<<<     ΛΛΛ     >>>   

В весьма содержательной и интересной концепции исторических
типов рациональности (статья Н.М.Смирновой) желательно было
бы хотя бы прокомментировать широко употребляющееся в
современной западной философии понятие социальной
рациональности (ср. с социальной философией). Большего вни-
мания заслуживает и "патерналистски-бюрократическая рацио-
нальность советского образца" в силу ее специфики, в
частности, обусловленной идеологией. В связи с этим
замечание по поводу "философии винтика". Действительно,
коммунистической идеологии принадлежит сомнительная заслуга
в том, что она воспитывала у человека сознание необходимости
служить не целью, а средством, хотя и во имя общего блага.
Но сейчас как-то забывается другая сторона дела: в
"философии винтика" подчеркивались не механичность и
заменяемость, а нужность и даже необходимость каждой
частички, без которой, как в известной сказке об экипаже,
все развалится и никакая цель не будет достигнута. Такая
этика была родственна скорее "философии маленькой пользы"
(А.П.Чехов), а она, так же как и неприятие индивидуализма,
отождествляемого с эгоизмом, и готовность пострадать за
общее дело, имеет глубокие корни в русской духовной
культуре. Достаточно сослаться, к примеру, на слова
И.А.Ильина, что терпение - это не только искусство ждать и
страдать, но и одоление своей тварности и всяких "жизненных
обстоятельств", это - "лестница совершенства".
.

Если свобода заключается в том, чтобы сбросить с себя иго
разума, то свободны одни только сумасшедшие и идиоты, но я
не думаю, чтобы ради такой свободы кто-нибудь захотел быть
сумасшедшим, за исключением тех, кто уже сошел с ума.
Г.В.Лейбниц

Быть может, самые глубокие противоречия между людьми
обусловлены их пониманием свободы.
К.Ясперс
 
В процессе стремительного преобразования тоталитарного
общества в демократическое резко расширяются границы само-
определения человека вследствие его освобождения от экономи-
ческой, политической, духовной зависимости от государства и
его правящих структур. Однако способы реализации этих вне-
запно открывшихся возможностей зависят от степени зрелости
личности и приобретают зачастую весьма опасный характер.
Нахлынувшая волна правового и нравственного нигилизма вновь
заставляет задуматься над известной истиной: освобожденный
человек еще не является свободным. Тоталитаризм не только
подавил внешнюю, а в значительной мере и внутреннюю свободу
человека, но радикально исказил саму идею свободы,
догматизировав и тем самым неверно интерпретировав ее
известную трактовку как осознанной необходимости1.
Скованному несвободой человеку свойственно понимать свободу
как отсутствие каких-либо ограничений, как право действовать
по личному произволу. Соответственно этому пониманию он и
начинает поступать в новых условиях. Как обращение к нам,
только становящимся на путь обретения свободы,
воспринимаются сегодня слова М.Хайдеггера, написанные им в
1940 году: "Всякое настоящее освобождение есть, однако, не
только срывание цепей и отбрасывание обязательств, оно есть
прежде всего переопределение сущности свободы"2.
В условиях переживаемого нами переходного периода происходит
дискредитация идеи свободы посредством ее отождествления в
массовом сознании с произволом, с тем, что М.Хайдеггер
называл "ночной стороной свободы". Суета и неразбериха в
политической, экономической и правовой деятельности
производят ощутимый сдвиг массового сознания в сторону ир-
рационализма в форме мистики, оккультизма, разного рода
псевдорелигиозности, размывающих и без того тонкий культур-
ный слой, разрушая и без того слабо укорененные в массовом
сознании нашего общества очаги рационализма. Еще не став
экзистенциальной ценностью, свобода уже подвергается критике
как источник опасности для нормального, цивилизованного
существования общества, что используется в политической
____________________
     1    Трактовка свободы как осознанной необходимости в
новоевропейской философии означала шаг на пути осознания
свободы как самоопределения человека, его независимости от
рока, судьбы, провидения и т.п.
     2    Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 118.

251

борьбе против демократических преобразований. Со свободой
связывают "разгул демократии", под которым подразумевают
неразбериху и злоупотребления на всех этажах власти, тогда
как с тоталитарным режимом связывают рациональность,
управляемость и безопасность общества. Иначе говоря, из
всего богатства идеи свободы берется лишь ее теневая сторона
- произвол, в то время как из тоталитаризма выделяется хотя
и социально полезная, но отнюдь не определяющая его существа
характеристика рациональности. После такой операции проблема
рациональности и свободы превращается в дилемму: или
рациональность жестких, антидемократических порядков или
произвол демократии. Вместо того, чтобы искать пути
гармонического единства различных ценностей, вновь идут по
пути принесения в жертву одной ценности ради утверждения
другой. И если тоталитаризм жертвует свободой ради утопии
"разумного" общества, то его противники готовы отбросить
вместе с ним и идею рациональности ради "свободы".
* * *
Противостояние разума и свободы, истины и блага, познания и
творчества постоянно присутствует в философских спорах.
Задача сочетания в единой системе разнонаправленных ценно-
стей никогда не была простой. Однако катастрофический харак-
тер XX века с его повторяющимися кризисами и катаклизмами,
когда перед человечеством открылась пропасть небытия, еще
более усложнил эту и без того нелегкую работу, усилив
тенденцию к их разрыву и противопоставлению.
Кризис доверия к разуму, прошедший на протяжении XIX века
ряд последовательных стадий3, в дальнейшем еще более уг-
лубился, охватив последний, казавшийся незыблемым и непри-
ступным бастион - науку. Поэтапное сужение сферы рациональ-
ности - от всеобъемлющего разума Просвещения до естественно-
научного разума позитивизма - означало лишь постепенную ло-
кализацию проблемы рациональности, но не ее разрешение.
Трудности и неудачи позитивистского обоснования научной ра-
циональности усилили кризис доверия к разуму даже в соб-
ственно познавательной сфере, не говоря уже о социально-
практических сторонах бытия человека. Позитивизм
рассматривал науку как сферу рациональности per se, как ее
идеальное воплощение. Однако он не смог решить важнейшие для
такой позиции проблемы: демаркации науки от иных форм
человеческой деятельности и эмпирического обоснования
научных теорий. В итоге разум не оправдал свои притязания на
познание истины (в метафизическом значении этого слова) и
ограничивался истиной в смысле формально-логической
правильности.
Распространение позитивистской трактовки рациональности на
иные сферы бытия способствовало такому пониманию разума,
которое М.Вебер, а позднее представители Франкфуртской школы
(М.Хоркхаймер, Т.Адорно, Г.Маркузе и др.) назвали
____________________
     3    Ю.Н. Давыдов  выделил три стадии кризиса как смену
трех исторических форм рациональности - просветительской,
гегелевской и неокантианско-позитивисткой (См.: Неомарксизм
и проблемы социологии культуры. М., 1980. С. 8-10).

252

техническим или инструментальным, имея в виду его основное
назначение - быть средством господства, регламентации
жизненных процессов. При таком понимании разум, конечно, не
может выступать союзником свободы: он теряет способность
участвовать в процессе целеполагания и не в состоянии быть
осмыслением мира в его внутренних связях и целостности.
Рассматриваемые Просвещением как союзники в деле достижения
счастья человечества, они теперь осознаются как непримиримые
противники. Разум, истолкованный как инструментальная
рациональность, жестко связывается с целесообразностью и
эффективностью, свобода - с целеполаганием и ценностью.
Такое противопоставление имеет под собой реальную почву в
современной индустриальной цивилизации, представляющей собой
действительную угрозу как разуму, так и свободе, да и самому
физическому существованию человечества. Однако важно не
упустить из вида многомерность взаимоотношений разума и
свободы и не абсолютизировать их конкретно-историческую
форму. Если не учитывать тех превращений, которые претерпело
понятие разума, то борьба в защиту свободы легко перерастает
в отрицание разума. И эта подмена вполне реальна, что
подчеркивал Г.П.Федотов: "Борьба с рационализмом в
современности есть борьба с разумом, а не с его
злоупотреблениями"4. Защита свободы путем отречения от
разума приводит не к торжеству свободы, а к капитуляции
перед безумием. Столкновение разума и свободы неизбежно
превращается в "войну на уничтожение": победа свободы над
разумом рождает произвол и вседозволенность, победа разума
над свободой, как показали попытки реализации утопии
"разумного общества", осуществимы лишь в тоталитарном
государстве ценой полного подавления свободы личности. Выбор
между свободой и разумом при любом исходе этой драмы
завершается трагедией - гибелью всего человеческого в
человеке.
* * *
Вернемся из тупика современности на несколько веков назад,
когда единство разума и свободы была господствующим
представлением, чтобы понять, на чем основывалось это един-
ство. В идеологии Просвещения разум и свобода не противосто-
яли друг другу, но составляли устойчивое единство, ведущая
роль в котором принадлежала разуму. Оставим в стороне
гротескные формы проявления абсолютизации роли разума, чего
не избежали деятели Французской революции, ибо это было
скорее плодом революционного неистовства, чем атрибутом
идеологии Просвещения, с его упованием на силу разума и его
постепенное распространение и влияние во всех сферах жизни.
Суть рассматриваемой позиции не столько в превознесении роли
разума, сколько в его особом понимании. Теоретической
основой Просвещения был классический рационализм,
утверждавший ведущую роль разума не только в познании, но и
в других областях человеческой деятельности. Здесь
соединились вера в способность разума к постижению мира и
____________________
     4    Федотов Г.П. Esse Homo ( О некоторых гонимых
"измах") // Образ человека XX века. М., 1988. С. 67.

253

убеждение в возможности преобразования жизни в соответствии
с принципами разума. Но этим не исчерпывается влияние
классического рационализма на идеологию Просвещения. Для
рассматриваемого здесь вопроса более важным является то, что
разум выступает в единстве со свободой, и скрепляющим этот
союз звеном является критическое сознание или
просветительский критицизм. Критицизм как реализация свободы
в познании или, другими словами, как действие свободы в
разуме составляет для нас наибольшую ценность Просвещения.
Внесение "света разума" во все сферы жизни означало прежде
всего пересмотр традиций, верований, мифов, иллюзий,
предрассудков, их прояснение и обнаружение в самих
основаниях познания и деятельности. Это тот самый
универсальный критицизм (анализ содержания сознания,
рефлексия), который формировался в рационализме античности и
с которого начиналась новоевропейская философия, где
догматический онтологизм систематики вытеснялся
аналитическим и критическим методом. Разум в своей
критической функции выступает как свободная мысль, мысль,
освобождающая сама себя от всего, представляющегося ей
необоснованным, внешним, навязанным извне. Критицизм
является актом свободы в познании, самоопределением
сознания. В статье "Что такое Просвещение?" И. Кант, сде-
лавший предметом философского осмысления саму практику
просветительского критицизма, непосредственно определяет
Просвещение как "выход человека из состояния своего несовер-
шеннолетия, в котором он находится по собственной вине...
Sареге aude! - имей мужество пользоваться собственным умом!
- таков, следовательно, девиз Просвещения"5. Распространение
света разума неотделимо от завоевания свободы, ибо "публика
сама себя просветит, если только представить ей свободу...
Для этого просвещения требуется только свобода, и притом
самая безобидная, а именно, во всех случаях пользоваться
собственным разумом"6.
В идеологии Просвещения свобода и разум сосуществуют и
взаимодействуют как высшие человеческие ценности. Они заданы
человеку в качестве тех целей, к которым он должен стре-
миться, и тех ценностей, на основе которых он должен строить
свою жизнь. Свобода понималась здесь прежде всего как
освобождение разума, как его наиболее полное и
беспрепятственное развитие и распространение. С просвещенным
разумом связывались надежды на формирование более разумного
и свободного общества. Единство свободы и разума
подчеркивается и тем, что сами эти понятия нередко
определялись друг через друга: свобода понималась как
сущность разума и адекватная форма его существования. По
И.Канту, реализация просвещенческого проекта не требует
ничего, кроме свободы вносить свет разума во все деяния
человека. Идеал прогресса однозначно связывался с расшире-
нием сферы разума в поведении людей.

____________________
     5    Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1966. С. 27.
     6    Там же. С. 29.

254

Сокрушительный удар по союзу свободы и разума был нанесен
опытом Французской революции, показавшей уже не в теории
(что было сделано романтическими критиками Просвещения), а
на практике иллюзорность надежды на то, что такой альянс
способен создать справедливое и гуманное общество,
управляемое свободными, размышляющими, автономными
личностями. И дело не только в ужасе от кровавых событий
революции, заглушивших голос разума и продемонстрировавших
принципиальную несводимость поведения людей к всеобщим
принципам разума. Эта революция стала решающей вехой на том
пути, по которому пошла европейская цивилизация.
Индустриальный путь развития изначально делает ставку на на-
уку, как будто возвышая тем самым научный разум над всеми
другими формами культуры. Однако понимание его существенно
меняется. Активное внедрение науки в сферу материального
производства повлекло за собой не только преобразование
последнего, но и приспособление научного разума к
потребностям развития производства. Единство разума было
нарушено преобладанием технико-инструментальных задач над
проблемами целостного познания истины. Познание истины как
цель науки вытеснялось и заменялось проектами достижения
пользы и эффективности. Сама по себе такая "специализация"
разума (в форме науки) в определенных пределах необходима и
оправданна, но лишь как одна из его функций. Несовместимость
разума и свободы наступает тогда, когда процессы
повсеместной рационализации жизни, понимаемые как расширение
господства "технологической целесообразности", охватывают
все сферы жизни, вплоть до навязывания индивиду стандартов
поведения и досуга, манипуляции его сознанием, что,
естественно, никак не согласуются с целями и духом свободы.
Таким образом, превращение разума из союзника свободы в ее
врага происходило вместе с вырождением идеи разума в понятие
рациональности, трактуемой как логичность в сфере мышления и
эффективность в сфере деятельности. В этих условиях ценности
свободы могут сохраняться уже не благодаря, а вопреки
прогрессирующей рационализации жизни.
Гипертрофия инструментальной стороны разума сопровождается
подавлением его познавательной и критической способностей.
Союз разума и свободы разрушается вместе с ослаблением
связующего их звена - критико-рефлексивной деятельности со-
знания. Разум, сведенный к рациональности, понимаемой как
целерациональность, отказывается от проблем постижения
смысла, обоснования целей и из критического становится кон-
формистским. Разум теряет свою критическую напряженность:
способность постигать основания и границы своего опыта,
отделять сущее от должного, видеть в существующем потенции
иного существования, то есть выходить за пределы данного в
мир умопостигаемый. Иначе говоря, он перестает быть путем к
истине и потому становится чуждым и враждебным свободе, ибо
свобода неотделима от истины.
Задача инструментального разума - оптимизировать действия
существующей системы (природной, технической, социальной и
т.д.). Критический же разум озабочен не просто поддержанием
существования, но и сохранением свободы и достоинства

255

человека. Если воспользоваться предложенным Ю.Хабермасом
различением интересов на технический, практический и эманси-
паторский и выделением соответствующих им трех видов знания
- информации, интерпретации и анализа,- то с инструменталь-
ным разумом соотносятся полюс технического интереса и знание
в виде информации. Тогда как критической рациональности, или
классическому понятию разума, более всего соответствует
другой полюс - эмансипаторский и отвечающий ему тип знания -
критический анализ. Очевидно, что в реальной жизни
сосуществуют все названные интересы, и необходимы все типы
знания. Инструментальный разум, если ему не придается
тотального значения, сам по себе не враждебен человеческой
свободе и не препятствует ей. Напротив, он способствует
достижению определенной независимости от внешнего мира и
потому выполняет эмансипаторские функции. Критическая
рациональность обеспечивает дальнейшее движение по этому
пути, ибо она включает размышления о том, что мы делаем, что
мы хотим делать и что мы можем делать. Она уже предполагает
свободу как самоопределение человека в его деятельности и
как таковая не является альтернативой инструментальному
разуму. Лишь в своем единстве обе формы рациональности
содействуют человеческой свободе. Противостояние возникает
тогда, когда инструментальная форма рациональности
развивается за счет критико-рефлексивной, когда техническая
рациональность становится доминирующей, производя то, что
Ч.Миллс назвал "рациональностью без разума".
Ощущение враждебности разума свободе еще более усиливается
от использования технической рациональности в социальной и
гуманитарной сферах с определенными узкопрагматическими
целями управления социальными процессами, что неизбежно
обеспечивает господство одной группы над другой и служит
средством подавления индивидуальной свободы. Это чревато
вспышками социального протеста, что при неотрефлексирован-
ности мировоззренческих позиций, смешивающих рационализацию
с рациональностью и разумом, способно порождать негативное
отношение к разуму как врагу свободы.
Один из путей восстановления единства разума и свободы мы
уже видели на примере философии Просвещения. Признавая
несостоятельность просвещенческого оптимизма с его отождест-
влением свободы и разума, и верой в неизбежность прогресса
как следствия распространения знаний, все же стоит сохранить
и развить те ценные идеи, которые актуальны и сейчас, и,
возможно, даже более актуальны, чем раньше. Просвещение
четко определило свое понимание свободы как пути развития
человеческого разума, и прежде всего его критической
способности. Метод критики был по существу способом
утверждения автономии человеческого разума. Ценность
рационального познания не сводилась к полученным и
зафиксированным знаниям, но виделась в его устремленности к
свободе, в преодолении препятствий на этом пути. Именно на
эту сторону критического сознания обратил внимание
Г.Рейхенбах, когда писал, что "власть разума нужно видеть не
в принципах, которые он диктует нашему воображению, а в
способности освобождаться от всякого рода принципов,

256

навязанных нашим опытом и традицией"7. Критика, таким
образом, прокладывает путь как к истине, так и к свободе.
* * *
Критика есть выражение и реализация свободного отношения к
исследуемому предмету, его анализ и оценка. Она стимулирует
поиск истины, поддерживает стремление к ней. Сама идея
автономии разума есть осуществление принципа свободы в сфере
познания. Критика - свободное испытание разумом объекта ис-
следования. Именно так понимал ее основатель критической фи-
лософии Кант. "Наш век,- писал он,- есть подлинный век кри-
тики, которой должно подчиняться все. Религия на основе
своей святости и законодательство на основе своего величия
хотят поставить себя вне этой критики. Однако в таком случае
они справедливо вызывают подозрение и теряют право на
искреннее уважение, оказываемое разумом только тому, что
может устоять перед его свободным и открытым испытанием"8.
Критика, таким образом, является условием свободного
познания, а свобода, в свою очередь, реализацией критической
позиции, выходом за пределы наличного бытия, то есть
творчеством.
Значение критики особенно возрастает в кризисные периоды
истории. Современная ситуация являет нам переплетение раз-
личных кризисов - социального, духовного, экономического,
политического и т.д. Они расшатывают доверие к устоявшимся
нормам и ценностям. Роль критики в подобных ситуациях осо-
бенно велика, ибо она способствует осмыслению границ и воз-
можностей существующих и общепринятых способов познания и
деятельности. Именно эту работу проделал И.Кант, создав свою
"Критику чистого разума", или В.Дильтей, предпринявший кри-
тику исторического разума. Осознание границ как бы завершает
одну стадию развития и открывает пути дальнейшего движения.
Критика помогает преодолеть догматизм и абсолютизм, которых
не удается избежать ни одной достаточно развитой системе,
обнаруживая исторически ограниченный и потому преходящий ха-
рактер каждой из них. В современной ситуации критическая по-
зиция становится жизненно необходимой в связи с тем, что
вследствие растущей рационализации всех сфер жизни человека
обслуживающие их интеллектуальные и ценностные системы все
больше догматизируются и все меньше проявляют способность к
внутренней критике или самокритике. Как отметил в отношении
естествознания Д.Бернал, с ростом практического могущества
даже наука - наиболее развитая сфера рационального мышления
- начала терять свои критические функции.
Критическая позиции удерживает разум от вырождения в
формальную рациональность и придает ему творческий импульс.
Она не дает присущему разуму стремлению к истине превра-
титься в уверенность в ее достижении, помогая увидеть, что
всякое достигнутое знание, решая одни проблемы, порождает
новые, еще более сложные, так же, как и достигнутая свобода
становится одновременно и новой несвободой. Об этом
____________________
     7    Reichenbach H. The Rise of Scientific Philosophy.
Berkley. Los Angeles, 1954. P. 141.
     8    Кант И. Соч. Т. 3. С. 27.

257

замечательно пишет Г.Ибсен в письме к Брандесу:
"Единственное, что я ценю в свободе, это - борьбу за нее;
обладание же ею меня не интересует... То, что я зову борьбой
за свободу, есть не что иное, как постоянное живое усвоение
идеи свободы. Всякое иное обладание свободой, исключающее
постоянное стремление к ней, мертво и разумно, бездушно"9.
Ведь само понятие свободы тем и отличается, что все более
расширяется по мере того, как мы стараемся усвоить его себе.
И хотя сам Ибсен уподобляет разумность мертвой бездушности
(опираясь, видимо, на догматическое понятие рациональности),
сказанное им вполне приложимо и к понятию рациональности,
понимаемой как критико-рефлексивная позиция, проникнутая
пафосом поиска истины. Ибо истина также есть прежде всего
стремление к истине. Истина и свобода существуют лишь в
стремлении к ним, но исчезают в обладании ими. Если
воспользоваться терминологией Э.Фромма, они принадлежат
модусу бытия, а не обладания.
Как рациональность, так и свобода не являются объектами
(качествами, сущностями), которые поддаются определению с
помощью четких критериев. Для целей данного обсуждения сде-
лаем лишь необходимые уточнения. Рациональным мы будем
считать то, что допускает возможность критики. Свобода суще-
ствует лишь там, где есть возможность изменения (ситуации,
отношения, знания и т.д.). Критика состоит в осознании
границ достигнутого, свобода - в их преодолении.
Взаимодополнение и взаимопроникновение разума и свободы
обнаруживается даже в самой цитадели разума - науке. В своем
историческом развитии она проявляет себя как свободная
деятельность: постоянно преодолевает достигнутый уровень
познания, пересматривает критерии, нормы, методы познания.
Притязания разума на автономию изначально преобладали в
науке. Можно даже сказать, что нередко именно люди науки
являли своим поведением образцы свободного человека.
Стремление к свободе выражается в науке как любовь к истине,
а независимость разума зиждется на вере в истину. Истина и
свобода как две фундаментальные человеческие ценности
образуют, таким образом, неразрывное единство: свобода
реализуется благодаря разуму, а разум может продвигаться к
истине только будучи свободным. Однако, как отмечал
К.Ясперс, "абсолютная истина, а тем самым и полная свобода
никогда не достигается. Истина вместе со свободой находится
в пути"10.
Критическая позиция является, таким образом, неотъемлемой
характеристикой свободы и ее необходимым условием. Однако
этим свобода не исчерпывается. Роль критики ограничивается
задачами достижения негативной свободы как "свободы от", или
внешней свободы. Отрицательная свобода как независимость от
внешних ограничений имеет своим пределом своеволие, то есть
свободу только для себя, или эгоизм. Она не исключает
господства над людьми, не отрицает тирании, ибо тиран есть
____________________
     9    Цит. по: Блок А. Соч.: В 12 т. Т. 8. С. 108.
     10   Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.
С. 168.

258

вольный человек. Исключая какие-либо ограничения своей сво-
боды, она лишена уважения к чужой свободе. Своеволие поэтому
не может быть истинной свободой. Как писал Гегель, "я только
тогда истинно свободен, если и другой также свободен и мною
признается свободным"11. Свободой как отсутствием препят-
ствий могут обладать и физические тела. Человеческая же сво-
бода предполагает возможность и, что не менее важно, способ-
ность разумного, то есть ответственного, выбора. Это прежде
всего выбор между образом действий, обоснованных разумом или
же эмоциональными пристрастиями, инстинктами, преду-
беждениями. Произвол и есть свобода, не устремленная к
истине.
Рациональность в форме критического разума обеспечивает,
таким образом, внешнюю, негативную свободу. Позитивный же
смысл свободе придает соединение рациональности с нравствен-
ностью, то есть расширение критико-рефлексивной деятельности
до включения в ее сферу нравственных целей и идеалов.
Позитивная свобода - это способность делать свой выбор в
согласии с голосом разума и совести, то есть на основании
разумного выбора и ответственности.
Одним из аргументов в противопоставлении рациональности и
свободы является утверждение о связи рациональности с
целесообразностью и закономерностью, не оставляющих, якобы,
места свободному выбору. Этот аргумент основан на той дефор-
мации понятий свободы и рациональности, о которых говорилось
выше. Если отказаться от узкоинструментального или фор-
мального понимания рациональности и не сводить свободу к
бессознательному импульсивному действию, то их единство не
покажется столь невозможным. В частности, их единство стано-
вится очевидным, если обратить внимание на столь важную ха-
рактеристику свободы, как ответственность. Без этого
говорить о свободе столь же бессмысленно, как и без
возможности выбора. Ответственность - это цена, которую мы
платим за свободу. И если возможность выбора привлекает
многих и делает для них свободу желанной, то неизбежность
ответственности значительно сужает круг ее ревнителей. Но об
ответственности невозможно говорить, не обращаясь к разуму и
рациональности. Основанный на свободе выбора поступок
является рациональным именно в силу ответственности.
Рациональность в данном случае означает оправданность
поступка перед лицом ответственности. Когда мы говорим о
свободе, становится очевидной нетождественность понятий
рациональности и целесообразности. Целесообразность
предполагает определяемость поведения извне заданной целью,
подчинение ей, что исключает свободу выбора и снимает с дей-
ствующего субъекта индивидуальную ответственность.
Мы не можем говорить о свободе, не обращаясь к идее раци-
ональности, понятой в широком смысле, как она проявляется в
практике размышления, аргументации, обоснования, критики.
Различие этих двух типов станет очевиднее, если мы
попытаемся оценить действие с точки зрения рациональности. О
____________________
     11   Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3.
М., 1977. С. 241.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

вляется свободным
Рациональность остается существенным
Рациональность интеллектуальной