|
|
<<< ΛΛΛ >>>
В «Политике» Аристотель говорит о существе
музыкального катарсиса. «...Аффекту, сильно дей-
ствующему на психику некоторых лиц, подвержены
в сущности все, причем действие его отличается
лишь степенью своей интенсивности; например,
[все испытывают] состояние жалости, страха,
а также энтузиазма. И энтузиастическому возбуж-
дению подвержены некоторые лица, впадающие
в него под влиянием религиозных песнопений, ког-
да эти песнопения действуют возбуждающим обра-
зом на психику и приносят как бы исцеление и
очищение... То же самое, конечно, испытывают
и те, кто подвержен состоянию жалости и страха и
вообще всякого рода прочим аффектам, поскольку
каждый такой аффект свойствен данному инди-
виду. Все такие лица получают своего рода очи-
щение, т. е. облегчение, связанное с наслаждением.
Точно так же песнопения очистительного характера
доставляют людям безвредную радость» («По-
литика» 1342 а). Фактически здесь Аристо-
тель рассматривает катарсис в самом широ-
ком, общеэстетическом смысле. Он видит в нем
основу эстетического наслаждения, считая, что без
него не может быть никаких целесообразных
эмоций.
52
Характер эстетики Аристотеля раскрывается
в его учении о калокагатии. «Калокагатия» — древ-
нейший термин античной эстетики, отражающий
представление о человеке как одновременно «доб-
ром» ( agathos ) и «прекрасном» ( calos ). В этом по-
нятии еще многое от патриархального представле-
ния о красоте как высшей степени какого-то блага,
как обладании каким-либо гражданским или мате-
риальным преимуществом. Аристотель наследует
это древнее учение о калокагатии, но интерпрети-
рует его в духе своих философских и эстетических
идей.
Прежде всего понятие «калокагатия» у Ари-
стотеля связано с понятием целого. Калокагатия
не может быть только одной добродетелью или
группой добродетелей. Она — добродетель целого,
проявляющаяся в единстве и взаимопроникновении
всех остальных добродетелей. Отдельные доброде-
тели или отдельные достоинства не делают человека
калокагатийным, т. е. прекрасным и хорошим. Это
происходит потому, что отдельные блага могут быть
полезны и хороши для одних, но вредны для дру-
гих. Поэтому отдельные добродетели, взятые вне
зависимости от тех условий, в которых они прояв-
ляются, не могут быть хорошими ( agathos ).
Точно так же обстоит и с прекрасным ( calos ).
Оно имеет цель в самом себе. К прекрасному могут
относиться и богатство, и благородное происхожде-
ние, и могущество, но сами по себе они не составля-
ют прекрасного, так как очень часто эти блага слу-
жат не прекрасным, а внешним целям. Калокага-
тия выступает как внутреннее единство всех добро-
детелей. «Прекрасным же и хорошим,—пишет Ари-
стотель в «Эвдемовой этике» (VII 15),— [человек]
является оттого, что у него прекрасное из хорошего
наличествует само через себя, и оттого, что он ока-
зывается способным совершать прекрасное и при-
том ради этого, последнего» (80, 1, 129). Таким об-
разом, в трактовке Аристотеля калокагатия пред-
ставляет собой состояние самоудовлетворенности,
целостности духовной жизни человека.
Одной из отличительных особенностей эстетики
Аристотеля является органицизм, представление
5 3
о произведении искусства как живом, целостном
организме. Этот взгляд Аристотель наиболее полно
развивает в «Физике», где наряду с вопросами ес-
тественнонаучного характера содержатся очень цен-
ные замечания по вопросам искусства и эсте-
тики.
В этом произведении Аристотель ставит вопрос
о том, в чем заключается сходство и различие меж-
ду произведениями природы и произведениями ис-
кусства (имеются в виду и произведения ремесла).
И находит отличие в том, что в живом организме
действующая причина находится внутри, тогда как
в произведении искусства, создаваемом мастером,
эта причина находится вовне. Во всем остальном
произведения природы и искусства сходны между
собой. Строит ли организм сам себя, или строит
мастер — результат остается один и тот же. Если
предположить, что корабль или дом могут строить
сами себя, то они построили бы себя именно та-
кими, какими их строит мастер. «...Если бы дом
был из числа природных предметов, он возникал
бы так же, как теперь делается искусством; если
же природные тела возникали бы не только при-
родным путем, но и путем искусства, они возни-
кали бы соответственно своему природному бы-
тию» («Физика» 199 а).
Сравнение живого организма и произведений
искусства, которое проводит Аристотель, не ведет
его к биологическому истолкованию искусства. На-
против, саму природу, ее деятельность и принципы
ее строения Аристотель истолковывает в художест-
венных терминах. Не случайно, что образ мастера,
строящего дом или корабль, является универсаль-
ной моделью физики Аристотеля. Это означает, что
саму природу Аристотель понимал как художест-
венное произведение. Природа и художник творят
на основе одних и тех же законов, на одних и тех
же принципах, таких, как принцип целесообраз-
ности, соответствия средств цели, соответствия фор-
мы и материи. А следовательно, художник творит
так же, как природа.
Этот органицизм, истолкование произведения
искусства как живого организма является одной из
54
отличительных особенностей эстетики Аристотеля.
Этот принцип был глубоко ассимилирован всей
европейской теорией искусства и эстетики. Мы на-
ходим его глубокую интерпретацию в эстетике эл-
линизма у Витрувия, а в эпоху Возрождения —
в архитектурной теории Альберта.
В эстетике, как и в философии, Аристотель стре-
мится к систематизации и классификации знания.
К его времени теория искусства накопила огром-
ный фактический материал, который нуждался в
упорядочении и обобщении. Аристотель приступа-
ет к решению этой задачи, выдвигая одну из первых
в истории эстетики систем классификации искусства.
Согласно Аристотелю, все виды искусства связа-
ны между собой, так как все они являются подра-
жательными. Но подражание не только объединяет
все виды искусства, но и дает критерий для их
различения. Все подражательные искусства «раз-
личаются... друг от друга в трех отношениях: или
тем, в чем совершается подражание, или тем, чему
подражают, или тем, как подражают» («Поэтика»
1447 а). Иными словами, все виды и роды искус-
ства отличаются друг от друга по предмету, спосо-
бам и средствам подражания. Например, музыка
и пение используют гармонию и ритм, живопись и
скульптура — краски и формы, искусство танца
использует ритм без гармонии, поэтическое искус-
ство пользуется метром и ритмом.
Высшими видами искусства Аристотель считает
поэзию и музыку. Музыка обладает особыми досто-
инствами, потому что она, по мнению Аристотеля,
способна непосредственно выражать этические ка-
чества. «Ритм и мелодия,— говорит Аристотель,—
содержат в себе ближе всего приближающиеся
к реальной действительности отображения гнева
и кротости, мужества и умеренности и всех проти-
воположных им свойств, а также и прочих нравст-
венных качеств» («Политика» 1340 а). Эта бли-
зость музыки к нравственному миру человека объ-
ясняется, по мнению Аристотеля, тем, что музыка
способна непосредственно передавать движение и
возбуждать энергию, которые лежат в основе нрав-
ственных движений души.
55
Что касается поэзии, то она, являясь подража-
тельным искусством, имеет дело не с частным и от-
дельным, а с общим. В этом отношении поэзия сто-
ит в одном ряду с историей. Историк и поэт отли-
чаются друг от друга «не тем, что один пользуется
размерами, а другой нет». Действительное разли-
чие между поэзией и историей заключается не
в форме, а в предмете изображения. Историк и поэт
«различаются тем, что первый говорит о действи-
тельно случившемся, а второй — о том, что могло
бы случиться» («Поэтика» 1451 в). Историк гово-
рит о единичном, например о том, «что сделал Ал-
кивиад или что с ним случилось». Поэзия же изо-
бражает события, которые могли бы произойти по
вероятности или по необходимости. Именно поэтому
поэзия, по словам Аристотеля, серьезнее и фило-
софичнее истории.
По отношению к поэзии и музыке живопись и
скульптура стоят на втором месте. Эти искусства
не передают движения, поэтому они не в состоя-
нии непосредственно изображать этические свой-
ства. «Во всем... касающемся области чувственного
восприятия, например, в том, что доступно нашему
осязанию и вкусу, не имеется никакого подо-
бия этическим свойствам» («Политика» 1340 а).
В том, что воспринимается нашим зрением, мы
имеем «не действительное подобие этических
свойств, но воспроизводимые путем рисунка и кра-
сок фигуры суть скорее лишь внешние отображе-
ния этих свойств, поскольку они отражаются на
внешнем виде человека, когда он приходит в со-
стояние аффекта» (там же).
И тем не менее живопись должна стремиться
к передаче этических свойств характера изображае-
мого человека. Именно поэтому молодежь должна
смотреть «не на картины Павсона, а на картины
Полигнота или на произведения какого-либо иного
живописца или ваятеля, который умеет в них вы-
разить этический характер изображенного лица»
(там же).
<<< ΛΛΛ >>>
В связи с этим в алла рассуждает о красоте человеческого тела
Влияние гегелевской эстетики на современни ков было огромным
Единства красоты
Шестаков В. Очерки по истории эстетики философии 6 средневековой
Хотя человек
|
|
