<<<     ΛΛΛ     >>>   

Я выхожу на берег, улыбаюсь и машу рукой – дескать, не надо милицию, граждане, не такой уж я и пьяный – спортивно ухожу с пляжа вглубь леса, снимаю одежду, выжимаю ее, снова одеваю, на обратном пути подсохнет, и уверенной трусцой бегу домой.

Такие вот развлекухи.

Лежа на койке голышом, – нет, пожалуй надо набросить одеяло, здесь, внутри дома как-то сыровато, мозгло, что ли – почитаем-ка мы снова любовные письма. Ни о чем, как и все любовные письма. Если, конечно, не последует еще какой-нибудь опус. И загрызть бы чего-нибудь килокалорий на побольше. После упражнений мне всегда есть хочется.

"Ты все являешься мне (как и обещала), и сегодня утром (а у тебя, стало быть, была полночь) мы так явственно обнимались – опять прощались. Ты была в брюках и белой блузке с воротником цветочками, в которой я увидел тебя в коридоре факультета после приезда из Ленинграда. Ты обнимала меня истово (как бывало не всегда), прижималась ко мне всем телом, а я, я целовал тебя, твое лицо, глаза, щеки, сжимал твою спину у талии, и только пустота в груди, постепенно замещавшаяся комом, не давала забыть, что это – прощание. И опять душили слезы, осточертевшие мне за этот год. Поленька, я опять соскользнул в писанину, как наркоман, не удерживающийся без дозы. Задача пухнет, вбирает в себя все новые стороны, и если видеть ее в целом, то никак не дотянуться до конкретных действий, а приступив к ним, теряешь общую картину. Сижу. И только ты занимаешь меня целиком – бесконечное прокручивание фильма, пиление опилок. Нет сил отказаться от мысли, что у нас еще что-нибудь будет. Напиши мне, что ли. Все равно при первой возможности хожу на почту. И все без толку.

А, вот что, новогодний тебе подарок. Тоже в тягомотном стиле, но хоть не унылый. Ты, Полька, искрами рассыпалась по здешним местам. Захожу в редакцию, открываю последний номер – там в оглавлении твоя фамилия. Встречаю в коридоре любимую подругу Переверзеву – и ничего, кроме Вильнюса, твоих приятелей, гостиницы, кофейни и твоих слов "не хочу улетать". Мелькнул в коридоре сынок Хакима – и мы стоим в Тбилиси у входа в "Лагидзе". Запел по радио Окуджава – и мы сидим в Жуковском "на нарах", ты в своей черной майке, а я свищу. Ты везде, Полька, как искры бенгальского огня, как брызги фонтана с радугой, как солнечный (или Лунный?) блик на конце сосульки, – "горит, не догорает". Я целую тебя, все лицо твое родное, а ладонь держу на сердце. На твоем. Чувствуешь?

Это письмо уйдет с оказией, и ты получишь его к Новому году. ("Все три головы долой... Принес, кретин, матери подарочек"). Ты улыбнулась?

Довольно своеобразный привет получил от тебя сегодня. Обзванивал знакомых "второго круга", поздравлял с Новым годом. Позвонил и знакомой, которая работает в Третьяковке. Я ей сказал, что не видел ее с февраля, а она говорит:"А я тебя видела. Еду в метро, смотрю, какая-то мадам кокетничает со знакомым затылком. Оказалось твой". Оказывается, ты со мной кокетничала, Полька-монополька, а я-то, болван, и не замечал. Как теплой волной обдало. Такое вот эхо. После этого, вместо того, чтобы распрощаться, как собирался, еще беседовал с ней минут пять, благодарный ей за то, что видела нас. Нас, когда мы были вместе. Целую".

"Вот, малыш, я и получил твое письмо!

Последовавшую за этим ночь я не спал и все перебирал его в полубреду. Мучительно жгла первая часть, которую ты могла бы написать и Григоровичу, и Васятке и т.д. Почему-то было обидно. К утру это рассеялось. А вторая часть была моя, хоть и не больно-то ласковая. Но, Поля, то, что я – "единственный человек на свете, которому ты можешь и иногда хочешь пожаловаться" – еще не все. Полька, ты не можешь не понимать, что я и вообще-то единственный.

Какие-то неважнецкие письма я тебе пишу – сплошное нытье. Когда же ты, наконец, поймешь, что со мной тебе лучше, чем без меня? Как ты там? Все крутишься? Покупаешь вещи, принимаешь гостей, обучаешься Word Perfect'у? Со страхом слушаешь и смотришь по TV наши новости? А я вот болтаюсь по московским улицам, по нашим улицам, держу тебя за руку и молчу. Только вот в наших кофейнях я еще не был. А надо бы зайти. Скажем, на Арбат, где мы тогда обжигались хачапури... Хороша страна Бразилия.

А вообще-то я бездельничаю – та бесконечная суета, в которой бесконечно кручусь, утомляет, но не приносит ни удовлетворения, ни смысла, ни интереса. Случись ты здесь, я побоюсь к тебе подойти – до того себе тошен. И конечно, лучше бы куда-нибудь в пампасы, где от себя не отвяжешься, но хоть никому смердеть не будешь. Прости, родная. Так мучительно трудно удерживаться от писания тебе, но стоит взяться, как ничего, кроме пережевывания одного и того же не получается. От этого начинаешь еще сильнее ненавидеть себя. Но после сегодняшней ночи "руки тянутся к перу, перо к бумаге" и удержаться невмочь. Ты, Полька, будь. А мне не надо. Не то, что я собираюсь самоубиваться, просто нечего мне быть, ни к чему.

Эх, Полька. И справедливости мне не надо. А любви твоей, конечно, не достоин, хотя полагаю, что нельзя быть достойным или недостойным ее, заслужить там или что-нибудь в этом роде. Это случайность, Случайность, удача, выбор. Ты меня не выбрала – и поделом. А я люблю тебя и никак сдохнуть не могу. И я так цепляюсь за одно твое стародавнее письмо, потому что там объяснено, почему ты меня не выбираешь – во мне все дело. Лучше знать, что ты плох, чем что ты хорош, а не выбран.

Полька. Поленька. Поленька. Поленька. Поля. Вот так и стучит в голове твое имя. А ты живешь себе там, в квартире с занавесками, купленными здесь.

Конечно, понятно, отчего такие письма возникают. Твой отклик, письмо, звонок, голос – был бы как солнечный луч, протянутый тонущему в болоте. Неспасающий привет избранности. Вот и взываю, вызываю жалость. Ничего, напишу и другое. Тоже нелживое и бодренькое, но уж не такое."

"Привет, Поль!

Вот и получил твое письмо, вот и дождался. Ну что ж... Отвечу на все и прокомментирую все по порядку.

"Почему-то я пишу тебе всегда, когда мне тяжело". Когда всегда, Поль? Письмо трехмесячной давности было последним. Не больно-то тяжело тебе живется. Может, устно наговариваешь? Впрочем, что я? опять фантазирую. А что касается "тяжело", то я за свою долгую жизнь вполне привык к тому, что ко мне идут, когда тяжело, и практически никогда, когда легко. Тогда обходятся. И правильно. Каждому свое.

"Прости, пожалуйста, что я пишу всякую чушь, но "глобальные" письма я писать просто не в состоянии". Ну что ты, Поль, какая же чушь? Красивый город Рио-де-Жанейро (кстати, хрустальная мечта моего детства), ваша поездка, "деревня", индейцы – это все не чушь, а вполне содержательные вещи. Что "глобального" можно написать? Читайте газеты – там глобальное. Это я пишу тебе всякую чушь (вот уж воистину! И стыдно, и больно, и никуда от этого не деться). А район ваш неплох.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Навыдумывавшие столько
Так сказать
Понимаю возможно поговорим
Информации
Получил твое письмо