Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Коган Л. «Выслать за границу безжалостно»(Новое об изгнании духовной элиты)
О массовой депортации деятелей русской культуры в начале 20-х годов известно в общих чертах давно. Больше всего привлекал, пожалуй, внимание последний акт этой драмы – момент вынужденного прощания с Родиной. Однако эзотерическая сторона изгнания, его внутренняя алогичная логика, его репрессивный механизм и движущие пружины оставались во многом в тени1. Все происходило как бы само собой, в таинственно затемненном пространстве, наподобие кафкианского «Процесса»: кого-то куда-то вызывали, что-то выясняли – и вот уже готов финал, трагический и неотвратимый, как судьба. Но кто за всем этим стоял, кто именно (поименно) этим занимался, где и когда происходили допросы, каково их содержание и что вообще собою представлял этот странный процесс, в котором были следователи и обвиняемые, но не было следствия и суда?
«В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО»В данном случае это основоположное слово-мысль принадлежит В.И.Ленину. Хотя идея высылки могла возникнуть почти одновременно в нескольких головах, факты свидетельствуют, что Ленин являлся душой, перводвигателем этой акции, все ее нити сходятся к нему. Идея изгнания инакомыслящих – не результат чьей-то эмоциональной вспышки или импровизации, – она упорно и постепенно вызревала, вынашивалась2. Далеко не случайно, что это произошло в 1922 г. – рубежном, переломном, судьбоносном. Вспомним некоторые обстоятельства, которыми он ознаменовался. Входит в жизнь, укореняется НЭП; 27 марта – 2 апреля происходит XI партсъезд, а 4–7 августа XII партконференция, задавшие тон официальной пропаганде, делавшие ее все более нетерпимой; усиливается натиск на религию и гонения на священников, весной проводятся массовые аресты среди меньшевиков, в июне–июле – суд над лидерами партии эсеров; сменовеховское движение, возникшее среди белоэмигрантов, получает немалый резонанс внутри страны, становится катализатором политико-идеологической активности старой и перестраивающейся интеллигенции; появляется первый марксистский философский журнал «Под знаменем марксизма»; возникает широкая сеть частных издательств, начинает возрождаться разномыслие. Оппозиционность властям и господствующему мировоззрению проявлялась и в области философии. Еще в 1918 г. в Москве создается Н.А.Бердяевым Вольная академия духовной культуры, а при ней философско-гуманитарный факультет. В течение трех лет Бердяевым были прочитаны на этой основе курсы по философии истории и философии религии, Андреем Белым – по философии духовной культуры, Б.П.Вышеславцевым – по этике, СЛ.Франком – введение в философию, Вячеславом Ивановым – о греческой религии, Ф.А.Степуном – о соотношении жизни и творчества. Устраивались и чтения в Политехническом музее для более широкой аудитории, включая рабочих, красноармейцев, матросов. В 1918 г. ожило Психологическое общество при Московском университете под председательством неолейбницианца Л.М.Лопатина, а с 1921 г. – неогегельянца И.А.Ильина. В 1919 г. в Петрограде возникла Вольная философская ассоциация (Вольфила), учредителем которой были Белый, Блок, Лосский, Шестов; отделения Вольфилы появились в Москве и Чите. В 1921 г. при Петроградском университете восстанавливается Философское общество, начавшее издавать свой журнал «Мысль». Только за один год там состоялось 14 заседаний. В 1919 г. в Петрограде возродилось Социологическое общество под руководством Н.И.Кареева и при активном сотрудничестве П.А.Сорокина. Заметно оживилась активность старой профессуры и в провинции. В 1917 г. основывается Общество исторических, философских и социальных наук при Пермском университете, в 1921 г. – Философское общество при Донском университете, в 1922 г. – при Педагогическом институте в Костроме и Институте народного образования в Чите. После Октября корифеи русского идеализма продолжали издавать свои труды. Только в 1922 г. вышли в свет работы Лосского «Интуитивная философия Бергсона», «Логика», «Современный витализм»; Франка – «Очерк методологии общественных наук», «Введение в философию в сжатом изложении»; Карсавина – «Восток, Запад и русская идея», Сорокина – «Основные проблемы социологии Лаврова», «Голод как фактор», «Милитаризм и коммунизм». Не все намечавшееся удалось осуществить. Готовились, например, к печати три тома сочинений Розанова, работа Флоренского о нем, труд самого Флоренского «У водоразделов мысли», предполагалось продолжение «Очерков развития русской философии» Г.Г.Шпета, намечалась «История русской эстетики» Э.П.Радлова. «Словарь русских мыслителей» Бердяева, Блонского, Голлербаха и Шпета, «История философии на Западе и в России» при участии Лапшина, Лосского, Карсавина. Ленин с тревогой следил за деятельностью русских идеалистов. В его кремлевской библиотеке представлены – явно не из симпатии к авторам – книги С.А.Алексеева (Аскольдова), Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, А.Я.Волынского, Р.В.Иванова-Разумника, И.А.Ильина, Л.П.Карсавина, И.И.Лапшина, П.И.Новгородцева, В.В.Розанова, Ф.А.Степуна, Е.Н.Трубецкого, Г.Г.Шпета, С.Л.Франка, Б.В.Яковенко. Большинство этих авторов вошло в дискриминационный список и было изгнано. Кроме книг, являвшихся собственностью Ленина, он пользовался и теми изданиями, которые посылало ему для ознакомления ГПУ. Вот характерная в этом смысле записка дежурного секретаря Совнаркома Н.Лепешинской: «В ГПУ. Тов. Уншлихту. При сем возвращаем вам книги, присланные т. Ленину 12.VI.22.»3. Не менее характерны – по своей воинствующей целеустремленности – ленинские отзывы об идейно-философских противниках, в частности, давняя характеристика Лопатина (умер в 1920 г. в Москве), человека до крайности отрешенного, далекого от политической борьбы, – как «известного философского черносотенца»4, и оценка Бердяева, вернее, превентивный приговор ему как духовному антиподу, которого «надо бы разнести не только в специально-философской области»5. Именно «разнести», не иначе, то есть взорвать, уничтожить – как это убийственно (в буквальном смысле слова) сказано! Не делалось исключения и для B.C.Соловьева, чей мистицизм, как и у Бердяева, сочетался с свободомыслием и человеколюбием. Интересен следующий эпизод. 30 июля 1918 г. в Совнаркоме рассматривался проект списка новых памятников, подготовленный Наркомпросом. Дошло до Соловьева. «Ленин слушал, нахмурясь. «А Генрих Гейне?» – сказал он, – почему его нет?» Наркомпросовец что-то пробормотал. «И почему вы решили увековечить Владимира Соловьева? Мистик! Идеалист! Этак вы в университетах будете обучать какой-нибудь реакционной чепухе!» Товарищ из Наркомпроса снова что-то пробормотал. «Я думаю, товарищи со мной согласятся, что в таком виде декрет не может быть принят, – сказал Ленин. – Я набросал другой проект, который предлагаю вашему вниманию. «О постановке памятников деятелям революции. Совет народных комиссаров постановляет: а) на первое место выделить постановку памятников величайшим деятелям революции Марксу и Энгельсу. Возражений нет? б) Внести в список деятелей поэтов наиболее великих иностранцев, например, Гейне. Думаю, что тут тоже возражений не будет. Принимается? в) Исключить Владимира Соловьева»6. Так, исподволь намечалось «окончательное решение» судеб русского идеализма. В начале 1922 г. вспыхнула забастовка профессоров МВТУ с требованием университетской автономии и др. Аналогичные волнения прокатились и за пределами Москвы. 21 февраля Ленин обращается к Каменеву и Сталину с предложением: «...уволить 20—40 профессоров обязательно. Они нас дурачат. Обдумать, подготовить и ударить сильно»7. В феврале того же года Ленин пишет Каменеву: «Уншлихту предписать серьезно следить за Пешехоновым»8. В 1922 г. Бердяевым, Степуном и Франком (а также экономистом Букшпаном) была выпущена книга «Освальд Шпенглер и закат Европы». Ознакомившись с ней, Ленин пишет секретарю Совнаркома Н.И.Горбунову 5 марта 1922 г.: «Секретно. Т. Горбунов! О прилагаемой книге я хотел поговорить с Уншлихтом. По-моему, похоже на «литературное прикрытие белогвардейской организации». Поговорите с Уншлихтом не по телефону, и пусть он мне напишет секретно, а книгу вернет. Ленин»9. И вот наконец важнейшее звено в этой цепи: 12 марта 1922 г. появляется программная статья Ленина «О значении воинствующего материализма» («Под знаменем марксизма», № 3), известная как его философское завещание. Именно здесь, в конце этой статьи, едва ли не впервые обнародуется формула высылки. Коллектив журнала «Экономист», и в первую очередь его ведущий автор социолог П.А.Сорокин, характеризуются здесь как современные крепостники, прикрывающиеся мантией научности и демократизма. За этим следует итоговая идеологема: «Марксистскому журналу придется вести борьбу против подобных «образованных» крепостников. Вероятно, немалая их часть получает у нас даже государственные деньги и состоит на государственной службе для просвещения юношества, хотя для этой цели они годятся не больше, чем заведомые растлители годились бы для роли надзирателей в учебных заведениях для младшего возраста. Рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею пока еще не научился, ибо в противном случае он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной «демократии». Там подобным крепостникам самое настоящее место»10. Итак, слово сказано. Вслед затем ликвидируются многие несозвучные ему журналы и альманахи, закрываются опальные философские общества и литературные организации; философы-идеалисты увольняются из учебных и научных учреждений. Но это – лишь начало их крестного пути. До февральской революции 1917 года |
|
|
|
|
