<<<     ΛΛΛ     >>>   

•  постоянные экономические и социальные трансформации;

•  интеграцию индивидов и социальных групп в этнические и цивилизационные общности при все возрастающей самостоятельности индивидов и групп внутри этноса и государства;

•  утверждение свободы выбора как фундаментального права и обязанности индивида, социальной группы и общества в целом.

•  отделение ремесла от земледелия, светской власти от церковной, политики от морали и, как следствие, – раннее выделение искусства и культуры как самостоятельной сферы духовного производства.

Как уже говорилось, практически все динамические этносы теперь находятся в составе тех или иных общерегиональных цивилизаций. Каждый народ существует и в качестве самостоятельной социокультурной общности, и одновременно входит в метаэтническую группу. Поэтому центр европейской цивилизации время от времени переходит от этноса к этносу, меняются направления, стили, идеи, корректируется система ценностей, и в этом – залог долгого и перспективного развития цивилизации

Современная западная культура — культура динамическая. Она построена на ожидании будущего, которое представляется более совершенным, нежели настоящее. Но в этом состоит и трагедия современности —неустойчивости, нестабильности нашего существования, всего того, что А. Тоффлер назвал “футурошоком” — перманентным стрессом, в котором пребывает современный человек вследствие стремительных изменений и поражающего разнообразия. В традиционных обществах само подчинение традиции дарует стабильность. Поэтому разрыв с традицией в статических обществах порой ведет к самым пагубным последствиям, например, к стрессам целых народов.

Так, тотальное наступление на весь уклад жизни народов Севера 60-х—80-х годах ознаменовалось уничтожением поселений, насильственным переводом кочевых народов на оседлый образ жизни, разрушением сложившихся институтов семьи и брака, воспитанием детей в интернатах — словом, насильственной ассимиляцией целых народностей. Привело это к тому, что люди (особенно, молодежь) начали испытывать “комплекс неполноценности” в связи со своим этническим происхождением и всеми силами старались хотя бы формально сменить национальность и бежать из переставшей их удовлетворять этнической среды. Другие настолько преисполнились ощущения этнической никчемности и несостоятельности, что предались безделью и пьянству. Вот как пишет об этом хантыйский писатель и общественный деятель Е. Айпин: “Кончилась земля предков и кончился наш род, заселявший все среднее течение реки Аган... Род кончился, как теперь я понимаю, от чувства безысходности, обреченности. В возрасте до 35-40 лет, преждевременно, по пьяному делу, погибли почти все мои двоюродные и троюродные братья. Ничего мне не нужно... Дайте мне только землю. Дайте землю, где я мог бы пасти оленей, промышлять зверя и птицу. Ловить рыбу. Дайте землю, где бы моих оленей не съедали бы бродячие собаки, где бы мои промысловые тропы не вытаптывали браконьеры и машины, где бы по рекам и озерам не разливался бы черный горючий жир — нефть. Нужна земля, где бы неприкосновенным оставались мой дом, святилище и место вечного покоя” [7, 174-175 ] .

Разрыв с традицией у динамических обществ имеет пусть не столь явcтвенные, но достаточно серьезные последствия. “В центре нашей, построенной на агонических началах культуры — спор, поединок, единоборство, — пишет А. Генис, — В основе архаической культуры — ритуал, цель которого — спастись от хаоса...” [22, 175 ] . Возможно, одна из насущных задач современной культуры соединение прогресса индустриальной эры со стабильностью традиционных обществ.

В какой-то мере это уже произошло — у тех народов, которые смогли не отторгая чужих влияний, принять и переосмыслить их в русле собственной культуры. Речь идет о так называемых “адаптивных” этносах. В истории такие народы чаще всего жили на перекрестии торговых и культурных путей, а потому имели возможность впитывать посторонние влияния и трансформировать их во что-то собственное. Живой пример этому – арабы в период халифата, который простирался от Испании до Индонезии, в результате чего на этой территории сложился народ переводчиков. Благодаря специфике данного этноса все мы знаем сказки “Тысячи и одной ночи” как арабские и, в основном, пребываем в неведении относительно того, что это вольный, перекроенный на арабский лад перевод индийских сказок “Тысяча повестей”. При современном развитии СМИ и средств сообщения адаптивность этноса уже не обязательно зависит от его местоположения. Живой пример адаптивного этноса 20 столетия — это японцы, совместившие глубокий традиционализм в социальном устройстве и быте с активным усвоением инокультурных влияний и всех достижений “технической” цивилизации..

Мы уже упоминали, что в культуре этноса можно выделить два генетически различных слоя: “нижний” (традиционный) и “верхний” (инновационный). В отличие от традиционного, инновационный слой включает в себя новые по отношению к традиции явления . Именно в том, что в любой культуре, хотя и в разной степени, содержатся и традиционный, и инновационный слои, и состоит залог ее развития. В этом контексте культура выступает как единство преемственности и обновления, предполагающее, с одной стороны, использование культурных ценностей, накопленных предками и бережно сохраненных потомками, а с другой, изменение существующих традиций и отторжение того, что больше не соответствует духу времени. В этом смысле можно говорить о культуре как о взаимовлиянии и противоборстве традиции и инновации. И если не всегда одерживает верх традиция, то, в крайнем случае, она сохраняется в глубине общественного бытия.

Мы легко можем представить себе общество, живущее без или почти без инноваций — таковы все стационарные культуры, но представить себе общество без традиций невозможно: даже инопланетяне в фантастических произведениях имеют свои традиции. Если традиция является тем архитектурным каркасом, на котором зиждется все здание этноса, то инновация, скорее, представляет собой крышу этого здания. Традиция необходима для самого поддержания существования социума, а инновация — для его развития. Потому отношение к традиции как к чему-то неизменному во времени предполагает косность и боязнь “свежего воздуха перемен”. “Традиция — не только мощи, к которым прикладываются, боясь тронуть, — пишет российский философ Г. Померанц. — Традиция несет в себе возможности, которые надо использовать, не боясь ошибок, не боясь ересей. Ересь — это первый неловкий шаг на новом пути, первое, слишком прямолинейное решение; оно ценно как постановка вопроса. Ни одна догма не родилась без предшествующей ереси” [57, 563 ] .

А Х. Ортега-и-Гассет так развивает мысль о единстве и противоборстве традиции и инновации: “Наше будущее рождается из свободы, неиссякаемого источника, вечно бьющего из себя самого. Однако свобода предполагает выбор между вариантами поведения, а последние формируются лишь на основе прошлого — нашего и чужого, — служащего как бы материалом, который вдохновляет на новые их сочетания... Независимо от величины радиуса нашей свободы он всегда ограничен: мы вынуждены всегда хранить преемственность с прошлым. Неразрывная связь с ним яснее всего проступает, когда сотворенный нами, положенный в основу жизни проект радикально отрицает прошлое. Одна из форм, с помощью которой прошлое правит нами, как раз и состоит в том, чтобы побудить нас совершить противоположное тому, что было осуществлено прошлым... Яркий тому пример — “так называемое современное искусство”. Его руководящий принцип — поступать наперекор тому, как извечно поступало искусство” [56, 576-577 ] .

При всей своей оппозиционности и традиция, и инновация взаимосвязаны и взаимообусловлены до такой степени, что порой их сложно дифференцировать: ведь ни одна инновация никогда не остается новшеством сколько-нибудь долгое время точно так же, как ни одна традиция не является традицией “отродясь”, а возникает первоначально как инновация. Аргумент “так было всегда” в конечном счете не верен: не всегда, а какой-то более или менее длительный период. То, что кажется нам новшеством, либо не приживется в культуре и отомрет (в случае неприятия его членами этноса или группы), либо постепенно превратится в традицию. Так, в одном из американских фильмов 80-х годов мальчик, несколько лет пролежавший в коме и вернувшийся к жизни, с изумлением, граничащим с ужасом, смотрит по телевизору объемный видеоклип, а для окружающих этот клип не представляет никакого интереса: он давно перестал быть новшеством и превратился в традиционную телезаставку.

Именно в умении принимать и усваивать инновации и состоит жизнеспособность традиции. Но для этого нужно время. О том, что инновация превратилась в этническую традицию можно говорить тогда, когда в памяти членов этноса стирается момент введения инновации и впечатления об этом событии становятся принадлежностью истории.

Но даже если инновация не имеет шанса укорениться в определенной культуре в виде традиции, то она все равно выполняет в этой культуре более или менее значительную роль, расшатывая устои традиции, самим своим существованием показывая ее уязвимость, в частности, возможность поиска и выбора. Можно найти аналогии между такой “слабой”, но незаметно “подставляющей ножку” традиции инновацией и модой. Так, “банданы”, “конские хвосты” у юношей и самодельные “бэги” остаются прерогативой немногочисленной части современной молодежи, но все же расшатывают тысячелетние стереотипы принципиальной разности двух полов и их положения в обществе.

С другой стороны, инновация снова и снова “находит себя” в традиции. Крылатое выражение, гласящее, что “новое — это хорошо забытое старое”, находит постоянные подтверждения в жизни и культуре. Так, например, новая наука базируется не только на экспериментах и использовании сложной техники. Многие ее направления в нашем столетии связаны с прошлым, даже, как ни парадоксально, с древними мистическими учениями. В книге “Дао физики” специалист по высоким энергиям Ф. Капра доказывает, что картина мира, которую рисует пост-классическая физика, во многом смыкается с представлениями мистических религиозно-философских систем, таких как индуизм, даосизм, дзэн и т.д. Так, и современная физика, и древняя мистика сходятся на том, что мир — это единое целое, которое состоит не из вещей, а из процессов; что абсолютно объективное познание невозможно, т.к. самого наблюдающего нельзя исключить из процесса наблюдения; что Вселенная — это паутина взаимозависимых процессов, и потому познание идет не от части к целому, а наоборот. Единственная область, где инновации сводят на “нет” всю предшествующую традицию, — сфера техники и технологии, хотя нередко она осуществляет давние мифологические чаяния народов (ковер-самолет и т.д.)

2. Типы и функции инноваций. Способы и механизмы внедрения инноваций

До недавнего времени считалось, что инновации могут быть двух типов — экзогенными (заимствованными из других культур) и эндогенными (возникшими в данной среде без влияния извне). Более удачное деление предложил С.А. Арутюнов, считающий, что культурная трансформация, осуществляемая через введение инноваций, может происходить тремя способами: 1) спонтанно; 2) стимулировано; 3) путем заимствования.

•  Спонтанная трансформация — это любая инновация, которая возникает внутри культуры за счет факторов ее собственного развития без влияний извне. Так возникает большинство систем письменности и стилей в искусстве.

•  Стимулированная трансформация — это инновация, которая, не являясь прямым заимствованием из какой-либо другой культуры, возникает под косвенным воздействием внешних обстоятельств. Такой характер носят изменения в ценностных ориентациях, связанные с распространением зарубежных веяний в культуре: например, воздействие американских “боевиков” и телесериалов на молодежь пост-советского пространства.

•  Заимстовование — это инновация, которая связана с прямым внешним воздействием. Сюда можно отнести и распространение мировых религий, и европеизацию одежды в странах Востока, и заимствования систем письменности (китайская иероглифика, латиница, кириллица), и лексические заимствования (так, к примеру, слова “ yes ”, “ o'key ” считаются многими как западными, так и восточными народами их собственной языковой принадлежностью), и особенно — распространение технических изобретений и усовершенствований.

Способность этноса или цивилизации к изменению во многом определяет саму возможность развития культуры. Если же внутренние или внешние обстоятельства создают в обществе те потребности, которые не могут быть удовлетворены на основе традиций данной системы, это открывает двери для их трансформации, а то и замещения традиций заимствованными инновациями, причем, одно изменение, как по цепочке, тянет за собой другие. В связи с этим А.Тойнби писал, что такого рода заимствования приводят к полному принятию всех существенных элементов другой системы вплоть до полного нивелирования принимающей цивилизации. Думается, что в этом содержится изрядная доля преувеличения, по крайней мере, для этносов и цивилизаций адаптивного или динамического типа.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Для мифологически мыслящего человека ритуал это сама жизнь
Как это чаще всего происходит с культурой профессиональной
Нововведения начинают становиться частью местной культуры элемент русская
Во многом благодаря которым она усваивается культурой утилитарной
культуры Чернявская Ю. Народная культура и национальные традиции 9 религии