<<<     ΛΛΛ     >>>   

Если мы посмотрим на те очень длинные циклы, которые Рондо Камероном назвал “логистиками”, мы увидим, что мировые войны и гегемония в действительности связаны с ними. Эта тема мало изучена, так как в основном обсуждались и сравнивались А-В фазы периодов 1100-1450 и 1450-1750 годов. Всего несколько дискуссий обсуждали те логистические циклы, которые могли бы быть после. Но если мы примем во внимание первичные результаты научных исследований, используемые для определения этих логистик - вековые колебания инфляции и дефляции, - то их общая модель выглядит действительно все еще действующей.

Поэтому выглядит достаточно вероятным существование таких (ценовых) логистических циклов вплоть до настоящего дня, их индикация может опираться на следующие даты: 1450-1730 гг. с 1600-1650 гг. в качестве ровного пика; 1730-1897 гг. с 1810-1817 гг. в качестве максимума; с 1897 по ? с еще не определенным максимальным пиком. Если такие логистические циклы существуют, это означает, что мировая война и последующая эра гегемонии находятся где-то около (прямо перед и после) пика логистического цикла. То есть эти процессы являются результатом длительной конкурентной экспансии, итогом которой становится особая концентрация экономической и политической мощи.

Итог каждой мировой войны включает значительную реструктуризацию межгосударственной системы (Вестфальский мир, Европейский концерт, ООН и Бреттонвудсские соглашения) в той или иной форме отвечающей потребности в относительной стабильности новой державы-гегемона. В дальнейшем, когда гегемонная позиция начинает постепенно подрываться экономически (из-за утраты преимуществ в эффективности аграрного и промышленного производства), начинается упадок гегемонии. Одним из следствий такого упадка, по-видимому, является разрушение старательной выстраиваемой гегемоном системы союзов и альянсов, и, в конечном итоге, их серьезная перекомпоновка.

В течение долгого периода, следующего за периодом гегемонии, постепенно возникают две державы в качестве “претендентов на наследство” – Англия и Франция после голландской гегемонии, США и Германия – после британской, и сейчас Япония и Западная Европа – после гегемонии США. Кроме того, возможный победитель из этой двойки в качестве сознательного элемента своей стратегии использует плавное превращение бывшего государства-гегемона в своего “младшего партнера” - Англия в отношении Голландии, США - в отношении Великобритании, …а сейчас ?

III

До настоящего этапа я пользовался в основном описанием. Понимаю, что такое описание уязвимо для критики со стороны специалистов в тех или иных вопросах. Предложенные мной датировки могут отличаться от чьих то других. Тем не менее, я считаю, для первой попытки эта датировка достаточно оправдана и я все-таки очертил общую повторяющуюся модель функционирования межгосударственных взаимоотношений. Вопрос теперь состоит в том, как ее истолковать. Что в функционировании капиталистической мир-экономики обеспечивает появление такой циклической модели функционирования межгосударственной системы?

Я полагаю, что эта общая модель возникновения, временного расцвета и упадка держав-гегемонов в межгосударственной системе является всего лишь одним из аспектов определяющей роли политических структур в функционировании капитализма как способа производства.

Существуют два мифа относительно капитализма, выдвинутые его главными идеологами (и, как ни странно, широко поддерживаемые его критиками в ХIХ в.). Один из них состоит в том, что он определяется через свободное движение факторов производства. Второй - в том, что в его определении подчеркивается невмешательство политических структур в функционировании “рынка”. В действительности, капитализм характеризуется частично свободным движением факторов производства и избирательным вмешательством политических структур в функционирования “рынка”. Гегемония является примером последнего.

Наиболее глубокой характеристикой капитализма является тенденция к бесконечному накоплению капитала. “Избирательные” вмешательства политических структур как раз и стимулируют этот процесс накопления. Однако существуют две проблемы относительно “вмешательства”. Оно имеет свою цену, поэтому любое вмешательство выгодно настолько, насколько получаемый выигрыш превышает издержки. Более предпочтительно получение прибыли и благ вообще без какого-либо “вмешательства”, так как это минимизирует “издержки”. И, во-вторых, вмешательство всегда осуществляется ради выгоды одной группы аккумуляторов капитала против другой группы, и последняя всегда ищет возможности нанести ответный удар. Эти два соображения очерчивают круг задач гегемонии в межгосударственной системе.

Цена государственного вмешательства для данного предпринимателя выражается двумя способами. Во-первых, через финансовые условия: государство может взимать прямые налоги, влияющие на ставку прибыли (принуждая фирмы осуществлять платежи непосредственно государству) или осуществлять косвенное налогообложение, которое может понижать уровень прибыли через воздействие на конкурентоспособность продукции. Во-вторых, государство может ввести законы, регулирующие движение капитала, рабочей силы или товаров, или установить минимальный и/или максимальный уровень цен. Если прямые налоги – всегда расход для предпринимателя, то расчет воздействия косвенных налогов и государственного регулирования намного более сложен, так как они являются издержками как для предпринимателя, так и для (некоторых) его конкурентов. Самое главное в условиях индивидуального накопления – это не абсолютная стоимость таких мер, а относительная. Даже высокие издержки могут оказаться приемлемыми для данного предпринимателя, если действия государства вызывают еще большие расходы у его конкурента. Абсолютный размер издержек является важным только если потери предпринимателя в среднесрочном плане превышают его приобретения, что является возможным из-за большей конкуренции, вызванной такими действиями государства. Отсюда следует, что абсолютный размер издержек является принципиальным только для тех предпринимателей, которые могли бы быть первыми в открытой рыночной конкуренции и без вмешательства государства.

В целом, поэтому предприниматели постоянно стремятся к вмешательству государства в деятельность рынка в самых разных формах: субсидий, торговых ограничений, тарифов (которые являться штрафными санкциями для предпринимателей из других стран), гарантий, установления определенного максимума для цен импорта и минимума для цен экспорта, и т.д. Угрожающее действие внутреннего и внешнего сдерживания также приносит прямую экономическую выгоду предпринимателям. Чем больше постоянный процесс конкуренции и государственного вмешательства ведет к олигополистическим условиям внутри государственных границ, тем больше внимания, естественно, уделяется сохранению такого же олигополистического состояния на самом важном – мировом рынке.

Соединение конкурентного давления и постоянного государственного вмешательства приводит к дальнейшему усилению концентрации капитала. Выгоды от государственного вмешательства внутри и за пределами страны имеют кумулятивный характер. Политически это выражается в расширении мирового влияния. Экономические преимущества предприятий и фирм растущей мировой державы в сравнении с такими же показателями ее соперника могут быть весьма незначительными и следовательно неустойчивыми. Вот тут то и начинаются мировые войны. Тридцатилетняя борьба может быть очень драматичной в военном и политическом отношении, но наиболее глубокое воздействие оказывает на экономику. Экономическое превосходство страны-победительницы достигается в ходе собственно процесса войны, и послевоенное межгосударственное соглашение призвано лишь закрепить это значительное преимущество и защитить его от разрушения.

Таким образом, данное государство возлагает на себя “бремя ответственности” за порядок во всем мире, которое отражается в его дипломатическом, военном, политическом, идеологическом и культурном положении. Внутри державы-гегемона предпринимаются попытки установления коллективного сотрудничества различных социальных слоев: предпринимателей, государственной бюрократии и, с некоторым отставанием, рабочего класса. В результате такая власть может позволить себе действовать в “либеральной” форме, - обеспечивая реальное ослабление политических конфликтов внутри самого государства в сравнении с предыдущими и последующими периодами, а также позволяя осуществить важную на международной арене делегитимизацию попыток подрыва экономического превосходства державы гегемона со стороны других государственных аппаратов.

Дело в том, что стремящийся к рационализации и меньшим издержкам глобальный либерализм порождает свой собственную гибель. Сдерживание распространения знаний и опыта становится все более затруднительным. Практически неизбежно, что пришедшие более поздно предприниматели со временем занимают наиболее прибыльные рынки с наиболее передовыми технологиями и новейшим оборудованием, подрывая таким образом материальную основу производственных преимуществ державы-гегемона.

Далее, внутриполитической “ценой” либерализма, который нуждается в обеспечении непрерывного процесса производства при одновременном максимальном накоплении капитала в глобальном масштабе, является ползучее повышение реальных доходов как рабочего класса, так и высококвалифицированных кадров державы-гегемона. Со временем это снижает конкурентные преимущества предприятий и фирм этого государства.

Как только утрачивается очевидное производственное превосходство, структура начинает трещать по швам. Пока существует держава-гегемон, она в состоянии более-менее согласовывать политические действия всех основных государств ядра на периферии системы, максимизируя посредством этого разницу неэквивалентного обмена между ними. Но когда гегемония подорвана, и особенно когда мир-экономика входит в период спада кондратьевского цикла, между ведущими державами начинается борьба за сохранение своей доли в уменьшившемся “пироге”, которая подрывает их общую способность извлекать прибыль от неэквивалентного обмена. Степень неэквивалентности обмена вследствие этого уменьшается (но не сводится к нулю), и появляется новый стимул к перекройке систем альянсов и союзов.

В период движения к пику логистической кривой, которая ведет к возникновению кратковременной эпохи гегемонии, основной аллегорией является притча о черепахе и зайце. Выигрывает гонку не то государство, которое резво рвется вперед в политическом и особенно военном отношении, а то, которое медленно и упорно, шаг за шагом, наращивает свою конкурентоспособность в долгосрочной перспективе. Для этого требуется жесткое, но разумное и осторожное руководство действиями предпринимателей со стороны государственных структур. Ведение войн может быть переложено на других участников международной системы вплоть до кульминационной мировой войны, когда государство-гегемон должно будет, наконец, вложить свои ресурсы для окончательного утверждения своей победы. Вслед за этим возникает “бремя мировой ответственности” не только со своими выгодами, но также и со своими (растущими) затратами. Гегемония, таким образом, это явление весьма приятное, но недолговечное.

IV

На сегодня очевидны следующие выводы. Мы сейчас находимся непосредственно в фазе постгегемонии третьего логистического цикла капиталистической мир-экономики. США утратили свое производственное превосходство, но еще сохраняют перевес в области торговли и финансов, при этом превосходство их политической и военной мощи уже не является столь ошеломляющим. Значительно ослабла их способности навязывать свою волю союзникам (Западной Европе и Японии), устрашать своих противников и подавлять слабейших (сравните Доминиканскую республику в 1965 г. и современный Сальвадор сегодня). Мы находимся у истоков крупнейшей перестройки системы альянсов и союзов, хотя, конечно, сейчас мы только в начале всех этих процессов [2]. Упадок Великобритании начался в 1873 г., но только в 1982 г. ей был брошен вызов со стороны Аргентины, одной из средних военных держав.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Валлерстайн И. Три отдельных случая гегемонии в истории капиталистической мирэкономики истории 3 понятие
Несколько иные попытки достижения отдельными государствами гегемонии в межгосударственной системе