<<<     ΛΛΛ     >>>   

3. О нашей семье.

Я родился и всё моё детство прошло в Ленинграде. Рос я в благополучной еврейской семье, где существовали внимание и бережное отношение друг к другу, отсутствовали пьянство и скандалы, характерные для окружающей жизни того времени, чему во многом способствовали условия коммунальных квартир. В семье по-еврейски говорили редко, поэтому еврейского языка я не знал и не знаю. Еврейские обычаи соблюдались очень ограничено и нерегулярно, чаще всего как традиции.Мы жили жизнью среднего слоя интеллигенции СССР и главным фактором, заставлявшим нас иногда вспоминать о нашем еврействе, был бытовой антисемитизм. Да и то я знал о нём перед войной лишь понаслышке. Мои близкие не подвергались репрессиям, т. к. не проявляли

активности в политической жизни и не занимали важных руководящих постов. Это были простые труженики, довольствовавшиеся минимумом благ, ограничиваясь рамками которых можно было не вызывать недовольства властей. Политические репрессии их не коснулись. В 34-м году мой дядя со стороны мамы (Исаак Ватин) был репрессирован как "нэпман" на 5 лет, которые он провёл на строительстве канала Москва-Волга. Ко времени начала войны он уже отбыл свой срок. Со стороны родственников отца никто репрессиям не подвергался.

Семья наша состояла из 4-х человек - родителей и двух детей. В год начала войны мне исполнилось 11 лет, а моей сестричке 3 года. Кроме членов нашей семьи, связанных узами прямого родства, с нами в течение последних трёх предвоенных лет жила пожилая женщина Ксения, помогавшая матери справляться с хозяйством. Её появление в семье было вызвано рождением сестрички. Она никогда не была замужем, и очень любила нас детей, являясь по-настоящему членом нашей семьи. Была она, возможно, из раскулаченных крестьян, правдв, точно об этом мне неизвестно. Знаю, что родом она была из села под городом Новоржевом. Своего жилья в Ленинграде у неё не было. Наша квартира была для неё домом в течение 3-х предвоенных лет. Мне было известно только, что имелся у неё лишь брат, работавший дворником в нашем районе. Летом она жила с нами на даче. Все пять человек располагались в одной комнате в большой коммунальной квартире, принадлежавшей до революции целиком семье моего деда, успешного петербургского портного. Для стационарных кроватей на всех в комнате места не хватало и Ксении приходилось каждый вечер стелить постель на раскладушке

Перед войной мой отец работал директором магазина культтоваров. Для американцев, не знакомых с бытом того времени, сообщаю, что в таких магазинах продавались разные товары для офисов и радиотовары. Поскольку владельцем всех магазинов в то время было государство, то отец по американской классификации был менеджером. Мать подрабатывала надомницей в шляпной мастерской на part time и вела домашнее хозяйство. Достаток семьи был средний по тем временам. Помню, что многого мы позволить себе не могли. Например, кондитерские изделия дети получали только по большим праздникам. Тем не менее, каждый год было принято выезжать на дачу, как правило, в один из пригородов Ленинграда, чаще всего в Сестрорецк или Всеволожское. Это было традицией в семьях среднего класса с маленькими детьми.

О нашем жилье.

Семья деда со стороны мамы переселилась в квартиру на Надеждинской улице в конце 19 века (см. фото на стр.11), и до начала 60-х годов прошлого века, т.е. более полувека, оставшиеся в живых члены семьи деда жили там. Дед и бабушка умерли до моего рождения. В квартире было 6 комнат. После революции, в результате произведенных уплотнений, появилось ещё 3 новых съёмщика. Таким образом на долю нашей родни оставалось там 3 комнаты. По одной на каждую семью. Квартира превратилась в типичную коммунальную квартиру сталинских времён с периодически возникавшими склоками и скандалами. Старший брат моей мамы - дядя Гриша занимал комнату напротив нашей с окнами, выходящими во двор, а средняя мамина сестра - тётя Зина - небольшую комнату рядом с нашей с окном, выходящим на улицу. Они оставались холостыми всю свою жизнь. Наша комната, разделённая после рождения сестрички на две части, была самой большой и самой лучшей в этой квартире. Её площадь 32 квадратных метра. В комнате были 3 окна, выходившие на ул. Маяковского (б. Надеждинскую).

Другая мамина сестра - тётя Аня жила неподалёку с мужем, дядей Борисом. Детей у них не было. Об огромной роли этих людей в спасении нашей жизни во время блокады будет сказано далее. Их помощи мы обязаны тому, что нам удалось не умереть с голоду. Тётя Аня была с нами всю блокаду и даже в эвакуации. Она очень много помогала нам. А её муж, кинооператор Ленфронта Борис Самуилович Лифшиц, спас нас от голодной смерти. Поблизости перед войной жила и самая старшая из маминых родственников - тётя Лена, но она ещё до войны погибла. Попала под трамвай.

Мой отец родился в г. Черкассы (ныне Украина).

В конце 20-х годов он переехал в Ленинград, где мои родители вступили в брак. В это время стремление к знаниям и получению городских профессий было типичными для еврейской молодёжи из Черты Оседлости. Революция сняла многие запреты, касающиеся евреев России. Отец в начале своей ленинградской жизни 3 года работал токарем на машиностроительном заводе. Позже он перешёл на административную работу в торговле. Он был первым из своей семьи, поселившимся в Ленинграде. Затем приехали его мама с пятью детьми. Все члены этой семьи работали на заводах и одновременно учились в техникумах Ленинграда и были, как и многие еврейские молодые люди, активными комсомольцами. Но их активность не переходила за нормы дозволенного, поэтому, а, может быть, и просто волею случая, никто из них репрессиям не подвергался.

Мои родственники-мужчины со стороны мамы были к началу войны в таком возрасте, который уже призыву в армию не подлежал. Судьба 4-х сыновей бабушки со стороны отца во время войны сложилась тяжело. Трое из них погибли, а четвёртый - Аркадий остался в живых потому что работал на Кировском заводе, в цехе, выпускавшем танки, сначала в Ленинграде, а затем в Челябинске. После войны он продолжал работать в известном танковом НИИ - 100. Мой папа Исаак и его младший брат Яков погибли на фронте. Отец занесён в "Книгу памяти воинов-евреев, погибших в войне с фашизмом." Т. 2. 2002. Старший брат Абрам умер во время блокады. Похоронен он в братской могиле, предположительно на Пискарёвском кладбище. Он был непризывного возраста, а его сын Израиль умер от туберкулёза уже в эвакуации совсем молодым. Они выехали по Дороге Жизни ещё зимой 1941 года.

Муж старшей сестры папы, тёти Сони - Матвей Слободкин был мобилизован во флот и в начале войны попал в плен. О его судьбе всю войну ничего не было известно. Уже после окончания войны он дал о себе знать. Оказалось, что он всю войну провёл в немецком плену. Немцы и их прислужники не знали, что он еврей. После войны он оказался в сталинском лагере, где просидел 2 года. По выходе из лагеря он возвратился в семью и умер от рака через несколько лет. Муж другой папиной сестры, тёти Жени - Роман Дацковский значительную часть войны воевал младшим командиром в миномётных частях на Ленинградском фронте. Позже за знание немецкого языка его перевели в агитационную команду. Закончил он войну советским комендантом одного из районов города Будапешта в звании майора. Был награждён многими орденами. После войны он работал в военной приёмке большого обувного предприятия "Скороход" и дожил до глубокой старости.

4. Первые дни войны.

Начало лета 1941 г. выдалось холодным, и мы собрались на дачу только к концу июня. Снята была небольшая комната в посёлке Сестрорецк. Переезд был намечен на воскресенье 22 июня. На этот день была заказана машина для транспортировки вещей. Предполагалось, что мама с Верочкой и домработница Ксения поедут поездом, а мы с отцом на грузовой машине с вещами.

Но, "началась война, т.е., - по словам Л.Н. Толстого, - совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие". К сожалению, обычно справедливой оказывается лишь первая часть этого утверждения великого классика. История доказывает, что вражда - неотъемлемая часть человеческой природы, по крайней мере, так было вплоть до нашего времени.

В воскресенье 22 июня 1941 года ночью пришел гонец из военкомата и захватил с собой отца. Ему исполнилось в то время 40 лет. Он был приписан к войскам ПВО и иногда его вызывали на тренировки. Мы еще не знали о начале войны и считали, что это очередная учёба. Такие случаи раньше бывали. Утром я спокойно отправился в ближайший кинотеатр "Спартак" смотреть кинофильм с популярным в то время клоуном Каран Д\'Ашем (известным артистом цирка Алексеевым) в главной роли. Возвращаясь из кино я увидел толпы около уличных репродукторов, которые были установлены на многих углах домов и использовались обычно во время праздников для передачи экстренных сообщений, музыки и агитационных лозунгов. Сразу не придал этому значения, и только придя домой я узнал о начале войны. Передавали речь Молотова. Настроение было тревожное, но приподнятое, обо всех ужасах, ожидавших нас впереди мы не подозревали. Многие, в том числе и я, были абсолютно уверены, что враг будет разбит, и война долго не продлится.

Пропаганда настолько задурила нам голову о несокрушимой силе Красной Армии и сверхъестественной мудрости руководства страной, что сомневаться в скорой победе и в голову не приходило. Нам было известно из печати, что немцы легко разбили французскую армию, а англичане еле унесли от них ноги из Дюнкерка, но мы были уверены, что это произошло, как утверждала пропаганда, потому что "правящие круги" этих стран не желали сопротивляться Гитлеру. Эти "правящие круги стран Запада", (идеологический штамп широко применявшийся в печати того времени), только и мечтали о том, как умиротворить Гитлера, сохраняя при этом свою власть. Газеты писали, что они ("правящие круги") больше всего боялись своего рабочего класса и СССР. Перед войной в тоне печати проскальзывало даже некоторое злорадство при описании успехов немцев в войнах со странами Запада. Гитлеровцы были нашими "закадычными друзьями". В тот период исчезли с экранов и полок библиотек все антифашистские произведения.

С началом войны всё переменилось. По радио зазвучали слова Эренбурга, недавно вернувшегося из Франции, где он был свидетелем вступления немцев в Париж. После заключения советско-германского договора он был в опале, и его печатали и передавали редко. Были быстро организованы и выступления других общественных деятелей и деятелей искусства, особенно евреев. В кино появились картины "Профессор Мамлок" и "Семья Оппенгейм", которые в период "дружбы" с Гитлером находились в спецхране.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Военной промышленности
Решительность сталина
Обменивающие на продукты уникальные
В 34 м году мой дядя со стороны мамы работал времени