной исторической системы понятия, кратко описывающие общие структурные модели, пригодны лишь в той мере, в какой ясно изложена их цель, обозначена их применимость и указаны предлагаемые ими теоретические рамки. Поэтому позвольте мне сначала изложить некоторые общие посылки, которые я не буду здесь обосновывать. Если вы найдете их неприемлемыми, то способ, с помощью которого я развиваю и использую понятие гегемонии, также окажется бесполезным. Я предполагаю существование конкретной своеобразной исторической системы (назовем ее “капиталистическая мир-экономика”), временные границы которой простираются от “длинного ХVI столетия” до настоящего времени. В ее пространственные рамки первоначально входила Европа (или ее большая часть) и Латинская Америка, а впоследствии, по мере своего расширения, она охватила весь земной шар. Я предполагаю, что эта тотальность является системой, т.е. она относительно автономна от действия внешних сил, или, иными словами, ее общие модели в значительной степени объяснимы в рамках ее внутренней динамики. Я исхожу из того, что это есть историческая система, то есть то, что когда-то возникло, развивалось и однажды исчезнет (из-за дезинтеграции или фундаментальной трансформации). И, наконец, я предполагаю, что именно динамика системы объясняет ее исторически изменяющиеся свойства. Следовательно, поскольку это система, то у нее есть структуры, и эти структуры проявляют себя в циклических ритмах, т.е. через механизмы, которые отражают и обеспечивают воспроизведение ее общей модели. Но поскольку это историческая система, то ее ритмические колебания не возвращают систему к точке равновесия, а наоборот, раскачивают ее по разным направлениям, которые можно назвать секулярными трендами этой системы. Эти тренды постепенно подходят к своей кульминации, которая означает невозможность компенсации структурных нарушений при помощи “тонизирующих средств”. Соответственно, система подходит тому, что одни называют “бифуркацией”, а другие – “превращением количества в качество”. К этим методологическим или метафизическим посылкам необходимо добавить несколько предпосылок сущностных, относящихся к функционированию капиталистической мир-экономики. Ее способ производства является капиталистическим, т.е. она основана на бесконечном накоплении капитала. Ее структура образована осевым разделением общественного труда, которое выражает через неэквивалентный обмен напряжение между центром и периферией системы. Политическая надстройка этой системы представляет собой набор так называемых суверенных государств, которые определяются и сковываются между собой членством в межгосударственной сети или системе. Правила функционирования этой межгосударственной системы основываются так называемом “балансе сил”, - механизме, гарантирующим, что ни одно отдельное государство никогда не будет иметь способности превратить эту межгосударственную систему в единую мир-империю, границы которой совпадут с границами осевого разделения труда. В истории капиталистический мир-экономики, конечно, случались неоднократные попытки трансформации ее в направлении мир-империи, но все они провалились. Однако были также неоднократные и несколько иные попытки достижения отдельными государствами гегемонии в межгосударственной системе, и они удались в трех отдельных случаях, хотя только и на относительно короткое время. Стремление к достижению гегемонии достаточно сильно отличается от стремления к образованию мир-империи: фактически они во многом почти противоположны. Поэтому, во-первых, следует объяснить, что я подразумеваю под гегемонией; во-вторых, выявить параллели в трех указанных примерах; в-третьих, найти корни стремления к гегемонии и объяснить, почему это стремление трижды увенчалось успехом, но ненадолго и, в-четвертых, сделать выводы по поводу того, что мы можем ожидать в ближайшем будущем. Конечным смыслом всего этого анализа является не возведение некого категориального прокрустова ложа, в которую загонялась бы сложная историческая реальность, а освещение одного из центральных, на мой взгляд, явлений в современной мир-системе. I В межгосударственной системе гегемония соотносится с ситуацией, когда нарушается баланс в непрерывном соперничестве так называемых “великих держав”, и одна из них может навязывать свои правила и волю (как минимум при помощи использования права “вето”) в экономической, политической, военной, дипломатической и даже культурной сфере. Материальная основа такой мощи заключается в способности ее предприятий и фирм действовать более эффективно во всех трех основных экономических областях – сельскохозяйственном и промышленном производстве, торговле и финансах. Преимущества в эффективности настолько велики, что они не только могут превзойти своих соперников из других великих держав на мировом рынке вообще, но и отдельно во многих случаях - победить их на собственных внутренних рынках. На мой взгляд, это относительно ограниченное определение. Для предприятий и фирм одной державы недостаточно просто иметь большую долю на мировом рынке, по сравнению с любым другим государством, или просто иметь самую сильную армию, или играть важнейшую роль в политике. К гегемонии я отношу только такие ситуации, при которых данные преимущества являются настолько высокими, что основные союзники являются де-факто государствами-клиентами, а главные противостоящие державы осознают свою относительную ущербность и в основном лишь обороняются против державы-гегемона. И хотя я хочу ограничить мое определение гегемонии только теми отдельными случаями где разница сил или отличия в мощи между державами являются действительно значительными, я тем не менее не собираюсь утверждать, что в любой такой момент держава-гегемон является всесильной и способна делать все, что ей угодно. Всемогущества не существует внутри межгосударственной системы. Поэтому гегемония скорее не состояние, а один из концов изменчивого континуума, который описывает отношения соперничества между великими державами друг к другу. На одном конце континуума находится почти точный баланс, ситуация, при которой существует много государств, в некоторой степени, равных по силе, без ярко выраженных или продолжительных группировок. Это редкая и нестабильная ситуация. В середине этого континуума существует много государств, более или менее объединенных в два лагеря, а также несколько нейтральных или колеблющихся стран, причем ни одна сторона (тем более ни одно отдельное государство) не может навязать свою волю другим. На другом конце континуума – ситуация гегемонии, также редкая и нестабильная. На этом этапе становится понятным что я пытаюсь описать, но может возникнуть и сомнение, зачем я пытаюсь дать этому явлению имя и, соответственно, сфокусировать на нем внимание. Дело в том, что я считаю гегемонию не результатом случайной перетасовки карт, а важнейшим феноменом, который возникает в специфических обстоятельствах и который играет значительную роль в историческом развитии капиталистической мир-экономики. II Используя это ограничивающее определение мы можем получить только три самостоятельных случая гегемонии: Объединенные Провинции (Голландия) в середине ХVII в., Соединенное Королевство (Великобритания) в середине XIX в. и Соединенные Штаты Америки в середине ХХ в. Если кто-нибудь настаивает на указании дат, то я мог бы предварительно предложить в качестве крайних временных точек 1625-1672, 1815-1873, 1945-67 гг. Было бы ошибкой пытаться указать более точные даты, так как механизмы измерения очень сложны и не зрелы. Я предлагаю выделить четыре сферы, в которых, по моему мнению, разворачивающиеся события во всех этих трех отдельных случаях гегемонии были аналогичными. Разумеется, эти аналогии являются ограниченными. И конечно же, поскольку капиталистическая мир-экономика в моей интерпретации есть один непрерывно развивающийся организм, то отсюда по определению следует, что ее общая структура в каждой из трех точек гегемонии имела отличия. Эти различия реальны и являются результатом действия секулярных трендов мир-системы. Но и структурные аналогии между ними также реальны, так как они отражают циклические ритмы этой же самой системы. Первая аналогия относится к последовательности достижения и потери относительной эффективности в каждой из трех экономических сфер. По-моему мнению, в каждом отдельном случае предприятия и фирмы государства, стремящегося к гегемонии, достигли необходимых преимуществ в эффективности сначала в сельскохозяйственном и промышленном производстве, потом в торговле, и затем в финансах [1]. Я считаю, что и утрата этих преимуществ происходит в той же последовательности (этот процесс уже начался, но еще не завершился в третьем случае). Таким образом, гегемония относится к тому короткому периоду, в котором преимущества наблюдается одновременное во всех трех экономических сферах. Вторая аналогия относится к идеологии и политике государства-гегемона. Такие державы в период своей гегемонии склонны выступать сторонниками глобального “либерализма”. Они становились защитниками принципа свободного движения факторов производства (товаров, капитала и труда) во всей мир-экономике. Они вообще враждебно относились к меркантилистским ограничениям в торговле, в том числе существованию заморских колоний для более сильных стран. Они расширили идею либерализма вплоть до всеобщей поддержки либеральных парламентских институтов (одновременно испытывая неприязнь к любым политическим изменениям с помощью насилия), политического ограничения произвола бюрократии и поддержки гражданских свобод (в то же время открывая двери политическим изгнанникам). Они пытались обеспечить высокий уровень жизни для своего национального рабочего класса, достаточно высокого по мировым стандартам соответствующего времени. Ни один из этих пунктов не следует преувеличивать. Державы-гегемоны постоянно делали исключения из своего антимеркантилизма, если это было в их интересах. Они часто были не прочь вмешаться в политические процессы других стран ради собственной выгоды. При необходимости они могли проводить репрессии внутри своей страны для обеспечения национального “консенсуса”. Высокий уровень жизни рабочего класса в значительной степени был ранжирован в соответствии с внутренними этническими различиями. Тем не менее поразительно, что либерализм как идеология процветал в этих странах именно в периоды их гегемонии и, в значительной степени, только там и в это время. Третья аналогия заключается в общей модели глобальной военной мощи. Державы-гегемоны были преимущественно морскими (теперь воздушными/морскими) державами. В период долгого восхождения к гегемонии они, казалось, очень неохотно занимались развитием своих армий, открыто дискутируя возможное истощение государственной доходов и человеческих ресурсов в связи с войнами на суше. Однако все они в конце концов осознавали необходимость создания сильной сухопутной армии, также как и необходимость столкновения со своим главным соперником на суше, который пытался превратить мир-экономику в мир-империю. В каждом отдельном случае достижение гегемонии обеспечивалось с помощью тридцатилетней мировой войны. Под мировой войной я понимаю (опять для целей ограничения понятия) наземную войну, вовлекающую (не обязательно постоянно) почти все крупные военные державы той эпохи в широкомасштабные столкновения, которые являются крайне опустошительными для земли и населения. Каждый пример гегемонии связан с одной из таких войн. Мировая война “Альфа” была Тридцатилетней войной 1618-1648 гг., в которой интересы Голландии в рамках мир-экономики одержали победу над интересами Габсбургов. Мировая война “Бета” являлась циклом Наполеоновских войн 1792-1815 гг., в которых Франция была повержена Британией. Мировая война “Гамма” - это длительные Евроазиатские войны 1914-1945 гг., в которых интересы США одержали верх над интересами Германии. Валлерстайн И. Три отдельных случая гегемонии в истории капиталистической мирэкономики истории 3 понятие |
|
|
|
|
