Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Для мифологии человек, природа, боги существуют в едином пространстве, в одной реальности. Для религии же пространство разделено на священное и мирское , на Космос и Хаос. Для верующего человека церковь – предмет иного пространства, чем улица, на которой она стоит, ибо храм – прямой путь наверх для общения с Божеством. Этому служит и само место ее нахождения, так называемый Центр Мира, связывающий воедино все три уровня мироздания, и сами принципы ее построения, и архитектурная символика.

Время для мифологически мыслящего человека едино, тогда как для религиозного – прерывно, неоднородно. Для первого — нет прошлого и будущего, есть лишь нескончаемое настоящее. Для второго есть два времени — “земное” или “мирское” с его прошлым, настоящим и будущим и “священное” (сакральное), отделенное от мирского и представляющего собой вечность.

В отличие от мифологии, даже политеистическим религиям необходим верховный Бог . В этом и проявился поворот от мифологии к религии. Можно предположить такой механизм этого перехода: из массы духов и божков выделяется местное божество, которое растет вместе с городом-государством, а затем принимается всем народом; так, Зевс был некогда божком ограды, тына, охраняющим дом, затем постепенно присвоил себе и “метеорологические” функции и лишь много позже стал верховным богом-громовержцем.

В мифологии сверхъестественные силы участвуют в жизни людей, и на них можно принудительно воздействовать посредством магии. Бог же творит законы, и влиять на него нельзя: его можно только просить. “Тому, кого заклинают, нельзя молиться как Богу”, — писал великий философ нашего века М. Бубер [16, 126].

Различие мифологии и религии связано и с самим отправлением культа: колдовать можно где угодно и когда угодно, а религии необходима церковь как институт и священник-посредник . Когда из членов племени выделяется шаман или жрец и место, где он осуществляет функции культа, можно говорить о том, что это племя находится на переходной стадии от мифа к религии.

4. Религия в жизни этноса

Вера — мощный фактор развития не только личности, но и народов, и — шире — человечества. Ведь она всегда связана с доверием — к Богу и к людям, которые верят в то же, во что и ты. Вера всегда предполагает определенные идеалы и ценности, воплощенные в Боге и святых и служащие образцами для всех ее адептов. Во многом поэтому вера является неотъемлемым элементом самосознания народов и наций и одухотворяет это самосознание.

С другой стороны, вера в облике религии нередко служит и разрушению этого самосознания: так, религиозные войны в Европе 17 в. привели к раздроблению многих европейских этносов на два враждующих лагеря — на католиков и протестантов. Ведь любая конфессия предполагает идеал, лежащий в ее основе, а идеал имеет свойство превращаться в идол — при условии неприятия другого идеала.

Такая ситуация зачастую приводит к образованию из воюющих между собой частей этноса двух или более новых этносов, сложившихся на основе конфессиональных предпочтений. В начале 17 в. первая в Европе буржуазная революция вынудила Испанию признать независимость Северных Нидерландов (современной Голландии). Южные Нидерланды остались владением Габсбургов и только через много лет стали независимым государством Бельгией. Государственная граница, прошедшая по телу этой единой некогда страны, была одновременно и границей между владениями двух церквей – католической (в испанской колонии) и протестантской (в Голландии).

Нынешнюю Бельгию населяют два народа – фламандцы, язык которых общ с голландцами и валлоны, родная речь которых – французская. Нельзя сказать, что они живут в безоблачной дружбе, наоборот, само такое положение рождает массу национальных противоречий, эти этносы достаточно автономны вплоть до разделения городов на “валлонские” и “фламандские”. Почему же это государство не распадается на два самостоятельных? Думается, что причиной этому является католицизм, общий и для валлонов и для фламандцев. А родственная фламандцам Голландия так и осталась другим государством с чуждой верой – протестантизмом (несмотря на то, что на данный момент почти половина населения Нидерландов – католики).

Так что вера не только разъединяет, но и объединяет народы, зачастую превращая их в нации и формируя обширнейшие государства на территории, прежде принадлежавшей нескольким совершенно различным этносам. “Народ, поглощенный каким-нибудь верованием, не меняет, конечно, душевного склада, но все его способности обращены к одной цели: к торжеству его религии, и в силу одного этого его мощь становится страшной. Только в религиозные эпохи моментально преобразившиеся народы совершают те неимоверные усилия, кладут основание тем империям, которые удивляют историю. Таким образом несколько арабских племен, объединенных мыслью о Магомете, завоевали в несколько лет нации, не знавшие даже их названий, и основали свою громадную империю. Не качество веры надо иметь в виду, но степень власти, какую она имеет над душами”, — пишет Г.Лебон [42, 120-121 ] .

Религия имела главенствующее значение в истории государств, объединенных (еще во времена халифата) под знаменем ислама. Мусульманскими стали многие народы Северной Африки, Передней Азии, Аравийского полуострова. И несмотря на то, что языки Ирана, Закавказья, Средней Азии удержались на прежних территориях, арабский язык и арабская культура до сих пор господствуют на огромных пространствах. Сегодня этнографы говорят о египетском, алжирском, ливийском и других этносах, но люди этих народов считают себя арабами. Поэтому можно говорить об арабском мире как об особой сверхэтнической общности.

С другой стороны, походы Чингисхана охватили даже большую территорию, нежели арабский халифат, и единая монгольская империя просуществовала более ста лет, а вот “монгольского мира” нет и быть не могло: различными оставались религии и, кроме того, культура завоеванных народов была гораздо выше монгольской.

Число примеров, когда религия играет важную роль в создании этносов, очень велико. Так, китайцы, принявшие мусульманство, стали постепенно формироваться в новый народ – хуэй. Часть из них, которая из-за религиозных предрассудков покинула родину и живет сейчас в Средней Азии (на территории бывшего СССР), называется дунганами и является самобытным, непохожим на окружающие, этносом. А иранцы, сохранившие верность зороастризму, стали особым народом, известным сейчас под именем парсов, живущим главным образом в Индии и Пакистане. Их немного (несколько десятков тысяч), но это очень влиятельная этническая группа, поскольку в их руках сосредоточена значительная часть торгового и банковского капитала.

Роль и сам характер религии в жизни этноса трудно переоценить: например, итальянцы-католики в католической Аргентине ассимилируются гораздо легче, нежели итальянцы-протестанты. Буддизм в жизни различных этносов Таиланда, ислам в Пакистане служат мощным объединительным фактором (при всех трудностях процесса сближения). В то же время элементы противостояния в отношениях англо-канадцев и франко-канадцев (думается, к настоящему времени уже можно говорить о них как о двух этносах в условиях одной страны) связаны не только с языковым различием, но и с тем, что первые – протестанты, а вторые – католики.

Итак, несомненно, что одно из важнейших средств утверждения этноса (нации) — религия. В то же время этот фактор всегда находится в причудливом переплетении с другими факторами бытия этноса — с социокультурным, с экономическим, с политическим. Кроме того, говоря о взаимопереплетении этнических культур и их религий, необходимо учитывать и то обстоятельство, что сама религия, бытующая в этносе, обретает некоторые черты своеобразия — в соответствии с самим духом, культурой и исконными верованиями данного этноса.

Общеизвестно, что мировые религии распространены в среде самых различных народов и наций. Но насколько по-разному они выражаются в различных этнических культурах! Так, например, чань-буддизм, возникший в Китае в VI в. на основе индийского буддизма, настолько от него отличается, что ученые первоначально приняли его за самостоятельную религию. Так, чань-буддизм ниспровергает самую сердцевину индийской религии — стремление к нирване, призывая увидеть и понять, что Истина и Будда всегда с тобой — в явлениях природы, в медитации, в церемониале, в каждодневном труде. Уже по этому можно судить о том, что чань-буддизм — это синтетическая религия, значительную роль в которой играет и идея безграничности Дао, простирающегося на все существование человека и природы, и конфуцианские ценности труда, субординации, и, наконец, глубокая мистическая направленность индо-буддизма.

Если же мы обратимся к японской разновидности буддизма (пришедшей в Японию через Китай и Корею), мы увидим, как сдвинулись понятия и индо-буддизма, и чань-буддизма в его японской модификации “дзэн”. Переместился сам центр тяжести: если в индийском варианте это — стремление к просветлению, к нирване; в китайском — освящение каждодневной жизни; то высшая цель дзен-буддизма, как отмечает японский исследователь Кисимо Хидэо, — это избавление человека от страданий, причем, не путем отказа от прелестей жизни, но путем особого отношения к страданиям. Спасительное начало для японского буддиста заложено в самом бытии человека: он должен уметь радоваться жизни в любых ее проявлениях — багровому кленовому листу, цветению сакуры. Он должен увидеть великое в малом: потому-то О. Какудзо и пишет, что чайная церемония, превращающая приготовление и питие чая в торжественнейшее событие, — замаскированный “дзен”. А буддийская идея спокойного приятия смерти, наложенная на конфуцианское понятие “верности долгу” и на древние синтоиские представления о божестве, живущем внутри каждого человека, ради которого человек должен воспитывать в себе неустанную самоотверженность, в синтезе порождают “дух бусидо” — кодекс самураев.

Религии Европы тоже не избегли этой участи — видоизменяться в соответствии с ментальностью приемлющих их народов. По остроумному замечанию Г. Лебона, “под общим названием христиан мы находим в Европе настоящих язычников, например, нижнебретонца, молящегося идолам; фетишистов, например, испанца, обожающего амулеты; политеистов, например, итальянца, почитающего за различные божества Мадонн каждого селения” [ там же, с. 81 ] . Можно добавить в этот список и русского крестьянина, который, подобно итальянцу из классификации Лебона, в разных целях совершает паломничества к разным Богородицам (одна “заведует” семейными отношениями, другая излечивает недуги, третья помогает нажить благосостояние).

Большинство сколько-нибудь крупных современных этносов включает в себя представителей не одной, а нескольких (иногда даже многих) религий. Например, североамериканцы, среди которых есть последователи практически всех ветвей и сект христианства, многих мусульманских течений, буддизма, иудаизма, а также новых синтетических течений. И наоборот: почти все значительные религии нашли себе последователей среди многих народов. Не случайно христианство, буддизм, ислам называют мировыми религиями. Но в любом случае за религиозным движением часто скрывается этническое и социальное – достаточно вспомнить социальную подоплеку крестовых походов или национальное восстание чехов 15 века. Помимо требования мирян причащаться не только “плотью”, но и “кровью” Христа (то есть церковным вином, по католическому обряду положенным только священникам), Ян Гус постоянно повторял, что чехи – такой же полноправный народ, как и немцы, и он имеет право говорить и учиться на родном языке.

На данный момент существуют две противоположных точки зрения на взаимоотношения религии и этнической культуры. Согласно первой религия является источником развития культуры этноса и нации, и с ее исчезновением разрушается и культура. Г.Лебон утверждал, что “нет ничего более разрушительного, чем прах умерших богов [ там же, с.123 ] . Именно это имеют в виду многие российские философы и литераторы, когда говорят о том, что источником возрождения России должно стать православие. Согласно второй точке зрения, сам народ, само общество в процессе развития обновляет религию и религиозную культуру. Следствием первого взгляда на религию обычно бывает межконфессиональное соперничество как разных этносов, так и сторонников различных религий среди членов одного этноса. Во втором случае речь идет о гармоничном саморазвитии общества в кругу других обществ, о динамическом подходе к проблеме взаимоотношений культур и религий.

Тотемизм — убежденность членов племени в их особом, “кровном” родстве с каким-либо животным или растением (тотемом).

В 40-е годы нашего века знаменитый французский историк Марк Блок написал книгу “Ремесло историка”. И начал он этот научный труд весьма необычно — с просьбы его сынишки: “Папа, объясни, зачем нужна история?”.

И в самом деле, откуда в нас этот неиссякаемый интерес к прошлому, интерес, длящийся столько, сколько существует человек? Ведь уже начиная с самых древних попыток осознания себя и мира, человек задает себе один и тот же вопрос: “Как было раньше”? Отсюда — все бесчисленные мифы о происхождении бытия, человека и народа. Но мифологическое сознание еще не владело пониманием истории: ведь время в мифологии одномоментно. Единственное движение мифологического времени — это движение по кругу, где возможно вновь и вновь повторять “начало” сущего.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Понимание каждой культуры
Других этнических культур
Религия является фундаментом общества цивилизации народов
Возникают стереотипы на основе этнических установок
Но как же нам быть с таким фактом картотека общекультурного обозрения в йельском университете

сайт копирайтеров Евгений