<<<     ΛΛΛ     >>>   

Тем не менее это эзотерическое учение о сакральном порядке, которое находит своё классическое выражение в произведениях даосских философов, едва ли было менее важным для истории китайской мысли, нежели конфуцианская традиция. И хотя это учение приходило к диаметрально противоположным выводам, оно имело происхождение в тех же основных концепциях архаической культуры, которые вдохновляли ритуальный традиционализм Конфуция.

Даосы верили не меньше, чем конфуцианцы, в существование универсального порядка, к которому человек должен приспосабливаться для осуществления своего предназначения. Подобно конфуцианцам, они рассматривали этот порядок в том виде, как он представлен в естественном ходе вещей, прежде всего в звездах и в музыке; и те и другие приходили к согласию относительно использования гадания по черепаховому панцирю и священным диаграммам “Книги перемен”, посредством которой, как они верили, Путь Неба становится известен людям.

Они отличались лишь в приложении этой основополагающей идеи, ибо в то время как конфуцианцы старались приспособиться к космическому порядку с помощью активной моральной дисциплины и соблюдения церемониальных обрядов, даосы стремились к той же цели через посредство мистического созерцания и практики магии и алхимии.

Кажется вполне вероятным, что в традиционном мнении о происхождении двух школ содержится значительная доля истины. Согласно этому взгляду, чжу, книжники, были наследниками чиновников императорской канцелярии при династии Чу, надзиравшими за государственной экономикой и общественным порядком в государстве, тогда как предшественники даосов — астрологами и богословами, приписанными к “третьему министерству”, заведовавшему государственным культом и гаданием.

Таким образом, две традиции должны были бы представлять две специализированные техники, каждая со своими соответствующими ритуальными практиками и моральными идеалами. Ритуалы конфуцианцев являлись государственными и общественными, их мораль была социальной этикой, их идеалом был совершенный гражданин, “превосходный”, или “благородный муж” Конфуция. С другой стороны, даосы относили свой идеал поведения не к соблюдению обрядов и церемоний и не к усердному повиновению моральным наставлениям, но к мистическому квиетизму, благодаря которому человек приспосабливался к божественному порядку природы. Отсюда их критика искусственного характера конфуцианской этики, их враждебность по отношению к тонкостям церемониального этикета и их осмеяние конфуцианских прецедентов в древности.

Они сравнивали усилия учеников Конфуция по восстановлению древних обычаев с попыткой одеть обезьяну в одежды древних правителей. Обезьяна остается обезьяной, и прекрасные одежды только подчеркивают ее нелепость. Прежде всего, они осуждали тщетный оптимизм педантов, пытавшихся восстановить золотой век чисто внешними средствами.

Чжуан-цзы, один из величайших представителей раннего даосизма, пишет: “В мире возлюбили знания, и все сто фамилий погрязли в корыстолюбии. И вот пустили в дело топоры и пилы, чтобы навести порядок, стали казнить по угольнику и отвесу, выносить приговор долотом и шилом”. Что же в результате? “Нынче казненные лежат друг на друге, закованные в колодки теснят друг друга, приговоренные к смерти стоят друг за другом. А между закованными в кандалы и наручники ходят на цыпочках и размахивают руками последователи Конфуция и Мо Ди. Куда уж дальше! Большего позора и бесстыдства придумать нельзя! Неужели не видно, что их мудрость и знание служат долоту и ошейнику? Что их человечность и долг служат кандалам и наручникам? Как знать, не были ли ученый Цзэн и летописец Ши разящей стрелой тирана Цзе и разбойника Чжи? Вот почему говорится: "Покончите с мудростью, отбросьте знания — и в Поднебесной воцарится порядок"”4.

4 Чжуан-цзы. Ле-цзы / Пер. с кит., вступ. ст. и примеч. В. В. Малявина. М., 1995. С. 121.

Этот отрывок дает некоторое представление о революционном духе великих даосских авторов III века до нашей эры. Чжуан-цзы и Ле-цзы были не просто религиозными мистиками. Они были метафизическими нигилистами и политическими анархистами. Они учили, что цивилизация — это разложение, что закон создает преступников, богатство порождает воров, а философия — дурных людей. “О, в какую смуту ввергли Поднебесный мир любители знания! — говорит Чжуан-цзы. — И так продолжается уже со времен Трех Династий. Людей достойных презирают, а услужливых негодяев возносят до небес. Людей покойных и безмятежных не ценят, а суетливыми и никчемными восторгаются. Вся эта суета несет гибель Поднебесному миру”5.

5 Чжуан-цзы. Ле-цзы / Пер. с кит., вступ. ст. и примеч. В. В. Малявина. М., 1995. С. 118.

Но несмотря на то, что пропаганда даосов разрушала престиж конфуцианского идеализма, всё же победителями оказались не мистики. Их антитрадиционалистские идеи были приняты и использованы в совершенно иных целях новой школой правовых позитивистов — фацзя, — которые вдохновили блестящих и безжалостных государственных деятелей, создавших Империю Цинь в III веке до нашей эры. Они учили, что добродетель — это сила и что государства приобретают силу не благодаря правильному ритуалу и традиционной морали, но благодаря политическим орудиям войны и закона. Народ — это глина, законодатель — гончар, а сосуд крепнет в печи войны.

Каждый человек занят поиском своего досуга и выгоды. Следовательно, государственный муж должен устанавливать систему вознаграждений и безжалостных наказаний, которые сделают невозможным для человека поиск каких-либо иных досуга и выгоды, кроме как государственной службы. Создайте государственный закон по образцу Небесного Закона: единообразным, неопровержимым, безжалостным, не знающим сострадания к слабым и привилегий для сильных. Ибо закон есть истинное дао, мать государств.

Несмотря на поверхностный налет даосских идей, эта доктрина китайских позитивистов была абсолютно иррелигиозной, как ни одна школа мысли, ни в одну эпоху, ни в одной стране. Она демонстрирует результат, к которому привела попытка отделить принцип социального порядка от персональной морали и всех теологических санкций и основать его исключительно на внешних утилитарных нормах. Знаменательно, что эта радикальная секуляризация китайской культуры и отказ от сакрального порядка сопровождались безжалостной формой милитаризма, совершенно чуждого классической китайской традиции. Приложение принципов законников к практической политике породило хищнический империализм, затопивший Китай в крови.

Несмотря на то, что позднейшие поколения книжников испытывали невольное восхищение к государственным деятелям и завоевателям, создавшим Китайскую империю, в то же время они чувствовали, что Цинь было государством каннибальским, платившим своим солдатам деньгами-скальпами за каждую отрубленную голову, и жило за счет пожирания своих соседей.

Великая и зловещая личность, каковой являлся Первый император, Цинь Шихуанди, всегда рассматривалась книжниками как пример удачливого тирана, человека, чья безграничная гордыня и равнодушие к умеренности, традиции и почтительности были вызовом Небу. Создатель Империи и строитель Великой Стены был также уничтожителем книг и преследователем конфуцианских книжников; и разрушение его работы через несколько лет после его смерти главным образом было вызвано тем фактом, что оно коренилось не в сакральном порядке традиции, но в торжествующей воле самонадеянного гения.

Когда при династии Хань порядок был восстановлен, конфуцианские книжники снова принялись за свою работу морального воспитания по традиционной модели классиков и сакральных ритуалов.

Снова и снова на протяжении китайской истории, после временного периода милитаризма или временного триумфа даосизма или же буддизма мы видим, как книжники напоминают Китаю о вечном учении конфуцианской этики и о сакральном порядке прошлого.

Результатом явилось то, что в Китае, единственной среди развитых мировых цивилизаций, закон природы стал не философской абстракцией, но живой силой, обладающей религиозной привлекательностью для сердца и сознания народа.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мы стоим перед лицом острейшего духовного конфликта контроля духовного
Бесчеловечным событиям
Статичной культурой
Вышедших в своем развитии за пределы самых примитивных стадий культуры качестве процесс
Происхождение архаической культуры на ближнем востоке