Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
У Гадамера есть вдохновляющая формула: истинное понимание истории аналогично эстетическому созерцанию прекрасного . Изучение истолкования русским человеком в его историческом бытии категории прекрасного позволяет отчетливо осознать эстетическое качество тех аспектов культуры, о которых шла речь в 1.1 (русская идея, русская душа, русский характер и т.п.). Эстетические представления русской старины связаны с общими христианскими мировоззренческими и общественными установками. Красота, согласно этим представлениям, имеет своим источником Бога и свидетельствует о Нем, преображая этим свидетельством вещество здешнего, тварного мира. И какой бы конкретный облик они ни приняли, как бы ни оказались иногда искажены, эта связь с абсолютным бытием до конца не теряется. Главную роль в формировании эстетических представлений о прекрасном, по признанию историков культуры, сыграли: • идея о сотворении Богом мира из ничего, которая привела к признанию красоты мироздания, космического целого, созданного Творцом (по Василию Великому, мир есть художественное произведение, созданное художественным Умом); • нравственная требовательность, ограничившая в правах силу чувственного наслаждения и эстетизацию источников последнего; • трансцендентность Бога, заставлявшая акцентировать духовный, спиритуальный, нематериальный аспект прекрасного, связывать внешнюю красоту с красотой глубинной, духовной. В христианский период представления о прекрасном опирались на эстетический опыт, заимствованный из Византии и адаптированный на новой культурной родине. Наглядные образы сложившейся, зрелой, законченной в своих формах красоты были преподнесены русскому человеку в византийских образцах (иконопись, архитектура, книжное слово, общий строй литургической службы, живой опыт общения). Византийский эстетический строй приходил во взаимодействие с местными традициями, дав вполне самобытную картину эстетического воплощения культуры и понимания мира. Его вершинами по справедливости принято считать иконопись Андрея Рублева и Феофана Грека, а также Дионисия, Гурия Никитина; храмовую архитектуру Новгорода, Владимира, Суздаля, Ростова, Ярославля, Москвы и других городов, деревянное зодчество Русского Севера, церковную обрядность и практику повседневного бытового благочестия , прекрасное в повседневной жизни у Пушкина, Льва Толстого, Бунина, музыкальные произведения Глинки, Мусоргского, Чайковского, Рахманинова, Свиридова, живопись Рокотова, Левицкого, Боровиковского, Венецианова, Тропинина, Саврасова, Серебряковой, Татлина и мн. др.,- те сферы культуры и артефакты, в которых проявляли себя «черты калокагатийности» (Г.К.Вагнер), сказалась обретенная гармония. Спокойная гармоничность, тихое сияние красоты сближают высшие достижения русской культуры с эстетическим идеалом классической античности. Однако такая близость не есть тождество. Гармония в русской культуре опирается не на олимпийское спокойствие обожествленного космоса, а на обретенную с принятием христианства твердую уверенность в надежном покровительстве со стороны Богоматери и святых, уверенность, которую с трудом колебали катастрофы истории. Русская гармония нередко таит в себе драматическое начало, сознает свою неполноту и готова к саморазрушению (отсюда хрупкая нежность Покрова на Нерли, мягкость контура и патетическая вертикаль переславль-залесского Спаса, глубокая умиротворенная печаль рублевской Троицы, просветленно-печальные строки и образы самых гармоничных и радостных поэтов - Батюшкова, Пушкина, Алексея К. Толстого,- диалектическая рефлексия философов-онтологических оптимистов Флоренского, Булгакова). Нередко прекрасное здесь сочеталось с возвышенным и величественным (например, в мистическом искусстве Феофана Грека, в храмовых комплексах старых Пинеги и Мезени, ансамбле Соловков, в храме Иоанна Предтечи в Ярославле). Его антиподы - безобразное и низменное , получившие особенно рельефную оформленность в культуре Х I Х-ХХ вв.; начиная с образов Гоголя, Смердякова, Порфирия Головлева и пр. В личностном выражении являли собой прекрасное русские святые и религиозные подвижники, которые представлялись и воплощенными в соответствии с духовно-художественной традицией в иконописных образах. Мощное воздействие на огранку и эволюцию эстетических представлений оказали исторические перипетии, отдавшие Русь во власть восточных кочевников, заставившие ее принять на себя бремя византийского наследства, а после - вступить в активные контакты с Западом в ритме притяжения-отталкивания. Историческим плодом сложной, подчас катастрофической эволюции стало формирование полярных представлений о прекрасном, пребывающих в небесконфликтном диалоге . На одном полюсе в русской культуре прекрасное являет себя в связи с величием, державностью, мощью, силой, властью, блеском, тяжелой роскошью (церковная пышность Москвы и Санкт-Петербурга, Сергиева Посада, Московский Кремль, парадные ансамбли Санкт-Петербурга и его окрестностей, русский классицизм, «русский стиль» (ля рюсс), Брюллов, проект Дворца Советов Иофана, помпезный «сталинский ампир»); прекрасное соседствует с величественным, чрезмерным, избыточным. С этим полюсом связан в основном и русский гиперэстетизм (К.Н.Леонтьев). На другом же полюсе прекрасны «рабский вид», бедность, бессребренничество, скитальчество, странничество и странность, страдание, убожество, скромность, немощность, жалкость (скитское отшельничество, житие Аввакума Петрова, юроды, лермонтовская «Родина», Достоевский, Лесков, Нестеров, Крамской, Венедикт Ерофеев). Так, А.Ельчанинов и П.Флоренский отмечали, что «русский народ, в своей религиозности, живет со Христом страдающим, а не с воскресшим и преображенным (...) Бог умалился для нас, сделался человеком и жил среди людей (...) Это - русский Христос, такой близкий к скудному русскому пейзажу, неприглядным, серым деревням, пьяной, больной, разоренной России. Это Христос - друг грешников, убогих, немощных, нищих духом (...) Православный поэтому никогда не судит по наружности. Он не торопится осуждать и возмущаться, он даже чувствует какую-то внутреннюю симпатию к пьяным, нищим, оборванным, неученым и просто дурачкам» . В еще одной оппозиции эстетизация строгой формы, жесткого канона (церковной службы, монастырского или армейского устава, имперского ритуала) полярно сочетается с эстетизацией бесформенности, ничем не скованной и не ограниченной воли, разгула, мягкости, лени душевности и духовной жизни по принципу «дух веет, где хочет» (в диапазоне от Васьки Буслаева и Стеньки Разина до Ильи Обломова). Признаками прекрасного, с одной стороны, наделяются предел количественности, крайнее множество (военный парад; необозримый простор); с другой - и предел качественности, сконцентрированной в уникальном и индивидуальном (личная святость, личное подвижничество). Прекрасное нередко отождествляется с полезным (В.В.Бычков находит такое тождество в некоторых памятниках древнерусской культуры, в частности, в Хождении игумена Даниила). Иногда же прекрасное и полезное противопоставляются друг другу. Этот второй полюс подчас реализовался в акцентированном антиэстетизме, в походе на красоту во имя и ради добра или истины, часто - в утилитаристском уклоне мысли (нестяжатели, разночинцы, Д.И.Писарев, Лев Толстой). С одной стороны, нередко в восприятии русского человека мир переполнен красотой; он находит ее везде, во всякой былинке и букашке, во всех выражениях жизни (вплоть до формулы «прекрасное есть жизнь»). С другой же стороны, для человека в русской культуре подчас свойственно агрессивное отталкивание от наружной красивости, разоблачение ее иллюзорности, мнимости, лживости с этических или утилитаристских позиций. Поляризация эстетических ориентиров выражает глубокую противоречивость русского духовного опыта, колеблющегося от всеприятия к всеотрицанию. Именно в связи с базисными мировоззренческими ориентациями человека, с контроверзами культуры и следует изучать понятия о прекрасном. Особый ракурс изучения представлений о прекрасном в культуре - их историческая динамика. Ее анализ позволяет раскрыть своеобразие культурных миров и эпох, личностного опыта. Представления о прекрасном в русской культуре чрезвычайно богаты и разнообразны и весьма сильно зависят от места и времени, от личностной ориентации. В своих эстетических пристрастиях и свершениях русский человек реализует богатый ресурс свободы, предоставленный ему отечественной культурой - и в то же время зачастую снова и снова сверяет свои вкусы с общепринятой культурной матрицей. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С.27. Она описана, например, в прозе Н.Лескова и И.Шмелева. В ярославском человеке есть простота |
|
|
|
|
