<<<     ΛΛΛ     >>>   

Таким образом, Павел делает следующий вывод — благословение дается на основании обетования, следовательно, оно дается не на основании Закона. Ибо обетование гласит: “Благословятся в семени твоем все народы...” Посему тот, кто имеет Закон, имеет еще недостаточно. Ибо у него нет еще благословения, и поэтому он остается под проклятием. Следовательно, Закон не может оправдывать, потому что благословение не было добавлено к нему. Кроме того, если бы наследство даровалось по Закону, то Бога следовало бы признать лжецом, и обетование стало бы тщетным. Подобным же образом если бы Закон мог дать [добыть] благословение, то зачем Бог обещал его, говоря: “В семени твоем...”? Почему бы Ему тогда не сказать: “Делай это, и ты обретешь благословение!”, или: “Соблюдая Закон, ты можешь заслужить вечную жизнь”? Это аргумент “от обратного” — наследство дано на основании обетования. Следовательно, оно не основывается на Законе.

...Но Аврааму Бог даровал оное по обетованию.

Совершенно неопровержимо, что, до того как появился Закон, Бог посредством обетования даровал Аврааму благословение, или наследство, то есть прощение грехов, праведность, спасение и вечную жизнь, из чего следует, что мы теперь — сыны и наследники Божии, сонаследники со Христом (Рим.8:17). Ибо Книга Бытие ясно провозглашает (22:18): “И благословятся в семени твоем все народы земли”. Здесь благословение даруется без оглядки на Закон или дела. Ибо еще до рождения Моисея и до того, как кто-то [из людей] думал о Законе, Бог уже сделал первый шаг и даровал наследство. “Так почему же вы бахвалитесь, что обретаете праведность Законом, когда праведность, жизнь и спасение были даны Аврааму, отцу вашему, без Закона и до [провозглашения] Закона, фактически — до того, как появился кто-то, кто мог бы исполнить Закон?” Те, кого это не трогает,— слепцы и упрямцы. Я уже достаточно подробно и обстоятельно рассматривал аргумент об обетовании, посему здесь я только касаюсь этого мимоходом.

19. Для чего же закон?

Когда мы учим, что человек оправдывается без Закона и дел, неизбежно возникает вопрос: “Если Закон не оправдывает, то зачем же он дан?” И еще: “Почему Бог понуждает и обременяет нас Законом, если последний не дает жизни? Зачем нам трудиться в поте лица, сгибаясь под его бременем, в то время как другие, не перенесшие “тягость дня и зной” и работавшие лишь один час, сделаны равными нам” (Мат.20:12)? Ибо как только приходит благодать, провозглашаемая Евангелием, возникает этот великий ропот, без которого не может провозглашаться Евангелие. Иудеи полагают, что, соблюдая Закон, они будут оправданы. Поэтому, когда они слышат, как Евангелие учит, что Христос пришел в мир спасти не праведников, но грешников, и что эти грешники войдут в Царство Божие прежде них, они начинают негодовать. Иудеи сетуют, что на протяжении столь многих столетий они несли иго Закона, испытывая многочисленные скорби и невзгоды, и что они были угнетены и обременены тиранией Закона безо всяких результатов, фактически — к величайшему неудобству и беспокойству для самих же себя. Зато язычники, поклонявшиеся идолам, обрели благодать без труда и хлопот. Так в наши дни ропщут паписты, говоря: “Что же хорошего дало нам то, что мы посвятили двадцать, тридцать или сорок лет монашеской жизни? Что дали нам обеты о целомудрии, о бедности и послушании, канонические часы, мессы, истязание своей плоти постами, молитвами и епитимьями, если [просто] муж или жена , князь, представитель власти, учитель или ученик, торговец, слуга или служанка, подметающая дом, не только равны нам, но даже еще лучше и достойнее нас?”

Это трудный вопрос. Разум ставится этим вопросом в тупик, не может ответить на него и лишь чрезвычайно оскорбляется им. Поскольку разум не знает ничего, кроме Закона, он неизбежно имеет дело с ним и полагает, что праведность обретается через него. Соответственно когда он слышит новое и неслыханное доселе в мире утверждение Павла о том, что Закон был дан “по причине преступлений”, то рассуждает следующим образом: “Павел отменяет Закон, ибо он говорит, что мы не оправдываемся им. Он возводит хулу на Бога, давшего Закон, потому что он говорит, что Закон был дан ‘по причине преступлений’. Так давайте жить как язычники, не имеющие Закона! Давайте грешить и постоянно пребывать во грехе, чтобы могла преизобиловать благодать. ‘И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?’ (Рим.3:8)”. Так было с Апостолом Павлом, и это же происходит с нами сегодня. Ибо когда толпа слышит слова Евангелия о том, что праведность приходит исключительно по милости Божией и только верою, без Закона или дел, она приходит к такому же выводу, какой в те времена сделали иудеи: “Тогда давайте не совершать никаких дел!” И они действительно живут так.

Что же нам делать? Этот порок досаждает нам ужасно, но мы не можем ликвидировать его. Когда Христос проповедовал, Ему приходилось выслушивать упреки в том, что Он — богохульник и подстрекатель к бунту, то есть что Его учение обольстительно, и что оно побуждает людей к мятежу против кесаря. То же самое происходило с Павлом и со всеми Апостолами. Неудивительно что мир обвиняет нас сегодня подобным же образом. Пусть мир клевещет на нас и преследует нас! Мы же не должны молчать из-за их встревоженной совести. Нам следует говорить как можно скорее, чтобы избавить их от сетей дьявола. Кроме того, мы не должны обращать внимания, как злоупотребляет нашим учением эта злобная толпа, этот порочный сброд, который неисцелим, независимо от того, есть у них Закон, или нет. Напротив, мы должны думать о том, как утешить совесть страдающих [от осознания греха] людей, чтобы они не погибли вместе с этою порочною толпою. Если бы нам надлежало молчать, то сердца, столь безнадежно запутавшиеся в законах и человеческих традициях, вообще никогда не нашли бы утешения.

Посему, когда Павел видел, что некоторые люди противостоят его учению, а другие — применяют это учение для обоснования свободы плоти и становятся еще хуже, он утешал себя тем, что он — Апостол Иисуса Христа, задачей которого является провозглашение веры избранным Божиим (2Тим.2:10). Так и в наши дни мы делаем все ради избранных, для которых наше учение полезно, и мы знаем об этом. Я столь отчаянно противостоял псам и свиньям, некоторые из коих преследовали наше учение, в то время как другие — попирали нашу свободу ногами, что не хочу больше произносить ради них ни одного звука. Пусть уж лучше они, эти свиньи, вместе с теми псами, нашими оппонентами, остаются под папской тиранией, чем из-за них будет хулиться святое имя Божие.

Таким образом, рассуждение: “Если Закон не оправдывает, то он — ничто”, является ошибочным. Как неверны утверждения: “Деньги не оправдывают, значит, они — ничто. Глаза не оправдывают, поэтому я их выбью. Руки не оправдывают, поэтому я их отрежу”, — так же ошибочно и утверждение: “Закон не оправдывает, поэтому он ничто”. Каждой вещи и каждому явлению надлежит приписывать свойственное им употребление и присущую им функцию. Отрицая, что Закон оправдывает, мы вовсе не уничтожаем и не осуждаем его. Но на вопрос: “Зачем же тогда Закон?”, мы даем ответ, отличающийся от того, который дают наши оппоненты, ошибочно полагающие, будто Закону присущи употребление и функции, вовсе не свойственные ему по природе вещей.

Мы возражаем против этого злоупотребления и этой вымышленной функции Закона, утверждая вместе с Павлом, что Закону не присуще оправдание. Но этим мы вовсе не утверждаем, что Закон — ничто, как они поспешно делают вывод: “Если Закон не оправдывает, то он, дескать, дан просто так, без цели”. Нет. Закон имеет свои собственные функции и свое употребление, но они вовсе не таковы, как ему приписывают наши оппоненты, а именно — что он якобы оправдывает. Закон не используется для оправдания. Поэтому мы учим, что он должен быть отделен от оправдания, как небо от земли. Мы говорим вместе с Павлом, что “Закон добр, если кто законно употребляет его” (1Тим.1:8), то есть если кто-то использует Закон в качестве Закона. Если я определяю Закон надлежащим образом [даю ему правильное определение] и соблюдаю его соответственно [его функции и употреблению], то это очень хорошо. Но если я преобразую его для другого употребления и приписываю ему то, чего ему не следовало бы приписывать, то я искажаю не только Закон, но и все богословие.

И Павел возражает здесь тем порочным лицемерам, которые говорят: “Зачем же тогда Закон?” Они считают совершенно невыносимым утверждение Павла: “Для чего же закон? Он дан после по причине преступлений...” Ибо они полагают, будто функция Закона — оправдывать. И таково общее мнение человеческого разума, проявляющееся в высказываниях всех софистов и всего мира о вере и праведности, что они достигаются делами Закона. Разум ни за что не позволит отнять у себя это чрезвычайно опасное суждение, ибо он не понимает праведности веры. Поэтому паписты лепечут — не столько по глупости, сколько по порочности своей: “Церковь имеет Закон Божий. Она имеет постановления Соборов и писания святых отцов. Если она живет согласно всему этому, то она свята”. Никто не убедит их, что теми делами, которые они сами избрали [придумали] и сами исполняют, и своей религией они лишь пробуждают гнев Божий, а не умиротворяют Его. Ни один самоправедный человек не верит в это, напротив, все они полагают совершенно обратное. Поэтому самонадеянная праведность — это самый грязный из всех пороков и самый большой грех во всем мире. Ибо все другие грехи и пороки могут быть исправлены или, на худой конец, запрещены правителями под страхом наказания. Этот же грех — самонадеянность каждого человека, основанная на самоправедности,— выдает себя за высшую религию и святость, потому что недуховный человек не может судить правильно об этом. Таким образом, этот порок [эта болезнь] является величайшею твердынею дьявола во всей вселенной, это воистину голова змея (Быт.3:15) и сеть, в которую дьявол уловляет всех людей и держит их в плену (1Тим.3:7). Ибо по естеству своему все люди полагают, будто Закон оправдывает. И на возражение: “Зачем же тогда нужен Закон, если он не оправдывает?” — Павел отвечает так:

Он дан [не для оправдания, но] после по причине преступлений...

Это совершенно разные вещи. Потому и употребление их также различно. И путать эти употребления не следует. “На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье...” (Втор.22:5). Пусть сохранится различие в употреблении вещей, в противном случае возникает полная путаница. Мужчина создан не для того, чтобы прясть или сучить. Женщина создана не для того, чтобы воевать. Пусть каждому человеку приписывается свойственное ему положение и надлежащие функции. Пусть проповедники и епископы учат, пусть князья и т.п. правят, пусть люди подчиняются властям. Итак, пусть каждое творение служит на своем месте и соответственно своему положению. Пусть солнце светит днем, а луна и звезды — ночью. Пусть море производит рыбу, земля плодит растения, а в лесах родятся животные и растут деревья.

Так и Закон пусть не посягает на чуждую ему функцию, то есть на оправдание. Но пусть он оставит это целиком и полностью благодати, обетованию и вере. Пусть монахи постятся, молятся и отличаются одеждой от остальных христиан. Пусть они делают это, и даже еще более смиряют и умерщвляют плоть. Но пусть они не приписывают этим умерщвлениям плоти функцию оправдания в глазах Божьих, ибо это чуждая, не принадлежащая им функция. Какова же тогда сфера действия Закона? Преступление. Действительно, миленькая функция! “Закон, — говорит Павел, — ‘дан после по причине преступлений’ “, то есть Закон был дан [добавлен] помимо и после обетований, до прихода семени. Так в Рим.(5:20) мы читаем: “Закон же пришел после...”, то есть после обетований о благодати и до Христа, Который исполнил обетования.

Всякий должен знать, что существует двойственное употребление Закона. Первое употребление — это мирское. Бог заповедал мирские [гражданские] законы, да и все остальные законы — для сдерживания преступлений. Таким образом, всякий закон был дан для того, чтобы препятствовать грехам. Значит ли это, что когда Закон удерживает от греха, он оправдывает? Вовсе нет. Когда я воздерживаюсь от совершения убийства, прелюбодеяния и воровства, или когда я не совершаю каких-то других грехов, я делаю это не добровольно и не от любви к добродетели, а просто потому, что я боюсь меча и палача. Это сдерживает меня подобно тому, как веревки и цепи удерживают льва или медведя от уничтожения того, что находится поблизости. Таким образом, удерживание от [совершения] грехов — это не праведность [не дарование праведности], но скорее наоборот — указание на неправедность. И как веревка удерживает дикое и необузданное животное от нападения на все, что он видит, так и Закон сдерживает безумного и необузданного человека, чтобы тот не совершал дальнейших грехов. Это принуждение делает совершенно ясным тот факт, что нуждающиеся в нем — а в нем нуждаются все, находящиеся вне Христа — неправедны и безумны, и их необходимо связать веревкой и посадить в темницу, чтобы удержать от греха. Посему Закон не оправдывает.

Итак, первое значение и употребление Закона заключается в сдерживании порочных. Ибо дьявол царствует во всем мире, повергая людей во всевозможные позорные деяния. Вот почему Бог учредил суды, родителей, учителей, законы, оковы и все мирские установления — так, что если они не могут сделать ничего более, то чтобы они хотя бы связывали дьяволу руки и сдерживали его неистовства. И как на одержимых, в которых дьявол правит безраздельно, надеваются веревки и цепи, чтобы удержать их от нанесения кому-то ущерба, так и этот мир, которым владеет дьявол и который без оглядки бросается во всякое преступление, имеет суд со своими веревками и цепями, то есть со своими законами, сдерживающими его руки и ноги, чтобы он не бросался очертя голову во всякое зло. Если человек не позволяет сдерживать себя таким образом, то он платит за это головою. Мирское сдерживание было установлено Богом, и оно чрезвычайно необходимо как для поддержания общественного мира и порядка, так и для сохранения всего, но особенно — для охранения благовествования от смятения и призывов к бунту, раздающихся среди необузданных людей. Павел не обсуждает здесь это мирское употребление. Оно действительно чрезвычайно необходимо, но оно не оправдывает. Ибо как одержимый человек не свободен [в своих бесчинствах] и умственно уравновешен только потому, что его руки и ноги связаны, так и мир, который удерживается Законом от внешних проявлений немилосердия, не является праведным по этой причине, но остается неправедным. Фактически именно необходимость такого сдерживания показывает, что мир порочен и безумен и что им управляет его князь, дьявол. В противном случае не было бы никакой нужды удерживать его от грехов законами.

Другое употребление Закона — теологическое, или духовное, которое служит для “умножения “ преступлений. Основная роль Закона Моисеева заключается в том, что через него грех может расти и умножаться, особенно в сердце. Павел великолепно обсуждает это в 7-ой главе Послания к Римлянам. Таким образом, истинная функция, а также главное и надлежащее употребление Закона заключается в раскрытии перед человеком его греха, его слепоты, ничтожности, порочности, невежества, ненависти и презрения к Богу, смерти, ада, суда и заслуженного гнева Божия. И все же это использование Закона совершенно неизвестно лицемерам, университетским софистам и всем людям, спокойно живущим, в самонадеянном уповании на праведность Закона или на свою собственную праведность. Для обуздания и сокрушения этого чудовища, этого дикого зверя — религиозной самонадеянности — Бог был вынужден на горе Синай дать новый Закон, в сопровождении такого великолепного и устрашающего зрелища, что весь народ был повержен в страх. Ибо — поскольку человеческий разум становится надменным в своей самонадеянной праведности и воображает, будто за счет этого он угоден Богу — Бог вынужден послать Своего “Геркулеса” — Закон, чтобы напасть, поработить и уничтожить это чудовище. И Закон предназначен для уничтожения только этого, и никакого другого, чудовища.

Следовательно, такое употребление Закона исключительно благотворно и весьма необходимо. Ибо если кто-то не является убийцею, прелюбодеем или вором, внешне воздерживается от грехов, как это делал фарисей из известной притчи (Лук.18:11), то он может поклясться, что является праведным человеком, будучи при этом одержим дьяволом. Этим он поддерживает и развивает [самонадеянное] упование на [свою] праведность и полагается на свои добрые дела. Бог не может смягчить и смирить такого человека или заставить его признать свое ничтожество и свое проклятие иным способом, кроме Закона. Посему надлежащее и “безусловное” употребление Закона заключается в устрашении молниями (как на горе Синай), громом и трубным звуком, в сожжении и сокрушении грубой и бесчувственной скотины, имя которой — самонадеянное упование на собственную праведность. Поэтому Бог говорит через Иеремию (23:29): “Слово Мое не подобно ли огню... и не подобно ли молоту, разбивающему скалу?” Ибо до тех пор, пока упование на собственную праведность сохраняется в человеке, в нем живет необъятная гордость, самонадеянность, самодовольство, ненависть к Богу, презрительное отношение к благодати и милосердию [Божию], незнание обетований Христовых. Весть о даровании благодати и прощении грехов не проникает в это сердце и в этот разум, так как огромная скала и твердая стена, а именно — упование на собственную праведность, заграждающая такое сердце, препятствует этому.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Лютер М. Лекции по Посланию к Галатам истории церкви 12 правления
Разыгрывает карнавальные комедии вместе со своими сторонниками последние наши христианские князья
Подобным же образом собирайтесь вместе в пять
Значит ни обрезание говорит образом
Восстанут против писаний нечестивые люди