<<<     ΛΛΛ     >>>   

Перед ней сидит за мольбертом художник - он словно лилипут рядом с могучей натурщицей, маленький "Веласкес" с закрученными усами и в костюме XVII в. А позади него толпятся странные люди: нагая женщина в шляпе, уродливый коротконогий человечек, два кавалера в старинных костюмах. Вряд ли стоит доискиваться, кто они такие - актеры, натурщики или приятели художника. Вряд ли стоит выяснять, где и когда имела место изображенная сценка. Быть может, и в самом деле перед нами безумный Френхофер, тем более что вместо шедевра, над которым он работает, разлетается во все стороны черными штрихами и брызгами большое черное пятно. На мольберте сидит сова. Что это должно означать роковое предчувствие? Намек на причастность к потаенным "ночным" тайнам? Символ мудрости (древнегреческая символика птицы Афины)? Или напротив олицетворение неразумия и греха (христианская символика), поскольку маленький художник, сидя перед натурщицей, горделиво выставляющей напоказ свои прелести, творит на холсте невесть что. Но нет, любая разгадка неполна и приблизительна. А посетители мастерской - как они необычны, одни словно пытаются дорасти до натурщицы-великанши (голова идальго на заднем плане возвышается над всеми как голова ряженого на карнавале), другие подстать малышу-художнику. Быть может, это персонажи, которые теснятся в воображении художника? Или персонажи, бродящие по свету в поисках автора? Камерный сюжет "Художник и модель" полнится многообразными смыслами, обретает невиданную широту.

Передо мною мир стоит Мифологической проблемой...47

Подобно тому, как в "Улиссе" Джойса малое время и малое пространство (16 июня 1904 г., город Дублин) в любой момент может разрастись, прикоснуться к мифическим глубинам и снова сжаться, умалиться до исходного состояния, так и у

114

Пикассо малое пространство мастерской, с ее как бы недвижным бессобытийным временем, способно расширяться, отсвечивать разнообразием образных ассоциаций. Раздумывая над превратностями современного искусства, Пикассо не случайно противопоставит "обманкам" зависимой от натуры живописи ("trompe-1'?il) метод зримой метафоры ("trompe-1'esprit")48.

Творчество современного писателя нередко тяготеет к форме метаромана, который не укладывается в четкие рамки одной книги (и нескольких книг), с ясно обозначенным началом и концом, а представляет собой разветвленное повествование, способное бесконечно развертываться, дополняться, дописываться, продолжаться.

Вечно писал свой метароман У. Фолкнер, все его книги, в сущности, побеги, растущие из одного корня.

Романы М. Пруста - тоже ответвления единого, так и не обретшего четкие границы сюжета. Сочиняя "книгу в книге" ("В поисках утраченного времени"), Пруст превратил все происходящее в воспоминания (сплошь и рядом то же у Фолкнера!), которые как бы перебирает в памяти рассказчик, готовясь (только готовясь!) писать роман. Живая осязательность событий существует только в потоке мысли и чувства лирического героя, а потому романическая форма заведомо свободна, прихотлива, неокончательна. В сущности над одним метароманом с единой фабулой трудился всю жизнь В. Набоков. И романы позднего Л. Арагона — тоже своего рода метароман, состоящий из отдельных книг, прорастающих друг в друга, лишенных цельности классической романной формы.

Серии "Художник и модель" Пикассо можно уподобить развернутому в пространстве "метароману" о художнике и современном искусстве. Прихотливо движется мысль и рука Пикассо: картина, гравюра, рисунок - разные варианты, образы, решения, техники... Как будто ничто, кроме сюжета, не связывает многие композиции, отделенные друг от друга десятилетиями, годами, днями, часами, минутами. И нигде не поставлена точка, не подведена черта.

Как и роман Арагона о Матиссе, "метароман" Пикассо рассыпан "точно булавки из опрокинутой коробки". И так же, как у книги Арагона, у него - "свой беспорядок"49. Конечно, роман о Матиссе написан писателем (хотя и включает в себя поправки самого Матисса), тогда как серии Пикассо - это своего рода изобразительный "роман" художника о художнике.

У Арагона любая мысль, воспоминание, суждение о Матиссе сразу же обрастает комментариями, вставками, заметками на полях, неожиданными отступлениями - и именно из такой коллажной пестроты складывается роман ("Я соединяю воедино фрагменты этого разбитого зеркала")50.

Живописные и графические вариации сюжета "Художник и модель" тоже могли бы напомнить фрагменты разбитого зеркала, только отражается в них не один художник (например, Матисс), а множество разных художников, и каждое отражение, каждый осколок — лишь вопрос о целом, о том, кто же такой художник XX в.? Икар или зуек?

Развертывая в пространстве свой "метароман", Пикассо интуитивно выстраивает сложные цепи образных соответствий, взаимоотражений, которые вовсе не обязательно домысливать до конца. Художник - Пан, сатир, Дионис, Аполлон, кабир, шут, черт - Пикассо лишь намекает, не договаривая, а намекнув, снова и снова заново трансформирует найденный образ. Словно меняются карнавальные маски...

115

Одна из вставных новелл романа Арагона "Гибель всерьез" называется "Карнавал". Потому что героиня играет своему возлюбленному "Карнавал" Р. Шумана. Потому что герой невольно примеряет к себе и своей подруге маски великих любовников прошлого, когда-то здесь обитавших, - И.-В. Гете, Л. ван Бетховена, Беттины фон Арним, Фредерики Брион. Потому что карнавал их собственной любви скоро кончится, и маски вдруг упадут. Потому что кровавый карнавал войны разыгрался в Эльзасе 1918 г., и его не скроешь за беспечным карнавальным шутовством немецких солдат, рискнувших переплыть Рейн и плясать голыми, точно фавны, с разрисованными торсами, на виду у французов.

"В моем глубинном зеркале все видится именно так", - напишет Арагон. Прошлое и настоящее, фантастическое и реальное, искусство и жизнь захвачены единым потоком карнавального кружения масок и лиц.

Пикассо творил свой карнавал, предпочитая ясности сюжета и характера поиск смысла в непредсказуемой смене образных соответствий и ассоциаций.

В отличие от Шагала и Дали он редко становится действующим лицом своих композиций на тему цирка, театра, художнического ателье. Неожиданное появление самого художника среди персонажей выглядит откровенно игровым, карнавальным: то это карлик-уродец с портретными чертами Пикассо, то своеобразный "двойник" зрителя, профиль которого едва заметен у среза листа.

При всей необычности приема это в общем так же естественно, как появление Шагала и Дали вместе с их моделями среди вымышленных персонажей, или Арагона и Эльзы Триоле в одном из эпизодов романа "Гибель всерьез". И так же органично, как способность писателя XX в. обернуться писателем века семнадцатого (одетым в кафтан с громадными карманами, с гусиным пером в руке) и беседовать с повитухой, только что принявшей младенца Мольера (М. Булгаков "Жизнь господина де Мольера").

Но даже там, где присутствие автора неявно и скрыто, он вездесущ, он - "все во всем". Его глаз подвижен, как глаз кинокамеры, да это, пожалуй, и не глаз вовсе, и не два глаза, а невиданное прежде в искусстве "многоглазие".

Вместе с тем, художник XX в., при всей свободе фантазии, при всем обилии теорий, утопий, манифестов, программ, не прочь иногда прикинуться простачком, неумехой. Такое, казалось бы, авторское лукавство на самом деле лишь следствие безграничного творческого могущества и безграничной слабости художника постренессансной эпохи, растерявшего "правила" и вынужденного, как говорил Пикассо, "переделывать" образный язык своего искусства от "А" до "Z".

О. Мандельштам заприметил в образе Данте, каким он предстает в "Божественной комедии", черты нескладного "бедняка", "внутреннего разночинца", не знающего как ступить и как слово молвить ("Разговор о Данте"). Поэт, впервые силой воображения воссоздавший целую вселенную, робеет и смущается перед Божественной истиной, перед сокровенными тайнами неба и ада. Перед Вергилием - своим поводырем и учителем. Но и перед могучей силой собственной фантазии тоже! Ведь чем скромнее "неловкий" автор, тем свободнее двигается сюжет, и события накатывают на нас (и на рассказчика), настигают, накрывают с головой с неудержимостью морских волн.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Единственный способ достичь классической цельности художник видел в том художник изображение
Случалось переживать неизбежную для многих художников авангарда трагедию быстрого одряхления вчерашних открытий
Живопись зеркало
Западное искусство искусство просвещения
Один из героев достоевского предложил сюжет для картины лицо человека на эшафоте