<<<     ΛΛΛ     >>>   

Итак, господство фокидян в Дельфах было вновь восстановлено. Однако вскоре Дельфы опять обретают независимость, на этот раз на долгое время. Точные обстоятельства изгнания фокидян не зафиксированы традицией, по-видимому, это произошло после тяжелого поражения афинян при Коронее в 447 г. и потери ими в этой связи контроля

50

над Средней Грецией. 17 Фактически позиция дельфийцев была так прочно восстановлена, что они смогли предъявить претензию перед Совету амфиктионов на компенсацию за нечестие со стороны фокидян. В результате был присужден штраф, который фокидяне заплатили, и на вырученную сумму в Дельфах была воздвигнута бронзовая статуя Аполлона колоссальных размеров, знаменующая триумф служителей Аполлона над святотатцами (Diod. XVI, 33, 1). 18 Итак, борьба за независимость святилища от афинского влияния, которую Спарта вела более 10 лет, была закончена: Дельфы вновь стали самостоятельной общиной.
Кульминацией сближения Спарты и Дельф, которое происходит в этот период стала безусловная поддержка оракулом действий Лакедемона в грядущей Пелопоннесской войне (431-404 гг.). Не останавливаясь подробно на анализе отношений Дельф и Спарты в этот период, укажем лишь на самый характерный пример. Эта не вызывающая сомнений позиция жречества демонстрируется уже знаменитым оракулом, данным спартанцам во время их консультации в Дельфах накануне войны. Спартанцы отправили посольство в Дельфы, чтобы задать вопрос, традиционный по форме для вопрошающих оракул: "Разумно ли им начинать войну или нет?" (Thuc. I, 118, 3, пер. Г.А.Стратановского; P-W N. 137; F H 5; ср. Thuc. I, 123, 1; II, 54, 4; Plut. Pyth. or. 19, 403 b; Suid. s.v. a[klhton).19 Посещение оракула перед военными предприятиями мыслилось древними греками необходимым условием их начала и успешного исхода. Однако ответ оракула в данном случае примечателен, он гласил, что "если они [спартанцы - О.К.] будут вести войну всеми силами, то победят, а сам он - званый ли незваный - будет на их стороне". Побудительные мотивы для открытого выступления Дельф на стороне Спарты в грядущем военном конфликте очевидны. В предшествующие десятилетия святилище неоднократно попадало под власть фокидян именно из-за поддержки последних Афинами. В Дельфах вполне могли ожидать и опасаться, что, если Афины выиграют войну, Перикл восстановит господство фокидян над оракулом; в Спарте же дельфийская жреческая знать

51

видела мощный противовес этой политике. Вполне закономерно поэтому, что Дельфы желали победы спартанской стороне.20
Историчность обращения спартанцев в самом начале войны в Дельфы большинством исследователей не подвергается сомнению. Это подтверждается и другим сообщением Фукидида, где он вновь упоминает данное пророчество - описанием эпидемии чумы в Афинах, из которого становится ясно, что это изречение оракула ко времени трагедии в Афинах уже было известно, и те афиняне, которые его знали, вспомнили о нем (Thuc. II, 54, 4).

Сам же текст пророчества в том виде, как его передает Фукидид, у многих авторов вызывает вопросы. 21 Это происходит, прежде всего, потому, что Фукидид вставляет при пересказе оракула: wJs levgetai ("как говорят") и дает понять, что ему прорицание известно лишь по слухам и что он не может ручаться за подлинное содержание передаваемого им оракула. Г.Цайльхофер22 строит свое объяснение этого осторожного замечания Фукидида следующим образом. Он полагает, что в Афинах могли знать о прорицании оракула в результате, например, визитов спартанских послов, которые перед началом войны прибывали в Афины трижды (около 432 г., по Фукидидовой хронологии вскоре после вопрошения оракула). Определенно, наряду с официальными переговорами были возможны также частные беседы, в которых мог быть упомянут и данный оракул. Следовательно, оговорка Фукидида может означать, что он знает это пророчество с чужих слов (ср. Thuc. II, 54) и таким образом хочет обезопасить себя как добросовестного автора. Данное замечание Фукидида, по справедливому мнению Г.Цайльхофера, не может быть использовано, таким образом, как аргумент против его подлинности. 23

52

Даже если согласиться с А. Гоммом в том, что цитируемый у Фукидида текст оракула представляет собой спартанскую версию, все же можно определенно утверждать, что лакедемоняне вряд ли что-либо изменили в характере предсказания. Передаваемое у Фукидида прорицание во всех отношениях соответствует позиции, которую в это время ожидали от дельфийского жречества. Кроме того, Г.Цайльхофер в словах kata; kravto" polemou'sin nivkhn e[sesqai, наряду с побуждением энергично начать войну, видит также реалистичную оценку дельфийским жречеством сил обеих сторон, ведь общественное мнение в начале войны, в целом, склонялось к спартанской победе.24 Святилище этим пророчеством оказало Спарте моральную поддержку, которая значила немало, учитывая авторитет оракула в общественном мнении.

Окончательное оформление завоеванной, прежде всего Спартой, дельфийской автономии произошло в связи с окончанием первого периода Пелопоннесской войны. Весной 423 г. между Афинами и Спартой был заключен договор о перемирии, в начальной части которого Дельфам отводится центральное место: "1. О святилище и оракуле Аполлона Пифийского мы постановляем, чтобы всякий желающий по отеческим обычаям вопрошал оракул без обмана и страха. 2. Лакедемоняне и присутствующие союзники обещают также послать глашатаев к беотийцам и фокийцам, чтобы по возможности убедить и их. 3. Об имуществе бога заботиться и вам, и нам, и всем желающим по обычаям предков, принимая меры для розыска провинившихся, поступая при этом всегда по праву и справедливости, согласно обычаям отцов" (Thuc. IV, 118, 1-3; пер. Г.А.Стратановского; Bengtson SVA II, N. 185).

Самым первым условием перемирия являлась гарантия свободного доступа к храму и оракулу Пифийского Аполлона для всякого, кто пожелает. По мнению Г.Цайльхофера, именно посредством перемирия в 423 г. Дельфы стали открыты для Афин, которые после начала войны были лишены возможности вопрошать оракул. 25 Он убедительно доказывает это в противоположность тезису Х.Помтова о том,

53

что это произошло еще в 425 г.,26 а также мнению Ж.До, что отношения Афин и Дельф нормализовались после 431 г. 27 Таким образом, Афины и их союзники, т.е. большинство членов Амфиктионии, вновь имели возможность беспрепятственного обращения к оракулу.
Как полагает Г.Цайльхофер, это положение договора свидетельствует также о том, что лакедемоняне вовсе не стремились к тому, чтобы Дельфы были настроены исключительно проспартански, а, скорее, желали вновь вернуть святилищу положение общегреческого святилища, даже рискуя потерять влияние на оракул. 28 Он считает, что и в этот период, как и во время Пентеконтаэтии, Лакедемон выступает как истинный сторонник дельфийской свободы и панэллинского значения Дельф. Мы согласны с Г.Цайльхофером, что Спарта стремилась вернуть Дельфам панэллинское значение. Но, как представляется, немецкий исследователь несколько идеализирует характер спартанской политики в отношении Дельф. Ведь общегреческое значение Дельф давало еще больший вес в глазах политиков и общественного мнения тому одобрению действий Спарты, которое демонстрировал оракул. Поэтому определять спартанцев как "истинных поборников дельфийской свободы" весьма сложно. Скорее, речь идет о совпадении стремлений дельфийской верхушки к автономии и спартанской политики в отношении Афин.

По мнению Г.Цайльхофера, даже требованием "вопрошать оракул без обмана" (crh'sqai ajdovlw") Спарта выступила за сохранение престижа Дельф. Он справедливо полагает, что в данном случае речь идет не только о требовании честного обращения к оракулу и исполнение данного прорицания, но и о недопустимости оказывать какое-либо влияние на пифию - будь то подкупом или силой. Но ведь упреки в нарушении этого правила можно адресовать, прежде всего, самим спартанцам. Наиболее яркие примеры попыток воздействий различного рода на пифию, которые сохранила традиция - подкуп Клеоменом, воздействие со стороны Плистоанакта - связаны с лакедемонянами. Упоминание слова ajdovlw", скорее, говорит в пользу того, что в этом пункте договора содержится намек на имевшие место случаи, подобные названным.

54

Следующий пункт договора также касался Дельф и устанавливал, что в отношении тех, кто совершил преступления, которые были связаны с "имуществом бога" (ta; crhvmata tou' qeou'), должно было вестись расследование. Как отмечается рядом исследователей, этот пункт договора формулировкой o{pw" tou;" ajdikou'nta" ejxeurhvsomen не только предостерегает от будущих проступков, но и указывает на уже случившиеся преступления.29 Однако, что может здесь подразумеваться, остается не вполне ясным. Эти проступки едва ли могли быть поставлены в связь с займом из храмовой кассы Дельф, независимо от того, считать ли предложение коринфян использовать средства Дельф на военные нужды Пелопоннесского союза реализованным или нет. Этот заем пелопоннесцев не мог бы представлять в соответствии с экономической практикой "храмовых банков" никакого нарушения (a[dikon) в том смысле, который предусматривают определения договора.30 Предположение Г.Парка заключается в том, что афиняне требовали расследования источников финансирования военной экспедиции Еврилоха 426 г. против Навпакта, которая начиналась непосредственно из Дельф.31 Г.Цайльхофер пессимистично заключает рассуждения на эту тему предположением, что "время и характер проступков, а также сами личности злодеев" нам узнать не суждено.

Таким образом, этот пункт договора свидетельствует о возобновлении древних обязательств амфиктионов в отношении защиты святилища и его блага. По-видимому, этим он мог способствовать уничтожению раскола в Амфиктионии, существовавшего с начала Пелопоннесской войны. Неоднократно повторяемое понятие pavtrioi novmoi имеет в виду цели Амфиктионии, которые опреедлялись в момент ее образования и предполагали существование автономных Дельф.

Безусловно, упоминание Дельф в контексте данного договора является не вполне обычным. Конечно, в Древней Греции существовал обычай включать в начальную часть мирных соглашений упоминание богов и религиозных святынь. Однако в этом соглашении в противоположность Никиевому миру, где действительно традиционным образом идет речь об общих святынях (Дельфы, Олимпия и святилище на Истме), делается ссылка только на Дельфы. Г.Парк видит в этом отражение особого стремления Дельф к миру и роли их в этом процессе, выразившейся в содействии святилища возвращению в Спарту изгнанного

55

царя Плистоанакта.32 По-видимому, в основе упоминания Дельф в этом договоре лежит реальная политическая ситуация и роль святилища в событиях того времени.
Весной 421 г. договор о перемирии 423 г. был заменен заключением договора о так называемом Никиевом мире (Thuc. V, 18 = Bengtson SVA II, N. 188).33 В первом его параграфе, по обычаю, речь также шла о религиозных вопросах: "Относительно общих святилищ: всякий желающий может по законам предков приходить и совершать там жертвоприношения, вопрошать оракулы и посылать праздничные посольства сушей и морем беспрепятственно. Священный участок и храм Аполлона в Дельфах и народ дельфийский пусть будут независимы, по обычаям отцов, с правом самообложения и пользования налогами для себя со своим собственным судом над людьми и страной" (Thuc. V, 18, 2, пер. Г.А.Стратановского).

Прежде всего, договор определял беспрепятственный доступ и исполнение сакральных действий в общегреческих святилищах, но если в условиях перемирия речь шла только о Дельфах, то здесь имеются в виду и другие панэллинские святилища (iJera; ta; koinav), под которыми понимались, прежде всего, Дельфы, Олимпия и святилище на Истме; последнее вытекает из решения выставить стелы с текстом договора в названных местах (Thuс., V, 18, 10). Две последние из названных общегреческих святынь также находились в период Архидамовой войны в сфере спартанского влияния. Теперь и они, как Дельфы в 423 г., вновь были открыты для доступа Афин и их союзников, что было окончательно санкционировано договором. 34

Однако и здесь Пифийский оракул стоит, в некотором смысле, особняком. Для положения святилища особенно важен следующий пункт договора, который специально касался Дельф и дельфийцев. Священный участок, храм Аполлона и дельфийская община объявлялись автономными с собственным порядком взимания и использования налогов и с собственной юрисдикцией (aujtotelei'" и aujtodivkou") в соответствии с наследственными обычаями (kata; ta; pa;tria). Примечательно выделение в тексте договора понятий "святилище", "храм Аполлона в Дельфах", "дельфийцы", что гарантировало невозможность

56

на каждый из элементов, составляющих понятие "Дельфы".
Таким образом, автономия Дельф была закреплена государственно-правовой фиксацией их независимости в договоре о Никиевом мире. По мнению Г.Цайльхофера, таким образом были воплощены все стремления лакедемонян, связанные с Дельфами. 35 Афины же этот факт вынуждены признать, по замечанию Г.Парка, в обмен на свою безопасность36 и в будущем отказались от поддержки фокидян в их особых претензиях на Пифийский оракул; возвращение к Перикловым планам господства в Дельфах с помощью фокидян было невозможно. Дельфийская автономия сохранялась неприкосновенной довольно длительный период - до Третьей священной войны в середине IV в.

Особое сближение Спарты и Дельф во второй трети V в. во многом было обязано позиции Лакедемона, позволившей Дельфам вновь обрести свою автономию. Однако особые отношения Пифийского святилища с Лакедемоном характерны не только для этого периода: из всех греческих полисов именно Спарта оказывается в античной традиции наиболее тесно связанной с Дельфами. В более широком смысле их определялись, кроме политических соображений, также известной духовной близостью Спарты и Дельф. Спарта в сравнении с Афинами была более консервативна в своих устоях, в том числе и в политических традициях. Афины же, напротив, отличались политическим экстремизмом, в отличие от Спарты Афины значительно чаще порождали политиков авантюрного склада, реформаторов радикального толка и демагогов. В Спарте с политиками такого типа можно сравнить разве что Павсания. Являясь центром культуры, духовным сердцем Эллады, Афины стали также и центром разрушения традиционных устоев и нравов, центром софистики и скепсиса в отношении религиозных установлений. Спарта, напротив, отличалась сохранением старинной системы образования и воспитания, духовных ценностей и этим больше импонировала дельфийскому жречеству в качестве партнера, а, может быть, в некоторой степени их связь, в свою очередь, определяла этот консерватизм.

Конкретизируя содержание понятия "традиционные связи Дельф и Спарты" в контексте событий V в., следует особенно подчеркнуть отношение Пифийского святилища к институту царской власти у

57

лакедемонян.37 Уже у Тиртея установление основ спартанского государственного устройства, в том числе и положения царей, связывается с оракулом из Дельф (Tyrtaeus. fr. 3 b Diehl3 = Plut. Lycurg. 6; см. о роли Дельф в законодательстве Ликурга, которого древние рассматривали в качестве основателя всех институтов спартанской жизни:38 Tyrtaeus. fr. 3 a Diehl3 = Diod. VII, 12, 5; Hdt. I, 64; Xen. Lac. pol. 8, 5; P-W NN. 21; 216-219). Само происхождение двойной царской власти, по легенде, вело свое начало из Дельф (Hdt. VI, 52; Paus. III, 1, 5; P-W N. 157). Отметим также положение специальных посланников в Дельфы - пифиев (каждый из царей должен был избирать себе по два пифия), которые совместно с царями совершали трапезу и также совместно с ними выполняли обязанности по сохранению оракулов (Hdt. VI, 57; Xen. Lac. pol. 15, 5; Cic. De div. I, 43, 95).39 Важная роль оракула проявляется и в любопытном обычае (Plut. Agis, 11), который сохранялся в Спарте, по крайней мере, до III в. до н.э., когда эфоры каждые восемь лет в одну из ночей наблюдали, не появится ли знамение, свидетельствующее о том, что один из спартанских царей разгневал богов.40 В случае, если такое знамение появлялось, царь отстранялся от исполнения своих обязанностей до возвращения посланника из Дельф или Олимпии, куда он отправлялся со специальным поручением вопросить бога. Аполлон Пифийский мог подтвердить или опровергнуть справедливость подозрения, которое возникло в отношении того или иного царя.
Как представляется, особенно яркими свидетельствами традиции об отношении Дельф и спартанских властей становятся в связи с борьбой эфората с царской властью в Спарте в VI-V вв. Приведем лишь два примера. Во-первых, Дельфы выступили в качестве посредника в заключении договора о симмахии между Лидией и Спартой в 549/8 г. (Hdt. I, 69). В самом же факте появления спартано-лидийского союза логично усматривается влияние спартанских царей, добившихся активизации

58

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Фукидид дает также краткий очерк истории пятидесятилетия
В этом пункте договора содержится намек на имевшие место случаи