<<<       >>>   

- Ключом для разрешения экономических, политических, культурных и идеологических конфликтов, - проповедовал он, - является справедливость. Но не бывает полной справедливости без любви к ближнему ... Примирение не является слабостью или малодушием. Напротив, оно требует мужества и иногда даже героизма: в большей степени это победа над собой, а не над другими . Такая победа никогда не может быть позором.

Архиепископ Джон Онайекан из нигерийской столицы Абуджи сказал впоследствии, что «визит Папы стал для нас обнадеживающим фактором в новой ситуации, где мы получали так много плохих новостей». В этих словах отразилось воздействие Иоанна Павла на Африку. Он значительно усилил веру новых христиан и дал им почувствовать себя братьями и сестрами в католической семье. И это, в свою очередь, напомнило миру, что Африка и африканцы остаются участниками человеческой драмы.

СНОВА ЦЕНТРАЛЬНАЯ АМЕРИКА

Центральная Америка оказалась еще одним регионом, почти забытым в 1990-е гг., когда войны предыдущих десятилетий закончились и демократические режимы пытались пустить корни в Никарагуа, Сальвадоре. Иоанн Павел II снова посетил Центральную Америку в феврале 1996 г. Восьмидневное паломничество привело его в Гватемалу, Никарагуа и Сальвадор перед коротким визитом в Венесуэлу.

Произошедшие в Никарагуа изменения можно было заметить по дороге в город из аэропорта Манагуа 7 февраля. Через тринадцать лет после конфронтации с сандинистами Иоанн Павел увидел рекламные щиты: «Добро пожаловать, Ваше Святейшество, в Вашу Никарагуа». Подписано - «Даниэль Ортега». Бывший правитель сандинистского директората, пытавшийся затем совершить политический кульбит, очевидно, думал, что сердечное приветствие в адрес Папы может ему помочь. Приветствия были оценены по достоинству, но с определенной долей иронии - гостеприимство Ортеги не придало ему популярности.

Иоанн Павел размышлял над различием между 1983 и 1996гг. 5 февраля на пресс-конференции во время полета в Гватемала-Сити. В 1983 г. «поездка в Никарагуа была похожа на акробатическое сальто, - сказал он. - Но мы выжили. Затем все изменилось. Теперь сам Ортега пишет, что здесь не существует проблем; все изменилось. Как и во всем мире». Журналист спросил о критике недавно назначенного архиепископа Сан-Сальвадора Фернандо Сайенса Лакалле и о возможности канонизации убитого архиепископа Оскара Ромеро. Иоанн Павел ответил, что новый архиепископ как-то раз исповедовал Ромеро и что «если причина для канонизации будет найдена, то она будет проведена обычным путем». Несколько месяцев спустя Папа назначил монсеньера Винченцо Паглиа, духовного советника общины Сант-Эгидио и одного из своих кулуарных дипломатов, «постулатором», или директором, в деле Ромеро. В 1982 г. Паглиа передал Папе биографию Ромеро и сказал:

- Это епископ Церкви, а не епископ левых.

СВИДЕТЕЛЬ НАДЕЖДЫ

4 октября 1995 г. Иоанн Павел прибыл в Соединенные Штаты с пастырским визитом и с обращением к ООН, которое было отложено годом ранее.

Обращаясь к Генеральной Ассамблее ООН в октябре 1979 г., Иоанн Павел II излучал физическую энергию, жизнерадостность и волю. Шестнадцать лет спустя к трибуне Генеральной Ассамблеи направлялся утомленный, слегка ссутулившийся Папа, его походка стала гораздо медленнее, была заметна дрожь в левой руке. Он шел, чтобы обратиться к делегатам и миру по поводу пятидесятой годовщины ООН, и его воля в этот день, 5 октября 1995 г., ощущалась как никогда. Его больше не воспринимали как исторический курьез. Познавший и восхищение, и критику, он стал одной из значимых фигур XX в., вехой современной истории. Ему было что сказать делегатам и всемирной телеаудитории о значении этого века и о том, что могут принести новый век и новое тысячелетие.

УНИВЕРСАЛЬНЫЕ И ЧАСТНЫЕ

Как и в 1979 г., темой его речи стала универсальность прав человека, но само обращение было не столько философским рассуждением, сколько анализом того, «что означают исключительные изменения последних нескольких лет не только для настоящего, но и для будущего всей человеческой семьи». С тех пор как Папа последний раз обращался к ООН, «усиление поиска свободы во всем мире, ставшее одной из движущих сил человеческой истории», оправдало надежду, которую он выражал в 1979 г. «Люди, живущие в разных странах, даже когда им угрожало насилие, рисковали быть свободными» . То, что это произошло в стольких культурах и обстоятельствах, было практическим ответом тем, кто полагал, что человеческое стремление к свободе не является универсальным.

Глобальный характер движения за права человека, продолжал он, подтвердил, что существуют универсальная человеческая природа и универсальный моральный закон. «Моральная логика», присущая человеку, служила основой для подлинного диалога между индивидуумами и народами. Если мир хотел, чтобы «веку жестокого насилия пришел на смену век убеждения» , диалог был насущно необходим. А «универсальный моральный закон, начертанный в человеческих сердцах, безусловно, является правилом, которое необходимо миру, чтобы вести этот диалог в будущем».

Универсальность человеческой природы и прав человека подвела Папу к обсуждению проблемы частного. История, заявил он, продемонстрировала, что мужчины и женщины пришли к пониманию их общей человеческой природы через опыт быть частью своей семьи и своей нации. Существовало неизбежное напряжение между универсальностью и частностью, двумя ролями человеческой сущности. Это напряжение, продолжал Иоанн Павел, может быть «исключительно плодотворным», если «живет мирным и уравновешенным образом» и признает «права наций». Эти права были в первую очередь культурными. Не каждый народ выражается в суверенном государстве. Но каждый народ как культурный объект со специфической историей имеет право на уважение и защиту: «...никогда не может быть оправдан подход ни со стороны государства или другой нации, ни со стороны международной организации, который утверждает, что отдельная нация не достойна внимания ... История показывает, что в экстремальных обстоятельствах (как те, которые происходили на земле, где я родился) именно культура делает нацию способной пережить лишение политической и экономической самостоятельности». Национальная культура, другими словами, имеет духовные качества. И именно человеческий дух должен со временем испытать самого себя самой весомой силой мировых отношений.

Недавняя история показала, что «миру еще предстоит научиться жить в разнообразии». «Различие» продолжает восприниматься как угроза. «Усиленный исторической обидой и обостренный манипуляциями неразборчивых в средствах людей, страх различия может привести к отрицанию самой человечности в других, а это приводит к тому, что людей затягивает круг насилия, в котором не пощадят никого, даже детей». Как раз это и произошло в Боснии, Руанде и Бурунди. Именно поэтому мир должен понять, что различия обогащают, поскольку «различные культуры являются не чем иным, как путями разрешения вопроса о значении человеческого существования...» В сердце каждой культуры живет нечто особенное, приближающее ее к «величайшему из всех таинств, таинству Господа».

Религиозная свобода и свобода совести были, таким образом, «краеугольными камнями в структуре прав человека и основанием каждого истинно свободного общества». Религиозная свобода, как любая другая форма свободы, имеет объект и цель - жизнь в истине. Истина, в свою очередь, была великим защитником свободы: «Никоим образом не являясь ограничением свободы или угрозой ей, обращение к истине о человеческой личности... является в действительности гарантом свободного будущего».

Двадцатое столетие подошло к концу, запутавшись в великом парадоксе. В начале века человечество было полно самоуверенности в надежде, что оно достигло совершенства. В конце века мир полон страха. Люди боятся самих себя, боятся того, на что они могут оказаться способны, боятся будущего. На смене тысячелетий для того, чтобы сделать возможным «новое процветание человеческого духа, опосредованное через истинную культуру свободы... мы должны научиться не бояться, мы должны открыть дух надежды и дух истины».

Папа добавил, что это не оптимизм. Это надежда; надежда, питаемая «тем внутренним таинством сознания, где человек остается один на один с Господом и таким образом ощущает, что он не один среди тайн бытия». Оптимизм был предметом философии; надежда - теологической добродетелью, наполненной верой. Для подавления страха «в конце века скорби», как он полагает, даже политики и дипломаты должны «устремить взгляд на те трансцендентные горизонты возможностей, к которым стремится душа человека».

Надежда требует безопасной основы. Для Папы, как и для всех христиан, этой основой был Иисус Христос, в чьей «смерти и Воскресении полностью проявлялась Божья любовь и Его забота обо всех созданиях». Эта частная убежденность приводила к универсальной надежде, поскольку именно поэтому христиане верили, что Бог стал частью истории человечества в Иисусе Христе и что «христианская забота о мире и его будущем распространяется на каждую человеческую личность» . Вот почему христианская вера приводит не к нетерпимости, но к уважительному диалогу с другими религиозными традициями и к смыслу ответственности за все человечество.

И именно поэтому в конечном итоге он находился в ООН. В зале Генеральной Ассамблеи он не был еще одним игроком в политике. Он пришел, сказал Папа, как «свидетель надежды».

Мы должны не бояться будущего. Мы должны не бояться человека. Мы здесь не случайно. Всякая и каждая человеческая личность была создана «по образу и подобию» Того, Кто является источником всего сущего. Мы обладаем способностями к мудрости и добродетели. С этими дарами и с помощью милости Божией мы сможем построить в следующем столетии и в следующем тысячелетии цивилизацию, достойную человеческой личности, истинную культуру свободы. Мы сможем и мы должны сделать это! И делая это, мы увидим, что слезы этого столетия подготовили почву для нового расцвета человеческого духа.

 <<<       >>>   

Ответ конгрегации доктрины веры на вопрос епископа заключался в том церковь постоянно
Риторика святого престола по правам человека продолжится до санкционирования оон понятия благо
Именно в этот момент они направили историческое послание епископату германии о прощении
Сама церковь как тело христово безгрешна
чем велик человек