<<<     ΛΛΛ     >>>   

"...часть меня требует забвения, забвения невосстановимого, недоступного для циркуляции информации. Следует деть уже содержащееся в этой части, и деть недоступно. И следует взять новую [кровь], такую новую, которая не является комбинацией старого, но нова сама по себе. Сам же я никогда не уменьшусь и не увеличусь, но лишь распределюсь иначе".

Так явилось представление о материальном мире, как месте "захоронения" одной информации и источнике новой. Из потребности разделения возникает тело, как артефакт. Слова "кровь", "я" и "информация" обозначены в этом отрывке пацакского текста одним и тем же термином.

"...Я повторяюсь сам в себе многократно, я множусь, не теряя подобия, и каждая часть меня есть лишь я сам, во взаимо(само)действии обретающий единство".

Разделение произошло. В нашей математике известны объекты, устроенные так, что любая часть подобна целому. Это фракталы. Представление о них возникло не так давно, у пацаков же оно одно из первых следом за так называемыми первым качеством – разделением на ноль и единицу, на бытие и небытие, на наличие и отсутствие, вторым качеством – разделение на единицу и единицу, на один и несколько, на много и бесконечно много, и первым объединением, где ноль есть оборотная сторона бесконечности. Здесь нетрудно увидеть нашу теорию множеств и намек на групповые операции. Выше я уже писал более подробно о соответствующих аналогиях и о близких соотношенииях между пацакской математикой и нашей.

"...Каждая часть, коим несть числа, вольна выйти из единства и войти в него, а то, что разделит эти два события сопоставлю специальному числу [время]. Желая уйти навсегда, [любая часть] пусть выйдет, унося с собой свое желание. Ушедшие же навсегда – станут иными, и так я выделяю из себя [мир]".

Итак, раздробившись на самоподобные части, информация получила возможность исчезать вместе с одной из частей, притом, что происходила некая "циркуляция" информации, т.е. исчезала не просто ячейка, но уникальная ячейка. В каком смысле она исчезала? Что оставалось? Воплощение, материализация изменения "информации" в тело и послужило началом пацакской цивилизации, переходу от "дикого состояния" (в пацакском понимании) – какой бы странной и даже совершенной на наш взгляд эта дикость ни казалась – к историческому.

Я почувствовал, что неплохо бы разбавить. Обсуждаемый миф, который вчера напоминал статью не то по информатике, не то по философии, сегодня обрел свои собственные характерные приметы. Впрочем, как сознание моего соседа по его уверению тесно переплелось с пацакским, так и его собственные ремарки тесно переплетались с текстом, который он переводил. Машинка у него была паршивая, а копия, наверное, четвертая, если не пятая – все время приходится разглядывать. Хотя, может, зато успеваешь понять, а не проскочить сразу, как чушь, не стоящую прочтения. В других условиях я бы, может, и не стал все это читать. И почему-то на половинках обычного формата. Да еще значками исчириканная. И вообще поесть бы надо. Хорошо хоть у них тут обед не по часам.

В столовой ко мне подошла беленькая девица, которую я несколько раз видел со своим соседом.

– Извините, Павел Андреевич просил меня напомнить вам, что его не будет до субботы, и еще раз попросить прощения за беспорядок на столе. Он просил, если вы будете прибирать стол – он ведь и ваш тоже, – она улыбнулась, – если можно, сложить его бумаги в одну кучу, только не менять порядка.

– Да, конечно, никаких проблем. Я ему сразу сказал, что стол мне не нужен. Но он не говорил, что уедет до субботы.

– Да, верно. Он должен был приехать сегодня утром. А потом не приехал, я ему позвонила, и он сказал, что вынужден задержаться.

Она улыбнулась. Я улыбнулся. Отошла. Доел суп. Это по крайней мере решает проблему чтения украдкой. А с Полиной, выходит, мы промахнулись. Ну да в городе наверстаем.

Покурить на крылечке, еще раз сходить на станцию, теперь за газетой – впрочем, зачем она мне – ну и ладно, прогулялся. Значит, любая часть пусть выйдет, унося с собой свое желание... Ну-ну.

"Не хотел тебе писать так часто, но иначе не получается. Просто ты, Поль, постоянно со мной, постоянно тут, и я по мере все большего провала вглубь себя, замыкания, все больше ограничиваю и сосредотачиваю свое общение на тебе. Вот сидел сегодня на факультете и вспомнил, как ты сказала в одну из наших последних встреч, чтобы я не заводил себе никого до твоего приезда. Тогда, да и сейчас эти твои слова немедленно отдаются в организме ударами в виски изнутри (адреналин), замиранием сердца, острым чувством любви и благодарности к тебе за сам факт твоего существования. Но подозрения не оставляют. Холодные рац-рассуждения все время с дьявольской услужливостью подсказывают, что ты это сказала просто так ("Не верю!"- воскликнул он и утонул). В самом деле: не смешно ли? Что я-то в состоянии не завести, а точнее не в состоянии (и еще долгое время) завести себе кого-нибудь, – почти очевидно (для меня, конечно). Но ты-то, ты, Поль, будешь ли ты к этому достаточно неравнодушна, будешь ли хотеть этого достаточно глубоко через какие-нибудь месяц-два? Т.е. кто из нас играет? Тебе не хватает веры в то, что именно ты участвуешь в этом. В этом – в настоящем, а не в романчике на 180 страниц со сменой духов при смене партнера в изящном западном стиле. А потом иду по коридору, а там на подоконнике сидит девочка, а у нее твои коленки – узкие, тонкие, из полых костей, которые мне доводилось целовать и гладить. Твои, Полька, коленки, – вот и все, что я могу заметить."

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Как же это я представляю себе выяснение вопроса о написании эпистолярного романа ну вот письма
Выделенный в отдельное тело
Сипаров С. Культурология народа пацаков 1 требует
Достаточно сказать
Доступны три его стороны альбина говорит