Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
– А ты умеешь? – Чего там уметь – как в машине: газ, сцепление, передачи... Я видел, как мужики заводили. – Что-то ты больно деятельный сегодня. – Давай заведем! – Ну, давай, давай. Волков поднялся. Встал и Валерка. Они пошли к компрессору. Тележка на четырех автомобильных колесах стояла посреди грязи у места, где из канавы торчал бетонный колодец с люком наверху. Наверное, в этом колодце пробивали отбойником дырки для труб, которые лежали в канаве. Боковая сторона компрессора, где находилось управление и был доступ к двигателю, была закрыта щитом, поперек шел засов, на нем висел замок. – Эх, – сказал Волков. Валерка потрогал замок, потянул, ушко разомкнулось – замок не был заперт на ключ. – Это победа, – деловито сказал Волков. Он вытащил замок, огляделся – куда его сунуть, – положил на верх компрессора. Валерка придержал щит, и Волков вытащил засов из петель. Видя их возню, к машине стали подтягиваться любопытные. – Чего задумали, орлы? – Никак, угонять собрались. – Смотри не взорви технику, парень! Общее оживление. Месить грязь давно надоело, а тут такой повод. Расселись, как в театре: кто советы подает, кто просто смотрит, а кто и замечания делает, – эти – самые серьезные... А Волков вдруг сник. Общий интерес к тому, что только что касалось лично его, задавил, обесцветил, обобществил происходящее до казарменного отупения. Валерка же, наоборот, – подхваченный общей заинтересованностью, уже громко спорит с кем-то, за какую ручку тянуть. Волков отошел в сторонку. – Эх, тоска, – пробормотал себе под нос. Тут новое развлечение: у самой канавы заметили лягушонка – маленький такой звереныш, с двухкопеечную монетку. Вот лягушка по дорожке скачет, вытянувши ножки. Конечно, хочется тут же его поймать, подержать в руках. А лягушонку, конечно, этого не хочется. Тут уж кто кого. Вот он, сидит в кулаке и лихорадочно топорщится, сучит задними лапами, протискивается сквозь пальцы. Выбрался. К этому времени в возне вокруг компрессора принял участие и его хозяин – парень лет восемнадцати, подошедший от конторы к студентам, сгрудившимся у машины. Переговоров Волков не слышал, но, видно, парень сумел проявить достаточно дипломатической сноровки, потому что компрессор снова закрыли щитом, засовом и навесили незапирающийся замок. Чтобы сгладить неловкость из-за того, что ему пришлось запрещать играть с компрессором, парень уселся со всеми покурить. Да и куда ему торопиться? Вот что успело произойти, пока Волков находил лягушонка, гонялся за ним, поймал и отпустил обратно в лужу. А парень, желая окончательно зарекомендовать себя в глазах новых знакомых, тут как тут – хвать лягушонка за заднюю ногу. – Мужики, давайте я его в соляр макну, подожжем, а он попрыгает? Все молчат. Тот, принимая молчание за одобрение, направляется к компрессору и отвинчивает пробку у топливного бака. Все молчат. Самые серьезные – из тех, что осуждали возню с компрессором – углубляются в рассуждения про Эрмитовы матрицы и оператор Шредингера. Другие отходят. Но про это все молчат. Хотя ясно, что парень дал маху в своем стремлении к популярности и свойскости. И Волков молчит. Ладонь еще чуть липкая от прикосновения маленького звереныша, который обречен через минуту пылающим комочком метаться под ногами у этих людей. Что же, что мешает сказать "а ну, стой"? Дрянь. Какая же я дрянь, думает Волков и молчит. Секунды щелкают в уши ударами пульса. Все молчат. Валерка, потупившись, курит. Заступиться! – А ну, стой! Зайти ли по дороге с ужина в ларек за портвейном пожалуй |
|
|
|
|
